Мертвые души - Михаил Гоголь

“Только позволь, Иван Андреевич”,[Иван Григорьевич] сказал на это полицмейстер: “ведь капитан Копейкин, ты сам сказал, без руки и без ноги, а у…”

Почтмейстер вскрикнул и хлопнул[Почтмейстер хлопнул себя] со всего размаху рукой по лбу, назвавши себя публично при всех телятиной. Он не мог понять, как подобное обстоятельство не пришло к нему в начале [речи] повести, и сознался, что совершенно справедлива пословица, говорящая, что русский человек задним умом крепок. Однако ж, минуту спустя он тут же начал хитрить и пробовал вывернуться, говоря, что, впрочем, [Вместо “назвавши ~ впрочем”: и назвал себя при всех телятиной, но однако ж после небольшого размышления прибавил, что] в Англии очень усовершенствован механизм и механика, что[и что] видно по газетам, как изобрел один деревянные ноги такого роду, что при одном прикосновении к незаметной пружинке уносили эти ноги человека бог знает в какие места.

Все, однако же, очень усумнились, чтобы Чичиков был никто другой, как капитан Копейкин, и нашли, что почтмейстер хватил уже[Вместо “Все ~ уже”: Но во всем этом предположении, будто бы Чичиков был никто другой, как капитан Копейкин, чиновники очень усумнились, и нашли, что это уже было] слишком далеко. Впрочем, они с своей стороны тоже не ударили[Впрочем, нечего сказать, они с своей стороны не ударили] лицом в грязь и, наведенные остроумною догадкой почтмейстера, заехали едва ли не далее. [Вместо “заехали ~ далее”: хватили даже еще подалее. ] Из числа многих в своем роде[в своем роде, конечно, ] сметливых предположений было, наконец, одно, странно даже и сказать, что не есть ли[было, наконец, одно такое, что, признаюсь, я думаю, не лучше ли будет не говорить о нем. Читатель без сомнения скажет, что автор солгал, но это было действительно так. Было предположение, что не есть ли] Чичиков переодетый Наполеон, что англичанин издавна завидует, что, дескать, Россия так велика и обширна, что даже несколько раз и карикатуры выходили, где русский изображен разговаривающим с англичанином, а англичанин стоит и сзади держит на веревке собаку, и что под этой собакой разумеется Наполеон. Смотри, мол, говорит, вот только что-нибудь не так, так я на тебя сейчас выпущу эту собаку; и что вот теперь они, может быть, и выпустили его с острова Елены; так вот и пробрался теперь в Россию, представляя вид, [“представляя вид” вписано. ] будто бы Чичиков, а в самом деле вовсе не Чичиков.

Конечно, поверить этому чиновники не поверили, а впрочем, однако ж, призадумались и, рассматривая это дело каждый про себя, нашли, [однако ж, так как будто бы и позадумались и как начали рассматривать это дело каждый про себя, то нашли] что лицо Чичикова, если он поворотится и станет боком, очень сдает на портрет Наполеона. Полицмейстер, который служил в кампании двенадцатого года и лично видел Наполеона, не мог тоже не сознаться, что ростом он никак не будет выше Чичикова и что окладом своей фигуры Наполеон тоже нельзя сказать, чтобы слишком толст, однако ж и не так, чтобы тонок. Автор должен обратиться к читателю: он, право, не знает, как ему быть, [он почти] и уверен, читатель назовет это невероятностью. Сказать откровенно, [Далее начато: ему это казалось тоже] он с своей стороны считает это невероятным, но, как нарочно, всё это была совершенная правда, и тем более еще изумительно, [Вместо “Автор ~ изумительно”: Автор вновь обращается к читателю и не знает сам, как изъяснить ему затруднительность собственного положения, чувствуя внутренне, что подает все причины почитать это за ложь, но, действительно, всё это была совершенная правда, и еще тем более ему самому кажется это удивительным] что самый город был не так далеко от обеих столиц. Впрочем, нужно помнить, что это происходило не так давно после достославного изгнания французов. В это время все наши помещики, чиновники, сидельцы, купцы и всякой грамотный и даже неграмотный народ сделались, по крайней мере, на целые восемь лет политиками заклятыми. Московские ведомости и Сын Отечества зачитывались немилосердно, доходя к последнему чтецу в кусочках, негодных ни на какое употребление. [и доходили к последнему чтецу в таких кусочках, что даже нельзя было ни на что употребить их. ] И вместо вопросов: “Почем, батюшка, продали мерку овса? как воспользовались[воспользовались ли вы] вчерашнею порошей?” говорили: “А что пишут в газетах, не выпустили ли опять Наполеона из острова св. Елены?” Купцы особенно этого сильно опасались, ибо верили совершенно в предсказание одного пророка, уже три года сидевшего в остроге. Пророк пришел неизвестно откуда в лаптях и нагольном тулупе, страшно отзывавшемся тухлою рыбой, и возвестил, что Наполеон есть антихрист и что теперь держится на каменной цепи, но после разорвет цепь[“и что теперь ~ цепь” вписано. ] и должен, наконец, овладеть всем миром. Пророк за предсказанье попал, как следует, в острог, но, тем не менее, дело сделал и смутил совершенно купцов. Долго еще, во время самых даже прибыточных сделок, купцы, отправляясь в трактир запивать их чаем, поговаривали об антихристе. Многие из чиновников и благородного дворянства невольно подумывали тоже об этом и, зараженные мистицизмом, который, как известно, был тогда в большой моде, видели в каждой букве, из которых было составлено слово Наполеон, какое-то особенное значение. Многие открыли даже в нем апокалипсические цифры. Итак, еще в этом не было слишком много удивительного, что чиновники задумались на время над этим пунктом. [“Пророк за предсказанье ~ пунктом” вписано на полях. ] Впрочем, господа[Но господа] чиновники заметили скоро сами, что воображение их чересчур уже рысисто, что это уже слишком далеко, а нужно сурьезно подумать о том, что поближе. Думали, думали, толковали, толковали и, наконец, решили, что не худо бы еще расспросить хорошенько Ноздрева, так как он первый вынес историю о мертвых душах, и притом, как видно из его слов, был в тесных отношениях с Чичиковым; может быть, даже знает кое-что из обстоятельств его жизни, то попробовать еще, что скажет Ноздрев.

