Политическое цунами - Сергей Кургинян

При этом нужно еще раз напомнить, что в большинстве таких стран единственной достаточно организованной силой, которая способна прийти на смену резне и хаосу, хоть в какой-то мере их обуздать и обеспечить низовым массам минимально сносное существование, является жесткий ислам.

А такой ислам придет во власть со своими неизменными лозунгами «Ислам — это решение», «Прочь от соблазнов западного дьявола» и «Выход — в воссоздании правильного мироустроения: Халифата».

В связи с этим напомним также, кого Запад (прежде всего США и Великобритания) поддержал в решимости сколь угодно жестко пресекать оппозиционные «революционные протесты». Он поддержал подавление таких протестов именно и исключительно в самых жестких исламских нефтяных монархиях Персидского залива.

Наиболее ярко и наглядно это произошло в Бахрейне. Напомним, что за месяц до свирепого подавления протестов армией и за два месяца до ввода в страну саудовских и эмиратских войск президент США Б. Обама назвал Бахрейн «образцом проведения демократических реформ»…

В заключение, после внимательного рассмотрения основных деталей «революций» начала 2011 года, следует вернуться к гипотезам и моделям происходящего, изложенным в главе 12 первой части книги.

При любом исходе подавляющего большинства «исламских революций» — будь то управляемый или неуправляемый хаос межплеменных и межконфессиональных войн или же относительный порядок жизни по доведенным до средневековой суровости нормам шариата в новосозданных исламских эмиратах и султанатах — наиболее вероятным результатом станет погружение громадных регионов мира и человеческих масс в неразвитие.

В связи с этим считаем необходимым подчеркнуть следующее.

Перечисленные выше «детали» событий в странах нынешних «революций» предоставляют очень много весомых доводов в пользу гипотезы о том, что генеральный проект, в рамках которого инициированы эти «революции», — «демонтаж Модерна». Или, другими словами, «глобализация неразвития». И именно под реализацию этого проекта, скорее всего, согласились активно участвовать в организации указанных «революций» (причем уже сейчас видно, что явно в ущерб европейским интересам) транснационализированные элиты Европы.

Далее, многие из приведенных данных свидетельствуют в пользу гипотезы о том, что в указанный «генеральный проект» вложены, как в «матрешку», еще два сугубо американских (точнее англосаксонских) крупных проекта.

Первый, вполне стратегический рассчитан на то, что запущенная волна «революций» надолго взорвет исламское «южное подбрюшье» Евразии. И тем самым приостановит (или даже отбросит далеко назад) ключевых сегодняшних и завтрашних конкурентов США в гонке за мировое лидерство — Китай, Евросоюз, Индию, Россию.

Очевидно, что исламская радикализация и дестабилизация в Афганистане, Пакистане и Бангладеш не может не отозваться исламской дестабилизацией в китайском Синьцзяне и новым всплеском сепаратизма в Тибете. Это особенно вероятно в том случае, если с началом вывода войск НАТО из Афганистана «освободившиеся» боевики из республик Средней Азии, сегодня воюющие в рядах талибов, начнут атаки на Ферганскую долину.

Не менее очевидно, что эксцессы исламской радикализации в Пакистане и Бангладеш не могут не затронуть Индию с ее гигантским «внутренним» исламским населением и сепаратистскими и террористическими тенденциями в Пенджабе, Джамму и Кашмире, Западной Бенгалии.

Тем более очевидно, что волна внутренней исламской радикализации и потоки беженцев из стран Магриба (в которых, как уже заявляют представители правоохранительных органов ЕС, очень существенна доля сугубо криминальных элементов) всерьез и надолго дестабилизируют и социально-экономическую, и политическую ситуацию в Европе. И прежде всего, в основных «странах-локомотивах» ЕС — Франции и Германии, с их и без того очень крупной и политически активной исламской диаспорой. Первый признак этого процесса — фактическая приостановка (конечно же, оговаривается, что временная) действия Шенгенских соглашений об отказе от паспортного контроля на внутренних границах ЕС.

В том, что касается России, последствия происходящих «революций» также очевидны и, более того, форсируются (причем трудно верить, что случайно).

Так, военные эксперты сообщают, что лидеры радикального халифатистского «Исламского движения Узбекистана» (ИДУ) уже заявили о решимости в самое ближайшее время, по мере вывода войск коалиции из Афганистана, активизировать свои действия в Ферганской долине.

