Доктор гад - Евгения Дербоглав
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она еле дотащила его вниз и свалила на кровать около Эдты, как он и просил, хотя Равила сначала хотела привести его в гостевую комнату.
Он спал без кошмаров, едва не растеряв жизненные силы, но сон всё равно окрасился образами. Облака над его головой рассеивались, открывая сладко-жёлтое закатное небо, а женский силуэт на горизонте менял свои очертания с каждым порывом дыхания. Виалла тянула к нему руку с ласковой улыбкой, а когда он подошёл к ней, ветер закрыл её лицо волосами, которые не были волосами Виаллы, они были темны до синевы. «Спасибо», шептали у него над ухом чьи-то губы, и голос не был ни мужским, ни женским. Чьи-то руки обвили сзади его стан, и голова его наполнилась холодным и горьковатым запахом цветов, которых здесь не росло. Зыбкая фигура жены протягивала ему букет колокольчиков, лицо её менялось от ветра, словно было нарисовано дымом. Дитр уже не знал, кто перед ним, и букет в её руках уже был из огромных голубых астр, не было там колокольчиков.
Он вдыхал неведомый запах, а с лица Виаллы исчезали черты, растворяясь всемирной любовью, проникая в поры его лица. Фигура обратилась дымкой, а когда он глубоко вздохнул, вскрикнув во сне, руки сзади ещё крепче обняли его. Виаллы больше не было, ладони его обхватил своими тонкими кистями коленопреклонённый человек с чёрными волосами.
На небе более не было ни единого облака, лишь чье-то дыхание да гудение бражников над цветами заполняли его сон. Он бы всю жизнь там находился, потому что знал, зачем снятся сны, но не знал, где у них начало, а где растворяются они бессердечным утром и чьими-то поцелуями.
Он уже не спал, когда Эдта целовала его лицо и шею, расстёгивая пуговицы на его сорочке. Она была уже обнажённая, а сзади её обнимали руки отошедшего от дурмана шеф-душевника. Он прижался подбородком к её плечу и смотрел на друга из-под поволоки глубоких тёмных глаз. Эдта, прильнув щекой к его лбу, улыбалась. Дитр вдруг подумал, что порой супруги так похожи друг на друга – и это было не потому, что Рофомм и Эдта были оба темноволосы, а из-за чего-то другого.
– Ты будешь моим Береговым? – тихо спросил Рофомм. – Будешь охранять мою семью, пока не придёт время передать их мне?
Дитр понятия не имел, кто такой Береговой, и на всякий случай нахмурился. Эдта рассмеялась, притянув его к себе. Он не сопротивлялся, хотя его тревожило стать одним из всех тех мужчин, ему не хотелось, чтобы им пользовались. Словно угадав его мысли, друг сказал:
– Она же тебя любит, Дитр. Мне ты безмерно дорог. Мы тебя ни на кого не променяем. Теперь только ты – с нами, с ней и со мной. Будешь моим Береговым?
И он, завершивший поход сквозь время, уничтоживший ненависть и потерявший себя, вдруг понял, в чём его жертва – он, Дитр Парцес, и только он теперь отвечает за эту всемирную ошибку, Звёздного Помазанника. Чистота мира телесного в его руках.
– Он уедет в Принципат, так надо, я сейчас поняла, что так надо, – шептала Эдта, целуя их по очереди. Руки двоих мужчин гладили её наготу, натыкаясь друг на друга. Глаза её были закрыты, а взор всемирный устремлён в бесконечность. – Мы с тобой справимся с тем, что тут есть, и уедем следом. Там, на севере… – она вдохнула и открыла глаза, потемневшие до цвета болота. – Там, там…
Узор из золотых нитей времени триумфально ткался церемонией репатриации аристократа, возводил леса над башней на утёсе, хлопал парусом, отражался от белых зубов смеющейся женщины в оранжевом кафтане – и разбивался надвое. Эдта вскинула руку, стремясь вцепиться хотя бы в один, – и ей удалось. Триумф окрасился кровью, кровь брызнула на герб с тремя старогралейскими буквами, а дама-экзекутор схватила отрубленную голову за чёрные локоны под вопли глашатая об измене и сбросила в корзину. Эдта вскрикнула и открыла глаза.
– …всегда только с ним, это всемирное чувство, особенное чувство, – шептал ей Дитр, запустив руку между бёдер.
Эдта скользила по нитям будущего назад, просматривая узор задом наперёд, и дошла до той женщины с белыми зубами. Есть и другой узор – что там?
– Вернёшься ко мне, радость? – тихо спрашивал её бывший муж, осторожно прижимая руку к её беременному животу. – Будешь со мной снова?
– Буду, – ответила она и снова закрыла глаза.
И взор её стал темнотой – как у простого человека. Она видела лишь свои веки, лишь обычную пустоту. Эдта Андеца больше не видела вперёд. Эдта Андеца ослепла.
* * *Клес приехал в шесть утра, как и обещал. Неуверенно ступавшую девушку он отвёл в пустующую, вылизанную как операционная комнату брата, а сам пошёл к Равиле за указаниями.
– Готовь отчёт по Парцесу, – диктовала она верному помощнику. – Я поправлю, но думаю, ты справишься. Мы обговаривали, что писать?
– Да, шеф, – кивнул он. – Парцес был одержим демоном. Но не заметят ли фальши? Ведь демон неразумен, а тень…
– Кто докажет обратное? – она хмыкнула. – Наше мнение аксиоматично, мы – первооткрыватели нового направления медицины – душевной хирургии. Клес, всемирщики с этим туманом доказали, что вся польза от них будет только после кремации, цветочки удобрять. Если мы будем молодцы, Клес, мы с тобой, Ерлом и ребятами, ох, мы вытравим их ржавчину! Пиши доклад. Ты принёс кого-нибудь почтового? Мне нужно написать Министру Зиниву, чтобы сделали Парцесу нормальный личник.
Министр всегда общался только с Равилой, причём в их общении не было ни искринки теплоты, они были как две машины – одна передавала просьбы, другая выполняла. Министр начинал функционировать только после фразы «омм Ребус попросил», он был готов сделать для омма Ребуса все что угодно, и этой формулой Равила кодировала несчастного чинушу выполнять и её личные просьбы. Интересно, были ли там какие-то границы? Равила была слишком умна, чтобы это проверять.
Она рассказала коллеге о Подкаблучнике и краже лечебных дел пациентов, надо было что-то с этим делать, пока полиция не перевернула вверх дном дом вдовы сгоревшего бандита. Клесу надо поговорить со вдовой – она раненая и глупая женщина, они могут друг другу помочь. – Парцес сказал, что Рофомм дал ей нашу визитку. Приходи к ней к полудню, оденься получше и сбрей…
– Нет! – возмутился Клес, накрыв лапищей бороду.
– …эту проблудь с лица, у неё муж был бородат. Клес, тебе не все равно, с кем спать? Ты же со всеми спишь – кроме меня и мужчин. Клес, мне нужны лечебные дела пациентов, я