Странные люди эти господа чиновники, а вслед за ними вообще и все другие звания. Ведь очень хорошо знали, что Ноздрев лгун, что ему нельзя верить ни в одном слове, ни в самой безделице, а между тем, именно прибегнули к нему. Поди ты, сладь с человеком! Не верит в бога, а верит, что[а верит в то, что] если чешется переносье, то, верно, скоро умрет. Пропустит мимо создание поэта, ясное, стройное, всё проникнутое чудным согласием и высокою мудростию простоты, [Вместо “пропустит ~ простоты”: Стройное ж ясное совершившееся в младенческой простоте создание поэта он пропускает мимо, ] а бросится именно на то, где какой-нибудь удалец напутает, наплетет, [напутает, нагородит, наплетет, ] выломает, изломает природу — это ему понравится, и он пойдет кричать: “Вот оно, вот настоящее знание тайн сердца!” Всю жизнь не ставит в грош докторов, а кончится тем, что обратится, наконец, к шарлатану или, еще лучше, выдумает сам какой-нибудь декокт из нивесть какой дряни, которая, бог знает почему, вообразится ему именно средством против его болезни. Конечно, можно отчасти извинить господ чиновников действительно затруднительным их положением. Утопающий говорят, и за маленькую щепку хватается, и у него нет в это время рассудка подумать, что ведь на щепке может разве только прокатиться верхом муха, а в нем весу, слава богу, без малого четыре пуда. [Далее над строкой запись: [так что куды-то ему поместить на щепке] вряд ли двух вершковая шестисаженная <?> доска <?>, однако ж хватается и за щепку. ] Так и упомянутые нами господа ухватились, наконец, и за Ноздрева. [Вместо “Так ~ Ноздрева”: Ухватились и за Ноздрева. ] Полицмейстер в ту ж минуту написал к нему записочку пожаловать на вечер, и квартальный в ботфортах, [и квартальный в бакенбардах] с привлекательным румянцем на щеках, побежал в ту ж минуту, придерживая шпагу, в прискочку, на квартиру Ноздрева. Ноздрев был занят важным[занят в это время очень важным] делом: целые четыре дни уже не выходил он из комнаты, не впускал никого и получал[не выходил из <комнаты> и получал] обед из маленького окошка, словом, даже исхудал. Дело требовало [точно] большой внимательности: оно состояло в подбирании из нескольких десятков дюжин карт одной талии, но самой меткой, на которую бы можно было понадеяться, как на вернейшего друга. Работы оставалось еще, по крайней мере, на две недели. Во всё продолжение этого времени Порфирий[Вместо “Дело ~ Порфирий”: Это важное дело состояло в подбирании карт из нескольких колод и должно было занять, по крайней мере, две недели, в продолжении которых Порфирий] должен был чистить пуп меделянскому щенку особенной[небольшой] щеточкой и мыть его беспрестанно три раза на день мылом. [и мыть его в каком-то рассоле. ] Прежде всего Ноздрев отправил квартального к чорту, но когда начитал в записке городничего, что может быть даже для него пожива, потому что на вечер ожидают еще одного какого-то новичка, то смягчился. Запер комнату[Вместо “то смягчился. Запер комнату”: Последнее так показалось ему заманчиво, что он комнату] ту же минуту на ключ и, одевшись как попало, отправился к ним. Показания и свидетельства Ноздрева оказались опять яркая противоположность пояснениям господ чиновников. Это был решительно человек, для которого не существовало сомнения вовсе, и сколько у них было шаткости, [и робости] нерешительности, столько у этого уверенности и решительности. Он отвечал на все пункты, даже и не заикнувшись. Объявил, [Показания и свидетельства Ноздрева не могли успокоить