Яд иллюзий - Галина Зарудная

 – Да-а, мы раньше каждое лето ездили на курорты. А сейчас… даже на речку выбраться никак не можем.

 Я слушала отца и незаметно поглядывала на часы, всеми доступными мне силами удерживая нервное возбуждение. У меня не было времени впадать в семейные воспоминания. Но чтобы спрятать свои чувства, необходимо было стать профессиональной актрисой. Другого выбора у меня просто не было!

 – Пожалуй, я тоже посмотрю это видео.

 – Правда, – обрадовался папа.

 Я уверенно кивнула

 – Как раз и пиццу подвезут.

 – Знаешь, – он вдруг крепко прижал меня к себе. – Я понимаю, как ты чувствуешь себя здесь, несмотря на нашу заботу и все такое. Но обещаю, радость моя, как только весь этот кошмар останется позади, ты снова будешь свободной птицей. Просто наберись терпения, ладно?

 Мне хотелось сказать ему тогда, как сильно я их всех люблю, ведь никто не знал, может, мы виделись в последний раз… Но я боялась, что это могло вызвать у него подозрения, а тогда бы весь мой план рухнул.

 – Пойду приготовлю ножи и вилки, а вы пока перемотайте назад, – попросила я.

 Я слышала, как отец вошел в зал и радостно воскликнул:

 – Просим повторение сеанса! Сейчас будет пицца…

 Я мысленно попросила у него прощение за свою ложь.

 Потом снова позвонила в пиццерию, подтвердила заказ и предупредила, что кодовый замок на двери подъезда не работает, а значит, нет смысла звонить в домофон. Это была не правда. Но в том и  состояла часть моего плана. Как только доставщик пицци появиться у двери подъезда, пусть тут же перезвонит по этому номеру.

 Потом я заглянула в зал. На экране огромного плазменного телевизора в центре комнаты я увидела семилетнюю себя в розовом спасательном круге, брызжущую водой и без конца визжащую от восторга.

 – Пицца будет через минут десять,– объявила я лицемерно. – Я еще успеваю быстренько принять душ. А вы давайте решайте, что мы будем смотреть…

 – Иди-иди, – суетился папа. – Я уже нашел…

 Я окинула трепетным взглядом свою семью. Они были счастливы уже от того, что я составлю им компанию. Я хотела запомнить их в тот миг. Сердце подсказывало, что это был последний миг нашего семейного счастья…

 Потом я вернулась к себе в комнату и принялась за действия.

 Теперешняя моя главная задача – это выскочить из дома незамеченной. Для этого необходима конспирация.

 Я распахнула шкаф и стала искать на верхней полке коробку, в которой хранился костюм Клеопатры. Когда-то я выступала в нем на вечере, посвященном прощанию со школой. Я вспомнила об этом костюме только сейчас. Но главным был не сам костюм, а прилагающийся к нему парик, вот что меня интересовало.

 Копошась в шкафу трясущимися руками, я все же нащупала парик в коробке и вздохнула с облегчением. Шаг первый.

 Черные джинсы, черная курточка – шаг второй.

 Мобильный телефон Борщева. О нем, к счастью, никто не знает. Шаг третий – вызвать по нему такси и попросить подождать неподалеку от дома.

 Затем я спрятала все эти вещи в пакет.

 На мне по-прежнему оставался банный халат.  Стрелки часов подгоняли. Но доставщик пицци опаздывал. Его могут проверять на входе сотрудники милиции, предположила я. Может даже тот из них, что переодет бомжом, прицепился к парню как бы невзначай.

 «Давай же, давай!» – Подгоняла я мысленно. — «Дорога каждая секунда!»

 Наконец телефон зазвонил.

 Я уже находилась в ванной, прилипнув к двери и пытаясь расслышать, о чем говорит отец. Включенный душ мешал мне, практически все заглушая. Но вот интонация папы резко подскочила:

 – Что? Кодовый замок не работает? Открыть? Ну, хорошо. Ждите.

 Как только входная дверь захлопнулась, я выскочила из ванной, держа наготове пакет  с одеждой. Посчитала до десяти, чтобы у отца было время спуститься вниз, и тогда осторожно выскользнула в подъезд.

 Родители жили на предпоследнем, восьмом этаже, и это обстоятельство я так же учла. Я поднялась на девятый. Там, как правило, было тихо, вероятность наткнуться на кого-нибудь в десять часов вечера практически ровнялась нулю. Я быстро переоделась, и к тому моменту, когда двери лифта распахнулись на восьмом этаже, выпустив моего отца с пиццей, я уже поправляла парик на голове. 

 Едва дождавшись пока он войдет в квартиру, нажала на кнопку лифта, молясь, чтобы его никто не перехватил. У меня оставались считанные секунды до того момента, когда отец поймет, что меня нет в душе. Сейчас он крикнет через дверь ванной, что пицца прибыла. Не получив ответа постучит, поймет, что дверь открыта, войдет и увидит, что меня там нет. Он помчит в мою спальню, но подозрение уже охватит его, ведь неспроста же парень, принесший пиццу, утверждал, будто его предупредили наперед о неисправности кодового замка. А ведь замок работал безупречно. Не найдя меня и в зале, возле телевизора, он, наконец, поднимет шум, догадавшись, что я просто нагло сбежала…

 И тогда меня поймают раньше, чем лифт остановится на первом этаже…

 Как же долго спускался этот чертов лифт, скрипя, вздрагивая, дразня меня и подзадоривая. Но я не могла подгонять его пинками, и только нервно вжалась в стену кабинки, дожидаясь, чем это все закончиться.

 И вот я выхожу из двери подъезда, внушая себе, что я не Анна Гром, что даже не похожа на нее, что даже если отец уже поднял тревогу, никто не обратит внимание на обычную молоденькую девчонку с длинными черными волосами, выходящую из подъезда. Или все же обратит?

 Я шагала намеренно развязно, лениво, беззаботно, сунув руки в карманы, как это делают все подростки. Никто сейчас и не станет сомневаться, что я подросток.

 И все же мне удалось.

 Я  беспрепятственно миновала все посты, и будучи уже далеко за приделами двора, в котором жили родители, все еще не верила, что у меня получилось.

 Под покровом ночи город выглядел еще более плачевно. В неподдельной глухой пустоте даже собаки спрятались по норам. Но упорная мощная сила, дикое горячее стремление росло с каждым шагом, увлекая и подгоняя меня пульсирующим в сознании решением, пробивающимися молодыми ростками надежды.

 Земля была еще мокрой, в лужах на асфальте одиноко и мрачно утопало отражение редких уличных фонарей. Воздух сырой и прохладный. Из-за отсутствия ветра все будто замерло, как на старой картинке, и, казалось, никогда уже не рассосется этот  застывший призрачный вакуум, никогда не наступит день, и люди не станут шагать по этим тротуарам…

 Весь мир словно исчезал за стенами города – там притаилась тьма, непроглядная, пустая и черная. Оставались только пустынные улицы, да звезды на тусклом расплывчатом небе. И еще неизвестность.