Гончаров - Владимир Мельник

Под своё состояние Илья Ильич подводит философский базис самооправдания: «…наконец решит, что жизнь его не только сложилась, но и создана, даже предназначена была так просто, немудрено, чтоб выразить возможность идеально покойной стороны человеческого бытия. Другим, думал он, выпадало на долю выражать ее тревожные стороны, двигать создающими и разрушающими силами: у всякого свое назначение!» Какой странный, но замечательный урок дал Гончаров русскому человеку в лице Ильи Обломова! Как органично уживаются в натуре героя самые противоположные качества! Известный русский историк В. О. Ключевский прекрасно разгадал Обломова, когда написал о «неврастеническом отвращении к труду, деятельности, но с сохранением… чистоты сердца и благородства духа», с эстетизацией жизни.[205]

Итог жизни Обломова весьма неушительный. Он подводится в разговоре со Штольцем уже при окончательном прощании: «…мне давно совестно жить на свете! Но не могу идти с тобой твоей дорогой, если б даже захотел…» И слова Штольца выглядят как окончательный приговор: «Погиб ты, Илья…» Вообще 9-я глава четвертой части — самая трагическая в романе. Неслучайно постоянно повторяются слова «смерть», «погиб». Вскоре за духовной смертью закономерно приходит и смерть физическая. Однако роман явно проникнут евангельским духом. Даже окончательная духовная гибель героя еще оставляет надежду на милосердие Бога. На это милосердие надеется автор, когда лишь в намеке дает образ ангела, охраняющего могилу Обломова: «Кажется, сам ангел тишины охраняет сон его». Надежда проглядывает и в том, как сохранился Илья Ильич в памяти людей. Еженедельно молится о нем в церкви вдова Агафья Матвеевна Пшеницына. Добрым словом вспоминает о нем Захар: «Этакого барина отнял Господь! На радость людям жил… Не нажить такого барина… помяни, Господи, его душеньку во Царствии Своем!»

Обломов погиб для мира, для людей, погиб и духовно: сознательно, с отчаянием и унынием. Тем не менее чистое сердце и кротость, доброта героя успели принести свои плоды. Не все столь безнадежно в романе. Илья Ильич едва ли не единственный герой романа, который все же возвращает Богу «плод брошенного Им зерна». Отщетив свою душу, он все же оживляет других, благодаря своим добрым евангельским начаткам пробуждает их к жизни. С точки зрения христианской, ему были поданы Богом такие дары, как чистое сердце, кротость, нищета духа, плач и пр. Для многих в романе — он истинный свет. Таким светом озарил он жизнь Ольги, а затем осветил жизнь Агафьи Матвеевны Пшеницыной. «Она поняла, что проиграла и просияла ее жизнь, что Бог вложил в ее жизнь душу и вынул опять; что засветилось в ней солнце и померкло навсегда… Навсегда, правда; но зато навсегда осмыслилась и жизнь ее: теперь уж она знала, зачем она жила и что жила не напрасно…»

Какой сложный рисунок духовной жизни русского человека Обломова создаёт Гончаров. Жизнь Обломова лишь с первого взгляда не имеет никаких результатов. На самом деле он совершил едва ли не более всех других героев. Штольц и Ольга вдвоем не смогли разбудить Обломова, так как глубоко в их натуре был скрыт эгоизм. Илья Обломов благотворно действует на всех, с кем ему приходится столкнуться. Он воздействует на окружающую жизнь уже самим фактом своего существования, своим «золотым сердцем», кротостью, душевностью. После смерти Обломова Штольца, Ольгу и Агафью Матвеевну «связывала одна общая симпатия, одна память о чистой, как хрусталь, душе покойника». Следует обратить внимание и на другое: Штольц и Ольга не показаны в полном семейном кругу, среди своих детей, о которых содержится лишь очень глухое упоминание, в то время как Обломов изображается автором в окружении детей Агафьи Матвеевны. Весьма закономерно, что Штольцы воспитывают ребенка Обломова. Илья Ильич оставляет на земле полноценное потомство. Писатель, кажется, хочет донести до нас мысль о том, что его герой не бесплоден, хотя не во всем прав. Сына Обломова зовут Андрей. Очевидно, что воспитан он будет по-штольцевски, но все же продолжать жизнь будет обломовский род. Все это дает дополнительные смысловые акцентировки и показывает, что Обломов не вовсе бесплодно прожил свою жизнь. Его драма состоит в том, что все-таки он мог бы прожить ее более сознательно, трезво, бодро. Мог принести плод «сторицею». Если он и не погиб окончательно, если что-то доброе все-таки сделал в жизни, то благодаря своим природным добрым задаткам.

В то же время сказать, что он совершенно лишен доброй воли и только «плывет по течению», нельзя. Он проявляет свою волю в том, что сознательно уходит от суеты, с участием относится к другим людям: в первой части романа он выслушивает всех (но никто не хочет выслушать его «два несчастья»: письмо от старосты и переезд на другую квартиру). Обломов заступается за честь женщины и дает пощечину негодяю Тарантьеву. Обломов добр, «нежен», как говорит Ольга Ильинская.

Все эти нравственно значимые поступки Ильи Ильича — плод его волевых устремлений, только они направлены не в социум и не во внешнюю сторону жизни, а в ее внутреннюю, нравственную основу. Вот почему автор не выносит ему приговор, но выдвигает на первый план как окончательный итог — возможность Божьего милосердия. Разгадка судьбы Ильи Обломова — в том же 16-м стихе 10-й главы Евангелия от Матфея, где говорится о «голубиных» качествах апостолов: «Вот, Я посылаю вас, как овец среди волков: итак будьте мудры, как змеи и просты, как голуби». Несомненно, Илья «прост, как голубь», но совсем не проявляет качеств «мудрой змеи». Зато он вполне последовательно воплощает образ «овцы среди волков».

Если Обломов выражает одну сторону христианства (кротость, смирение, нищета духа), то Андрей Штольц и Ольга — другую. Христианские представления Штольца о жизни акцентированы автором. То, чего не удостоился Обломов, сказано в романе о Штольце: «Веру он исповедовал православную». Для Гончарова это обязывающее определение в контексте романа. Крупным планом христианство Штольца показано в аспекте двух проблем: отношения к труду и к браку.

Штольц с восьми лет «разбирал по складам… библейские стихи и… с матерью читал священную историю». В полном соответствии с требованиями христианского учения о воспитании Штольц вырос и развивался в обстановке душевной и телесной бодрости и свежести, целомудрия. Гончаров обращает внимание на неусыпное внутреннее внимание юноши к своей душевной жизни («Так же тонко и осторожно, как за воображением, следил он за сердцем»), на волевые усилия («Кажется, и печалями, и радостями он управлял…»), а главное, на боязнь «ночной культуры» (Г. Флоровский), воображения («Больше всего он боялся воображения»); и наконец, Гончаров приписывает Штольцу свое собственное неутомимое стремление к анализу душевной жизни и тонкому поиску меры, «тонкой черты, отделяющей мир чувства от мира лжи и сентиментальности…».