Незабываемые ночи - Дженнифер Эшли

В один из дней, размышляя о ее тонких лодыжках в ботинках на высоком каблуке и даже представляя ее обнаженной в одних этих ботинках, Мак смешивал краски в студии, когда услышал, как вошла Изабелла. Он оторвал взгляд от стола и почувствовал, как кольнуло сердце. Так происходило всегда, когда он видел ее. Сегодня она была в черном платье, украшенном замысловатыми петлями черной тесьмы. С этим темным фоном ярко контрастировали ее рыжие волосы и зеленые глаза.

— Мак, — резко сказала она, — ты сохранил письмо, которое я тебе отправила?

— Письмо?

Мак с трудом переключил свое внимание на краски.

— Письмо, которое я отправила тебе в ту ночь, когда ушла.

Ах, то письмо… Мак продолжал смешивать краски, чтобы скрыть нервную дрожь.

— Почему ты подумала, что я до сих пор храню его?

— Я не знаю, хранишь или нет, поэтому и спрашиваю.

— Ты говоришь совсем как Йен.

— Йен знает, как заставить людей отвечать ему.

— Все, сдаюсь. — Мак положил мастихин на стол. — Хорошо, пошли со мной.

Он повел ее в свою спальню. Это все еще была его спальня; он не спал с Изабеллой с той самой ночи, как умер ее отец.

Мак открыл шкаф и достал небольшую коробку, которую Беллами спас из полусгоревшего дома, зная, что Мак хранит в ней самые ценные вещицы на память. Он поставил коробку на пристенный столик и открыл крышку. Сильно измятое письмо лежало на самом дне, потертое от многократного прочтения. Мак извлек его и передал Изабелле:

— Кажется, это оно.

— Прочти мне его, — попросила она.

— Зачем? — Притворная веселость Мака исчезла.

— Мне хочется вспомнить, что я написала.

Какого черта ей захотелось этого? Неужели она, как Йен, требует, чтобы он распахнул свою душу? Возможно, но Мак, развернув письмо, был замкнут, как никогда.

Написанные Изабеллой слова врезались в его сердце, как выгравированные на металле тонкие линии. По сути дела, ему даже не надо было читать это письмо, потому что он помнил каждое слово. Но он послушно начал:

— «Дорогой Мак…

Изабелла немного сдвинулась с места, и Мак, откашлявшись, продолжил:

— Дорогой Мак!

Я люблю тебя. Я всегда буду любить тебя. Но жить с тобой я больше не могу. Я старалась быть сильной ради тебя, я старалась три года. У меня не получилось. Милый Мак, ты пытался переделать меня, и я пыталась быть такой, какой ты хотел меня видеть, но больше я не могу. Прости.

Хочу написать, что сердце мое разбивается, но это не так. Оно уже давно разбито, и я только теперь поняла, что могу оставить свою глубокую печаль позади и двигаться вперед.

Решение жить без тебя было болезненным и нелегким. Я понимаю, что за этот шаг ты можешь по закону доставить мне неприятности, но я прошу тебя, ради нашей любви, которая у нас была, не делать этого. Возможно, мне вовсе не потребуется уходить навсегда, но я знаю, что мне надо время, чтобы пожить отдельно, одной, чтобы успокоиться.

Ты объяснил, что иногда оставляешь меня ради меня самой, чтобы у меня был шанс отдохнуть от жизни с тобой. Теперь я делаю то же самое, ухожу, чтобы у нас обоих был шанс передохнуть, шанс остыть. Жить с тобой все равно что жить с метеором, который пылает так ярко, что обжигает меня. И я вижу, как метеор сгорает. Мак, я, в конце концов, боюсь, что от тебя ничего не останется.

Я знаю, ты выйдешь из себя, когда будешь это читать, потому что ты можешь сильно рассердиться! Но когда перестанешь возмущаться, поймешь, что мое решение правильное. Когда мы вместе, мы разрушаем друг друга. Когда порознь, я помню свою любовь к тебе. Но ты сжигаешь меня. Ты измучил меня, мне больше нечего тебе дать.

Йен согласился передать тебе это письмо. Он сообщит мне, какие шаги ты решил предпринять. Я верю, Йен поддержит нас в трудное время. Пожалуйста, не пытайся сам искать меня.

Я люблю тебя, Мак. Я всегда буду любить тебя.

Пожалуйста, береги себя.

Изабелла».

К концу письма Мак уже не смотрел в бумагу, он смотрел только на Изабеллу. Она отвернулась, пряча глаза под ресницами, и подошла к окну. Он смотрел на ее грациозную фигуру в черном.

За окном громыхали по улице экипажи, свистели кучера, люди окликали друг друга. Здесь в комнате стояла тишина. Мак посмотрел на письмо и увидел те слова, которые он читал и перечитывал до тех пор, пока не выучил их наизусть все до единого, и каждое слово задевало его за живое.

— Почему ты сохранил его? — спросила Изабелла, не глядя на Мака.

— Кто ж знает? — сглотнул Мак. — Я пытался заставить себя сжечь его, но всякий раз сворачивал и клал обратно в коробку.

Изабелла повернулась и молча протянула руку за письмом. В напряженной тишине Мак отдал ей его.

Изабелла развернула письмо и пробежала по нему глазами. Дойдя до конца, она плотно сжала губы и одним резким движением разорвала его пополам. Мак даже возразить не успел, когда она быстро подошла к печке и бросила туда письмо.

Мак оказался сзади, схватил ее за запястье, но было уже поздно.

— Что ты делаешь?

— Почему ты не хочешь, чтобы я сожгла его? — удивленно посмотрела на него Изабелла.

— Потому что это письмо поведало мне о том, что ты чувствовала. Твои настоящие чувства в черно-белом цвете. Мне необходимо знать их.

— Это были мои чувства тогда. Теперь все другое.

Печь, потрескивая, проглотила последний клочок бумаги. Черт побери, это письмо было для него как якорь надежды. Оно напоминало, почему он расстался с виски и с бурной жизнью и решил исправиться.

— Я читал его для поддержки, — сказал Мак. — Самыми тяжелыми ночами, когда я испытывал непреодолимое желание выпить, чтобы ослабить страдания, я перечитывал его. Мысленно я говорил тебе, что я работаю, чтобы измениться, ради тебя. Что тебе не надо тревожиться, я не позволю себе сгореть. Я вернусь к тебе другим человеком.

— Каким образом, скажи мне, оно помогало тебе?

— Письмо удерживало меня от пьянства, любовь моя. Мне оно было необходимо.

Неужели он раскрылся? Глупый Мак, который использовал обидное письмо в качестве поддержки, чтобы пережить трудные ночи?

В нем протестовал напуганный мальчишка, которого схватили и побили, когда его отец обнаружил, что все тетради Мака испещрены рисунками вместо уроков. Ему 'запретили рисовать под угрозой нового наказания, но как Мак ни старался, остановиться уже не мог.

Он рисовал без остановки все, что видел: птиц за окном, речку, где они ловили рыбу, своих братьев, мать и даже отца. Мак оставался в тени Харта и Кэмерона, они оба были старше, оба высокие, сильные, умные. Но рисовал только он, Мак.