После Исхода - Гарри Веда

Худой наркоман по ту сторону экрана уперся в лицо Рикка немигающими маслинами. Он плавно наклонялся, будто постепенно сползал с кресла и собирался вот-вот взлететь под потолок.

В рубке нет гравитации. Эфокардоброинал. Лишь его действие несказанно усиливается в невесомости. Ребята гравитационные модули отключают и тащатся… Адская смесь. Подавляет любые переживания. Его прописывают в микроскопических дозах, чтобы люди не сходили с ума при долгом пребывании в неменяющихся обстоятельствах. А уж какими дозами люди его употребляют — ведомо исключительно им самим.

— Как интересно вы все говорите. Как же я могу принять решение, если ваши критерии не имеют для меня никакого веса… — Кэп столь нудно выговаривал эту фразу, что у Бена натурально свело рот судорогой, как от скрипящего пенопласта. — Ладно, неинтересно. У вас все? До связи…

Внеземной кэп отключился.

Одноглазый Тед истерично мотылял головой и крутил пальцем у виска:

— Сторр, ты идиот. Нафига ты шнур-то дергал — она же через десять минут взорвется… Бенни, ты понял, да… Слушай, пристрели этого лейтенантского, или дай мне… не, ты слышишь, а… или я сам его щаз попишу…

— Ша! — Бен гаркнул неожиданно громко и пару человек из полукруга присели. — А-а-атставить!..

Шлюз зашипел нагнетаемой воздушной завесой, створки его расцепились и медленно поползли в разные стороны, освещая кучку абордажников всполохами мигающей оранжевой зебры вдоль кромки раздвигающихся панелей.

Кэп решил, что раз ему все равно — так почему бы и не открыть.

Забег вдоль корабля можно смело ставить в ряд с родесскими гонками. Рикк бежал пятиметровыми скачками по осевой балконаде, старательно огибал все углы, выступы и ступени, чтобы не размозжить взрывчатую шашку в вытянутых руках. Он машинально бросал взгляды по сторонам и зачем-то запоминал расположение отсеков гигатоннажника. Громадные площади корабля были пусты, лишь кое-где можно было заметить желтый комбинезон или два, да и то — преимущественно в лежачем положении.

Вряд ли кто-то есть у охранных турелей. Здесь — вневременье и беспространство. И, кажется Бен был прав — пожизненные.

Док капитанского мостика зиял открытым входом, гравитация была активирована, кэп развалился в барской позе перед пультом и указывал на приветливо распахнутый траповый шлюз, используемый обычно для восхода командного состава на корабль.

Сторр метнул шашку в узкий лаз, дерганул рычаг блокировки люка и, тяжело дыша, сел на пол, чтобы хоть как-то свести воедино круги перед глазами. Мутные слизняки скатывались по скафандру на пол и собирались в дрожащий студень, медленно разливающийся удушливым пятном.

Не успела струя сжатого воздуха шлюзовой продувки отнести брусок на сотню метров от судна, как он разорвался ослепительной вспышкой и густое облако изоплазмы взросло мгновенным шаром, стремительно расширяющимся и набирающим прозрачность.

Минуты через две неспешным шагом на мостик вплыл Бен со свитой. Он огляделся, по-хозяйски уселся в пустующее кресло второго пилота, закинул ногу на ногу и поднял забрало визира.

— Связь давай… — Он поднял палец и многозначительно взглянул на растворившегося в отрешенности капитана. — Не боись, кэп. Пиратское слово — закон. Ниче не тронем…Счас шлюпочку организуем и — восвояси…

— Да пожалуйста-пожалуйста… — Желтяк закатил глаза. Перло его явно не по-детски. — А нет — так оставайтесь… только нудно здесь…

Бен хмыкнул.

Одноглазый Тед нарезал круги перед панорамным смотровым иллюминатором и никак не мог угомониться — чо за толерантности, в кабине-то и сейфик имеется… чо за игры в благородство…

Рикк закрыл глаза и отключил микрофон внешних шумов. Он не хотел больше видеть ни Рыжего, беззвучно шевелившего губами в неспешной беседе со штурманом «Корсара», ни злобных взглядов старшего вскройщика, ни улыбки кэпа, утонувшего в самозабытье, ни звездной диорамы в квадрате смотровой витрины.

В голове не было ни единой мысли. Только желание. И самое неприятное — не различимо какое именно.

Умереть?..

Шлюпбот притащился только через тридцать минут.

Ну, и как теперь прикажете воспринимать происходящее? Настоящее всегда есть следствие прошлого и предпосылка к будущему. Сложная поступательная зависимость. От альфы к омеге и далее, к суперальфе и в сторону суперомеги.

Терон вытер рукавом вспотевший лоб и вздохнул. Ситимобиль несся по живописнейшей набережной, пряный закат догорал последними крохами и чуть румянил грани изящных мегабилдов, небоскребов, лакированных башен и разнообразных мерцающих куполов гигаполиса. Наверное, сложно найти более умопомрачительное в своей красоте зрелище, чем земной город. Идеальная дорога прямейшей стрелой устремлялась вдоль океанского прибоя, неистово бросавшего сказочно восхитительные десятиметровые волны о силовую подушку, которая защищала автостраду. Поле было настроено таким образом, что пальцы шторма не расшибались о плоскую невидимую преграду, а постепенно теряли скорость и хрустальным водопадом сеяли искристое семя на белейший песок пляжа.

Человеческий улей взбудоражился наступающей ночью. В центре разрешено только наземное движение и величественный гигантизм строений не заслонялся паутиной коридоров движения гравикаров. Они выстраивали переплетения вдали, образовывая неровный колодец, с яркой сердцевиной, разбавленной только стеблями домов.

Лазерная реклама не оставила без внимания ни малейшего пятачка площади. Вся поверхность городского центра, равно как и приземное пространство — походили на единый информационный экран, расплавленный и плотно натянутый на урбанистический ландшафт.

Терон не замечал ничего. Он воткнул перед собой сомнамбулическими глазами и прокручивал произошедшее вчера.

Прошли ровно сутки после Посвящения, но в душе профессора действительность производила очередной кувырок через голову в бесчисленной череде осознаний и, следовавших за ними потрясений. Он словно в неисчислимый раз пробегал то самое место мебиусовой петли, когда кажется, что вот-вот, сквозь головокружение, ты окажешься в совершенно ином месте, вырвешься на свободу, где все будет, как прежде, но тебя отрывает от самого себя и перемешивает с настоящим, прошлым и будущим.

Так что же это получается, уважаемые? Наши корни не лежат в прошлом, а поскольку мы — корни будущего… Дерево вообще не имеет листвы?.. ветвей… ствола… да и корней, между прочим, тоже… Что есть действительность, в таком разрезе?!

Терон закрыл глаза и вновь увидел Кардинала. Иезуит-старец словно оккупировал зрительные воспоминания, приходил вновь и вновь, чтобы раз за разом вывернуть на изнанку осознание бытия и логику восприятия.