Кроме того, в конце апреля 2011 г. в прессе появились «предварительные выводы» международной комиссии во главе со спецпредставителем Парламентской ассамблеи ОБСЕ по Центральной Азии Киммо Кильюненом о расследовании крупнейших эксцессов в Ферганской долине в мае 2010 г.[429] Комиссия возлагает основную вину за эти эксцессы на временное правительство Киргизии Розы Отунбаевой.

Это неизбежно спровоцирует властную дестабилизацию в Киргизии (которая и без того находится в глубоком кризисе), а также «взрывную» эскалацию политической напряженности в Узбекистане и в узбекско-киргизских отношениях. То есть откроет широкие возможности для обещанных боевиками ИДУ «активных действий» в регионе.

А поскольку Россия связана со странами региона обязывающими соглашениями в рамках Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ), в случае перехода конфликта в Ферганской долине в военно-террористический регистр (и тем более в случае его расширения на сопредельные Таджикистан и Казахстан), военное вмешательство Москвы окажется практически неизбежным.

Нельзя исключать, что эти события будут неслучайным образом «синхронизированы» с активизацией радикального террористического ислама в республиках Северного Кавказа и Поволжья (военные аналитики считают такую «синхронизацию» высоковероятной).

Кроме того, стоит напомнить, что еще в начале апреля 2010 г. (во время «революции в Бишкеке» по свержению президента Курманбека Бакиева и до ферганских эксцессов) исламисты из ИДУ предрекали неизбежность гражданской войны в стране и вмешательства России в конфликт в силу обязательств ОДКБ. И обещали, что если Россия действительно вмешается, она получит в Ферганской долине «второй Афганистан».

Так что не случайно президент России Дмитрий Медведев еще 14 апреля 2010 г. призвал Бакиева уйти в отставку, «чтобы не допустить превращения страны во второй Афганистан»[430].

Наконец, по нашей гипотезе, второй проект США, вложенный в обсуждаемую «проектную матрешку», видимо, имеет целью «экономическое торможение» глобальных конкурентов США.

Так, еще один вполне очевидный результат происходящих ныне «революций» — остановка нарастающей в последние годы экономической экспансии Китая, Индии, стран Европы, России на неосвоенные (прежде всего, сырьевые) ресурсы стран Африки.

«Цунами революций» вполне очевидным образом резко повышает конъюнктурные риски капиталовложений не только в собственно «революционном» мегарегионе, но и во всех странах мира, косвенно затронутых кризисными эксцессами. И, соответственно, инициирует новый приток «свободных» мировых денег в государственные облигации и биржевые активы США, которые в условиях кризисов привычно считаются минимально рисковой «тихой гаванью» капиталов. Что, соответственно, позволит США и далее финансировать притоком этих чужих денег гигантские внешнеторговый и бюджетный дефициты глубоко кризисной национальной экономики.

Наконец, из динамики нынешнего энергоресурсного баланса ведущих стран мира видно, кто наиболее нуждается в импорте нефти и газа, причем преимущественно из тех регионов Магриба и Большого Ближнего Востока, где происходят «революции». Это большинство стран ЕС (включая Германию, Италию, отчасти Францию), а также Китай, Индия, Япония. США и Великобритания зависимы от импорта энергоносителей из этих «революционных» регионов несравненно слабее.

Соответственно, хаос «исламских революций» наиболее болезненно сказался на устойчивости «энергетического базиса» развития экономики и на расходах на импорт энергоносителей именно в уже названных союзах и странах — глобальных конкурентах США: в ЕС, Китае и Индии, но не в Америке. Об этом можно судить хотя бы по тому, что с самого начала этих «революций» цена барреля нефти на Нью-Йоркской бирже оказывается в среднем на 12–15 долларов ниже, чем на Лондонской бирже.

Причем нужно отметить, что поставки нефти на мировой рынок в результате этих «революций» упали очень незначительно (остановка экспорта Ливией — это менее 2 % мирового нефтяного рынка), а резкий скачок нефтяных (и следом за ними газовых) цен — в основном результат спекулятивного бума и «наценок за политический риск». Понятно, что возможные эксцессы в ключевых поставщиках нефти на мировые рынки — монархиях Залива, Ираке, Иране — создадут для основных мировых нефтяных импортеров гораздо более тяжелые энергетические, валютные и общеэкономические проблемы. А развитие ситуации в «революционном» мегарегионе от такого сценария пока что вовсе не гарантирует.