Княгиня Ольга. Истоки (СИ) - Отрадова Лада
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Знатные боярыни с красными от слёз глазами, немногословные купцы, дружинники и члены посадского войска с тяжелыми от горя сердцами расступились, пропуская вперёд Вещего Олега. Мужчина, сняв просторную рубаху и оставив на себе только кожаные штаны, жестом дал указание своим помощникам действовать: Щука накрыл лицо Гостомысла белоснежным полотном; Ари, Бранимир, Ходута и Сверр взяли одр (2) с градоначальником и переместили его хладное тело на краду.
Витающий вокруг аромат цветов, полевых трав и горящих благовоний, смешиваясь с запахом чуть влажной древесины, создал скорбную и одновременно величественную атмосферу, которая только усилилась, когда воевода зажёг факел, и на лике Вещего Олега отразились непослушные сполохи пламени.
Степенно, не торопясь, он подошёл к сооружённому погребальному костру и зажёг его. Богуслава согнулась в беззвучном плаче, прижимаясь к поддерживающим её Ольге и Лане; Гостомысла-младшего приобнял Ходута, который не сводил глаз с отца, что уходил в свой последний путь.
— Мы собрались здесь... — голос Вещего Олега дрогнул, но он продолжил свою речь, повернувшись спиной к огню и лицом — к гостям. — Дабы оплакать кончину великого государственного мужа, доброй души и неутомимого служителя этого города. Гостомысла, человека, чья преданность благополучию Новгорода не знала границ. Его наследие, высеченное в стенах посада и гаванях Торга, будет вечно храниться в памяти наших потомков! Словно вчера помню, как познакомился с ним, молодым, но таким же бодрым и полным сил, на приёме у его отца... Сейчас же он — лишь холодная окоченевшая плоть, но дело его будет жить в сердцах горожан, а кровь — в жилах потомков!
Мужчина сделал паузу, вглядываясь в мрачные, полные боли утраты лица окружающих. Выдаст ли кто-то себя кислой и скучающей миной? Покажется ли излишне, неестественно горестным или, наоборот, равнодушным?
Что бы не говорили остальные, в версию со случайной гибелью градоначальника опытный политик не верил. Вот так взять и подавиться? Кто угодно, но только не деятельный и превосходящий молодёжь в своём кипучем желании работы во благо города Гостомысл.
— Давайте же не будем предаваться скорби, а вспомним вместо этого несгибаемый дух и трудолюбие покойного, почтим его память как градоначальника, отца и супруга. Всем нам будет не хватать его опыта и мудрости, но, согласно традиции, Новгород останется в руках тех, кому он и государство могут всецело доверять.
Ходута хмурится: по учреждённому договору между князем Рюриком и его дедом, ещё одним Гостомыслом (да сколько их может быть!), должность посадника переходила в их роду по наследству от отца к старшему сыну, если таковой имелся. Даже если бы сам он хотел этого... какой из него градоначальник?!
— Прощай, дорогой Гостомысл, наш друг, брат, соратник и защитник государства. Да обретёшь ты вечный покой в объятиях этого города, который так горячо любили. Покойся, ибо дело твоё сделано... а мы постараемся взрастить заложенные тобой семена и труды.
Наступила гробовая тишина, и каждый задумался о своём, дожидаясь, пока костёр достигнет самих небес и Сварожич заберёт душу умершего в лучший мир. Обессилевшая от слёз Богуслава опирается на плечи Ланы и глядит на алые языки пламени; Ольга едва заметно касается своими пальцами руки супруга, стараясь поддержать его — трагедия на собственной свадьбе если не подкосила Игоря, то оставила на нём неизгладимый отпечаток.
Великий князь киевский из-за происшествия не только не провёл с ней первую брачную ночь (что отчасти дарило юной супруге облегчение), но и не притронулся к еде с тех самых пор.
Милица, которую тоже держал за руку муж — но совсем по-другому, словно капкан угодившую туда жертву — бросила полный обиды и одновременно грусти взгляд на Ари; а Сверр обвёл взглядом присутствующих, пытаясь про себя пересчитать всех влиятельных гостей, в том числе и купцов из торгового братства.
