Пути непроглядные - Анна Мистунина

Гвейр остановился, поджидая его. Он улыбался, взволнованно и обрадованно:

– До сих пор не верил, что скажу это, Рольван – теперь наша очередь вернуться домой!

Серебристо-белая луна теперь обитала на небе почти до утра. Ее облик делался ночь от ночи совершенней – близилось полнолуние. Далекий дом с каждым шагом становился ближе. Гвейр смотрел по сторонам с грустью, как будто прощался – с белым небом и белым снегом, башенными городами и холодными пещерами, людьми-ангелами и людьми-чудовищами. Рольван не разделял его чувств. Ничто в этом мире не стоило его второго взгляда. Домой! Если он о чем-то и сожалел, то лишь о том, что не имеет крыльев, чтобы скорее оказаться у Врат.

Но и без крыльев они быстро продвигались вперед. Благополучно миновали опасные места, незамеченными проскользнули мимо стойбища Волосатых людей и позже проделали это еще раз, обошли заброшенный город, куда дикари забредали порою в надежде чем-нибудь поживиться, и заночевали под открытым небом вне пределов видимости последней из его башен. Как объяснил Гвейр, в прошлый раз Рольван совершил обычную ошибку путешественников из Белых людей – им кажется безопаснее остановиться в пусть разрушенном, но все же доме. Волосатые знают об этом, вот и приходят сюда охотиться.

Голые ветви двух сросшихся деревьев незнакомой породы, с шершавой красноватой корой, были бы плохим укрытием в случае непогоды, а разжечь огонь не позволяла осторожность. Рольван уже забыл, когда в последний раз он спал в тепле – тогда же, впрочем, когда ел горячую пищу и умывался. Он не чувствовал холода, то ли оттого, что привык, то ли погода на самом деле улучшилась – по словам Гвейра, шел уже второй месяц весны. Сушеное мясо вприкуску с жесткими корнеплодами, которыми Гвейр набил обе котомки, и ледяная вода стали уже привычным ужином. За глоток вина или даже эля Рольван сейчас запросто согласился бы кого-нибудь убить.

Поужинав, он завернулся в меховую накидку и устроился под деревьями. Сон никак не шел. Близилась полночь, и огромная луна висела прямо над головой – серебристо-белая на черном небе, окруженная свитой очень мелких, часто мерцающих звезд. Лишь небольшая неровность по краю отделяла ее от полнолуния.

Гвейр, которому досталось первое дежурство, сидел рядом, прислонившись спиной к древесному стволу и глядя назад вдоль цепочек их собственных следов. На коленях его лежал лук, и три стрелы были воткнуты в снег, так, чтобы удобно было достать рукой. Рольван знал, что так он может просидеть целую ночь без сна, предаваясь каким-то своим мыслям или напевая себе под нос древние сказания – манера, которая иногда водилась за ним в прежние благополучные дни при дворе тидира, здесь стала его постоянной привычкой. Представлялось, что так же он сидел на протяжении многих ночей, рассказывая о богах и героях Лиандарса чужим заснеженным скалам, холодному бесцветному небу, не понимающим ни единого слова дикарям. Гадая, какими были для Гвейра эти три с половиной года полного одиночества без надежды когда-нибудь вернуться домой, Рольван смущенно отводил глаза, как будто был в чем-то виноват, и думал, что от такой жизни любой бы мог сойти с ума и подружиться с семейством Волосатых – лишь бы иметь рядом хоть кого-то, отдаленно похожего на человека.

– Расскажи мне еще о богах, – попросил Гвейр, догадавшись, что он не спит.

– Я все уже рассказал, что мог.

– Разве это не чудно, Рольван? Ты, кто боролся против них, рассказываешь мне, как сидел за их столом и пил из рога Лафада, беседовал с сами Каллахом и его псом, словно какой-нибудь сказочный герой! А я, кто верил им всю жизнь, почти ничего не помню – только зал, полный народа, и как кто-то положил мне на лоб горячие руки, а потом велел выбирать любую дверь из целой сотни. Я до сих пор сомневался, что это все не было бредом из-за болезни!

– Я не знаю, чем обязан такому приему, поверь. Я удивлен еще больше чем ты.

Рольван отчетливо, как наяву, увидел сидящего рядом с собой Лафада, голого, с красной мохнатой бородой и демонической ухмылкой, а за его плечом – точеный профиль рыжеволосой богини с ледяными глазами. Добавил задумчиво:

– Они ведь боги. Кто разберет, что у них на уме?

– Действительно, – фыркнул Гвейр, и Рольван снова не понял, что его насмешило.

Он наконец задремал под пристальным лунным взглядом, когда Гвейр заговорил снова и сон исчез без следа.

– Я могу представить только одну причину, почему боги интересуются тобой, – сказал Гвейр. – Что у тебя с моей сестрой, Рольван?

