Судьба вампира - Дэннис Крик

Девушка переменилась в лице. Красота рассталась с безмятежностью, оставив свои безупречные черты на заклание растерянности и страху. Сердце, бедное, одинокое сердце (тише, родное, не стучи так сильно) рвалось из груди прочь, подобно вольной птице.

– Мы не можем с Магдой иметь детей. И никогда не могли.

Раньше в молодости мы так часто сдавали анализы, что я позабыл, в какой именно раз врачи сказали нам, что и я, и она на всю жизнь останемся бесплодными. Она так переживала по этому поводу… Бедняжка… она всегда хотела дочь.

И вот семнадцать лет назад, устав от бесчисленных попыток и потеряв надежду, мы подошли к тому, чтобы взять ребенка из приюта. Этим ребенком была ты.

Анна не шелохнулась. Она словно окаменела, в глазах застыла отстраненность. Но Тэо знал, что она внимательно слушает Холумбека, подсознательно еще надеясь, что все это ложь.

– Понимаю, это сложно для твоего восприятия. Ты ведь всю жизнь жила с мыслью о том, что мы с Магдой самые родные для тебя люди. Понимаю, что это может серьезно ранить твое сердце, но такова правда.

Твоя мать умерла, как только ты появилась на свет. А отец никогда не знал о твоем существовании. Прошло много лет, прежде чем он узнал о том, что у него есть дочь. И решил забрать тебя у нас.

Впервые он появился в Менкаре, когда тебе было десять лет. Но тогда я так и не увидел его (если бы увидел хоть раз, никогда бы не забыл). Поэтому спустя восемь лет, когда я встретил его на кладбище, то не узнал.

Он сказал моей жене, что заберет тебя у нас, несмотря на все ее возражения и на то, что по закону ты давно обрела новых родителей. В тот раз Магде удалось от него избавиться, не подпустив к тебе и на пушечный выстрел. Это стоило ей неимоверных усилий.

И вот спустя восемь лет он объявился снова. Более настойчивый, более злой. Он не отступится, пока не доведет дело до конца. Или не умрет.

Хоть ты уже не ребенок и вполне можешь постоять за себя, он все равно не будет считаться с твоим мнением. Ты поедешь с ним, куда он скажет.

На этот раз для того, чтобы его спугнуть, мы с Магдой вынуждены были «похоронить» тебя, устроив настоящую могилу с надгробным камнем, на котором оставили дату твоей смерти открытой. И когда он снова появился в Менкаре, я обозначил ее на камне, как дату двухмесячной давности. Чтобы он поверил.

По моему замыслу, увидев ее, у него должны были отпасть последние сомнения, и он должен был покинуть город. Но вышло не так, как мы задумывали. Он раскопал твою могилу, Анна… Он убедился, что гроб пуст, – от напряжения у сторожа на лице выступил пот. Крупные градинки заскользили вниз по нахмуренному лбу и, чтобы не допустить их поползновения на нос, он вынужден был вытереть его рукавом своей куртки.

Впервые в жизни Анна почувствовала себя обездоленной. Чувство одиночества сжало ее сердце так сильно, что ей захотелось тут же провалиться сквозь землю и никого больше не видеть.

Как они могли? Почему они ничего не сказали? В глазах отца (о, Господи, теперь просто Холумбека) невозможно было прочесть ответы. А спрашивать об этом она не хотела.

Она закрыла глаза и увидела красную ковровую дорожку, свободный полигон для самого сильного из всех отрицательных человеческих чувств – отчаяния. В следующую секунду ее мысленный взор нарисовал ее саму, ту Анну Фабиански, чье сердце было вмиг разбито неожиданным известием. И она пошла по красному ковру. Туда, вдаль, где слепил последний луч надежды, где таяло предчувствие, сводящее с ума.

– Но ведь есть закон… – мучительный шепот, попытка вцепиться в призрак надежды.

– Для него закон не существует.

– В каком смысле? Он, что, бог?

– Магда сказала, что ему все нипочем.

– Господи, но зачем я ему? – мышцы под кожей ее лица дрогнули, поддаваясь потерявшей свою мелодичность песне высоких скул.

– Я ведь привыкла к вам. Мне никто не нужен, кроме вас…

– Не знаю. Может, для того, чтобы хоть раз в жизни почувствовать себя отцом, восполнить все те годы без тебя. Создать для тебя какую-то особую обстановку, заговорить, заколдовать, черт его знает еще зачем! Магда сказала, что знает. Магда знает его лучше, чем я.

– Допустим, все это – правда, – выдохнул мудрец. – Но это совсем не оправдывает ее. Твоя жена убийца. Не так ли, Холумбек?

– Не понимаю…

Она с самого начала лгала тебе. Ее эгоизм и чувство собственничества не позволяли ей разделить бремя родительской любви еще с кем-то. Хотя я бы это любовью не назвал. Сама по себе материнская любовь, несомненно, добродетель, но когда ее становится слишком много, то она превращается в маниакальную одержимость. Уверен, она и тебя к дочери подпускала неохотно.

– Господи, неужели все это происходит со мной, с моей семьей? Я не верю своим ушам, – отчаяние уже ступило вместе с ней на красную дорожку, но она старалась сделать его путь как можно более тернистым. Она сопротивлялась безысходности, но прекрасно понимала, что если все это действительно правда (а разве может быть иначе?), то ей придется жить с этим всю жизнь, и рана, нанесенная ей этим вечером, будет заживать еще очень долго.

– Увы, но это так.

– Вы хотели скрыть от меня столь вопиющий факт, но это же ведь тайна моего происхождения… выходит, я даже не знаю, кто мои настоящие родители…

– Отца ты еще можешь увидеть, если мы поспешим, – вставил Тэо.

– Не смей, Анна! – сторож привстал.

– Сиди на месте, Холумбек, – приказал мудрец.

– Не ходи никуда с ним!

– Но все, что он сказал, правда… Ты же сам это подтверждаешь.

– Это какое-то наваждение. Откуда ты взялся, черт бы тебя побрал? Кто ты вообще такой?

– Зови меня Тэо.

– Скажи мне, Тэо, ты ведь не за этим сюда пришел? Не за тем, чтобы разоблачить меня перед моей же дочерью? Мудрец не обратил внимания на его вопрос.

– Ты останешься здесь, а я с Анной поеду спасать писателя. А для пущей убедительности, я свяжу тебя, – Тэо вытащил из кармана веревку, которую захватил с собой из машины и стал привязывать сторожа к стулу.

– У тебя остался еще один незавершенный рассказ. Не так ли, Холумбек? Расскажи, как было все на самом деле.

– Что все?

– Как твоя жена напала на писателя. Ты же все знаешь. Ты наверняка сам все и устраивал. Ты хорошо изучил предмет и о том, как засадить невинного человека в тюрьму, ты осведомлен прекрасно.

Извиваясь под путами веревки, Холумбек протараторил:

– Нет, я ничего не знал о ее планах… Она не посвятила меня в то, что задумала. Я мог только догадываться…

Но ты не стал этого делать, а предпочел безропотно выполнять ее указания.

– Я не хотел потерять дочь!

– Рассказывай.

Холумбек понял, что этому парню известно все, и решил не медлить с объяснениями.