Лана, хлопая оленьими глазами с густыми длинными ресницами, утешала безутешную вдову Гостомысла — раз. Рейнеке, старый рыжий лис, тоже был здесь, провожая в последний путь градоначальника вместе с малорослым Хрущом — ещё двое. Дородный Вепрь не отходил от пышнотелой молодой жены — четвёртый. Из всей пятёрки недоставало только Вола.
Совпадение или нет?
Впрочем, от размышлений его отвлекает строгий, суровый взгляд Бранимира. Рассматривать присутствующих во время прощания с покойным — неслыханная дерзость, поэтому молодой дружинник стыдливо опускает взгляд вниз.
Так и стояли они несколько минут, словно одно целое. Мысли и сердца провожающих посадника были наполнены одновременно скорбью и благоговением, а киноварное пламя поднималось всё выше и выше, озаряя красками серое пасмурное небо.
И в потрескивании дров они, казалось, слышали голос старого Гостомысла, нашептывающий древнюю мудрость и ведущий их вперёд по жизни, говоря, что смерть — это не конец, а лишь новое начало.
* * * * *
— И вы молчали?!
Сверр и Ари виновато опускают головы, не зная, как оправдать себя, и только Бранимир находит в себе смелость ответить воеводе.
— Это была обычная потасовка, мы сначала вообще за грабителя его приняли. Потом выяснилось, что негодяй вымогал у Вепря деньги, иначе грозил сжечь всего его склады с воском на Торгу, — старый дружинник хрустнул сомкнутыми в замок пальцами и вздохнул. — Не думаю, что покушение на него как-то связано со смертью Гостомысла... Да и разве не подавился он?
— Мы должны рассмотреть все варианты, — вмешивается в разговор до этого молчавший Игорь, на котором лица не было. — Одного видного новгородца хотели убить, второй у всех на виду погибает на княжеской свадьбе... Дело тёмное.
— Вепрь хотел побеседовать со мной во время нашего визита на корабль, где пятёрка проводит свои собрания, но я тогда сослался на занятость подготовкой к торжеству, — Вещий Олег прищуривается и пристально глядит на давнего соратника. — Бранимир, ты ему поверил?
— Доверять купцу, даже честному — это подозревать его в обратном сказанному. Может, я и поседел с годами, но глупее не стал, — мотает головой тот. — Мы взяли дело под своё личное расследование, допросили его — но ничего нового не услышали ни от него, ни от его молодой жены. Разве что, неназванные недруги подкинули ему отрезанный палец в качестве угрозы.
— Вымогателю — и убивать того, кого можно бесконечно запугивать и доить, как дающую сливки корову? Того, кто не пошёл к посаднику сразу за помощью? Либо этот душегуб пустоголовый, либо всё совсем не так, как рассказывал вам толстяк, — продолжает рассуждать вслух дядя великого князя. — Было что-то ещё, на что стоит обратить внимание?
Под сводами шатра воцарилась тишина — и Сверр тотчас же нервно забегал глазами по всему его внутреннему убранству и сотоварищам. Ари, уловив намерения длинноволосого блондина, медленно помотал головой — только его плодов воспалённого воображения не хватало на выговоре от воеводы, однако самый молодой из дружинников уже сделал шаг вперёд.
Лысый друг выразившего инициативу обречённо закатывает глаза, и мгновением позже Сверр всё же решается заговорить.
— Княже... Воевода... Тот человек, что напал на Вепря — он не обычный. Он скрывал своё лицо и душил этого брюхастого трусливого борова верёвкой. А когда я кинулся за ним в погоню — бросил вслед, что я слаб и с хмельным воином он бороться не собирается.
— Что ты имеешь в виду? — вскидывает одну бровь князь Игорь.
— Эта фраза, привычка душить людей — неужели вы не узнали почерк Люта?!
— Щука рассказал, как сбежал от него там, на болотах, но зачем убийце и беглому дружиннику отправляться сюда? И нападать на Вепря?! — всё ещё не понимал, что к чему, наследник Рюрика. — Голос... голос был Лютов?
— Я... не знаю. Сиплый, низкий, словно разбойник болел или его самого душили. Нездоровый, что-то с ним было не то.
— Пустые разговоры. Меньше всего нам сейчас стоить беспокоиться о Люте, — осадил всех спорящих Вещий Олег. — Тем более, что это ещё не все тревожные новости.