Рольван вздрогнул – он уже перестал ждать этого вопроса. Медленно сел, оттягивая время. Гвейр смотрел на него в упор.

– Что? – спросил он. – Ты ведь не из любви к приключениям отправился во Врата. И уж точно не из-за дружеских чувств ко мне. Не подумай, что я не благодарен, не в этом дело. Епископский любимчик идет спасать меня из другого мира, а боги усаживают его за свой стол и ведут с ним беседы – что еще я могу подумать?

Чистый воздух этого мира вызывал отвращение, если вдыхать его всей грудью. Говорить о своих чувствах к Игре с ее братом казалось трудной задачей, рассказать же о некоторых событиях было и вовсе невозможно. Но разговор назрел, и чем быстрее он случится, тем лучше.

– Ну что ты молчишь, как будто язык проглотил?

– Я не молчу, я… прах побери, Гвейр, я ответил бы, если бы знал, как ответить!

– Это так трудно, ответить на простой вопрос? Что происходит между тобой и Игре? Или, ты думаешь, меня это не касается?

– Нет, не думаю. Я ждал, что ты спросишь.

– И?

Рольван еще раз набрал полные легкие безвкусного воздуха.

– Я не знаю, что у нас происходит. Вполне возможно, что ничего, но… – сам не заметив, он перешел на виноватый шепот, – не потому, что я этого не хочу. Я очень этого хочу, Гвейр, и я… я на все готов ради этого.

После долгого молчания Гвейр сказал:

– Злая шутка богов, – и отвернулся.

Рольван обнаружил, что изо всех сил сжимает кулаки, а на лице выступил пот. Заставил себя успокоиться. Сказал – не то вопросительно, не то утверждающе:

– Ты, конечно, считаешь, что я ее недостоин.

Гвейр резко дернул головой:

– Игре не та девушка, которой я мог бы указывать – ни в этом, ни в чем другом.

– Но ты ее старший брат и единственный живой родственник. Если бы все было иначе… Гвейр, если бы всего этого не случилось и я пришел бы к тебе просить ее руки…

– Я сбросил бы тебя с лестницы, не сомневайся. В нашем доме были очень крутые лестницы, думаю, как раз для таких случаев. Взгляни на себя. Любимец епископа, который не пропускал ни одной службы, а потом прямо из храма тащился в кабак, днем ухлестывал за эргской дочкой, а ночами развлекал гулящих девок – мне ли не знать, каким ты был! И оставался бы таким по сей день. Нет, Рольван, если бы этого всего не случилось, я не позволил бы тебе даже посмотреть в сторону моей сестры.

– А сейчас?

– Сейчас… – Гвейр вытянул ноги и прислонился затылком к стволу дерева. – Ты очень стараешься, я это вижу. И верю в твою искренность. Но это ничего не значит, неужели ты не понимаешь? О чем вообще ты думаешь? Игре – Верховный дрейв! В прошлом, мы еще помним то время, ни один тидир не смел и шагу ступить без слова Верховного дрейва. Выше нее в Лиандарсе только боги, и богам принадлежит ее жизнь. Даже если она полюбит тебя, в чем я сомневаюсь, потому что знаю свою сестру, что дальше? Ты ведь не ждешь, что она станет твоей женой и будет латать твою одежду, поджидая, пока ты вернешься с войны?

– Нет, конечно, – вздохнул Рольван. – О таком я и не думал. Но ведь… Ты сам сказал, боги усадили меня за стол и говорили со мной, и это должно что-нибудь означать, и…

– Вот это меня и удивляет больше всего.

– Но ты… Гвейр, ты позволишь мне попытаться? Ты не…

Гвейр вздохнул.

– Я не приму твою сторону. Но и не стану препятствовать, если вдруг она все-таки выберет тебя. Это все, что я могу обещать.

– Спасибо, – прошептал Рольван.

Он испытал облегчение, хоть и понимал, что получить благословение ее брата, если только это неохотное согласие можно считать благословением – меньшая из стоящих перед ним задач. Но все же ему стало легче, и собственные притязания уже не казались преступными. Невольно подсказанная Гвейром мысль, что боги, возможно, окажутся на его стороне, еще усиливала это чувство. Он обнаружил, что улыбается, в первый раз с тех пор, как очутился в этом мире, и постарался это скрыть. Гвейр насмешливо хмыкнул, и Рольван, смущенный, поспешил улечься спать.

Глава семнадцатая, неловкая

Здесь я окончу рассказ, но приходи снова, и ты услышишь о краях еще более чудных, подобных которым ты никогда не видел, о жутких тварях, которые питаются человеческой кровью и оттого делаются бессмертными, о могучих колдунах и волшебных животных, наделенных человеческой речью. О многом ты услышишь, если вернешься сюда опять и сядешь у огня. Но теперь светает, и время нам проститься.