их уже потому, что сколько вообще с их стороны было нерешительности и сомнения, столько, напротив, у него уверенности и смелости. Он отвечал решительно на все совершенно пункты, ни один раз не заикнувшись. Он объявил] что и мертвых душ он ему продал на несколько тысяч даже рублей. На вопрос, не шпион ли он какой-нибудь[Над строкой вписано после слов: и мертвых душ: “он точно накупил Чичиков, несомненно, даже он ему точно продал, что он готов совершенно всё продать] и старается втайне кое-что разведывать, Ноздрев отвечал, что шпион, что и в школе, где он с ним вместе учился, его называли фискалом и что за это его товарищи, а в том числе и он, несколько его поизмяли, так что ему нужно было после того поставить около 400 пиявок к одним вискам, то есть, он хотел было сказать: около сорока, но уж четыреста как-то само собою. [“он хотел ~ само собою” вписано. ] На вопрос, не делатель ли он фальшивых бумажек, он отвечал, что делатель, и при этом случае рассказал анекдот[и рассказал даже при этом случае анекдот] про необыкновенную ловкость Чичикова: как, узнавши, что в доме находилось на два миллиона фальшивых ассигнаций, опечатали и приставили караул на каждую дверь по два солдата и как он в одну ночь переменил их так, что на другой день, когда сняли печать, нашли, что все два миллиона были настоящие. [Вместо “как, узнавши ~ настоящие”: как опечатали дом его, узнавши, что в нем находилось на два миллиона фальшивых ассигнаций, и как он в одну ночь заменил их настоящими. ] На вопрос: точно ли Чичиков имел намерение увезти губернаторскую дочку, и правда ли, что он взялся помогать и участвовать в этом деле, Ноздрев отвечал, помогал, и что не будь он, так ничего бы и не было. [Ноздрев и здесь отвечал утвердительно и даже, что не только помогал, но сам почти взял на себя распоряжение…] Тут было и спохватился он, видя, что солгал[спохватился он, что солгал] вовсе напрасно и мог таким образом сам накликать на себя беду, но языка уже никак не мог придержать. Впрочем, и трудно было, потому что представились сами собою такие интересные подробности, от которых никак нельзя было отказаться: даже названа была деревня, где была приходская церковь, в которой положили венчаться, деревня Трухмачевка, поп отец Сидор, за венчание 75 рублей, и то бы не согласился, что он припугнул его, обещаясь донести на него, что перевенчал поп лабазника с кумой и что он дал даже свою коляску и заготовил везде переменных лошадей. Подробности дошли даже до имен ямщиков. [не мог придержать, который тут-то именно и почувствовал охоту погулять на свободном поле. Впрочем оно точно было трудно, ибо представились сами собою такие интересные подробности, что жаль было точно отказаться: в какой даже именно церкви положено быть венчанью, и какой поп, именно отец Сидор, за 75 рублей, и если бы он не предложил свою коляску и лошадей, то Чичиков никогда бы не успел сам и множество других при этом случае необходимых обстоятельств. ] Попробовали было заикнуться о Наполеоне, но и сами были не рады, что попробовали, потому что Ноздрев понес такую околесину, в которой не только не было[Ноздрев начал, наконец, такое вранье, что не только не имело] никакого подобия на правду, но даже ни на что не было подобия, [но просто ни на что не имело подобия] так что чиновники, вздохнувши, отошли прочь. Один только полицмейстер, наклонивши голову, продолжал слушать, думая, не будет ли, по крайней мере, чего-нибудь дальше, да, наконец, и рукой махнул, сказавши: “Чорт знает, что такое”.