Формула-1. История главной автогонки мира и её руководителя Берни Экклстоуна - Том Бауэр

— Мне плевать, ходит хоть кто-то на автодром или нет, — говорил он Рону Шоу. — Телевидение и так всё покажет.

Говорили даже, что он готов рисовать людей на трибунах — лишь бы картинка в телевизоре смотрелась лучше.

Знай критики, что Абу-Даби, Сингапур и Корея приносят «Формуле-1» по 45 миллионов долларов в год, они бы, по мнению Экклстоуна, поутихли. Даже Монтеземоло должен быть благодарен за продвижение на Восток — ведь теперь эмблема итальянской команды красовалась на огромном парке развлечений в Абу-Даби, призывая жителей стран Персидского залива отдать должное «Феррари». Деньги могли окончательно скрепить их союз с Монтеземоло, однако итальянец, приветствуя успехи Экклстоуна, всё ещё цеплялся за возможность раскола. Джеки Стюарт надеялся, что Монтеземоло рано или поздно сместит Экклстоуна, и уговорил Союз автогонщиков не выполнять его требований. Даже Деннис не одобрял подобную тактику и объяснял Стюарту, что Экклстоун никуда не денется. Однако шотландец, к его удивлению, совсем обезумел.

Нелюбовь Джеки Стюарта к Экклстоуну привела к расколу в правлении СБА. Победил Стюарт. Получив карт-бланш на борьбу с Экклстоуном, он отказался подписать семилетний контракт на 16 миллионов в год и выдвинул встречное предложение: 10 миллионов и соглашение на три года. Экклстоун был сыт по горло перебранками членов СБА и их неспособностью выполнить обязательства по модернизации автодрома, не говоря уж о растрате полученных от него и «Октагона» 42 миллионов. Он неожиданно отменил Гран-при Великобритании 2005 года.

— Мне очень жаль, что от Гран-при Великобритании пришлось отказаться, но речь идёт о коммерческих обязательствах, и я должен быть совершенно беспристрастен, — заявил он в конце сентября 2004-го и назначил крайний срок для подписания контракта: 10 октября.

— Сколько ты хочешь? — спросил Деймон Хилл, перешедший к тому времени в Союз автогонщиков.

— Мне плевать. У вас будет всё — нужно лишь платить больше, чем можете.

Грибковски нервничал. Монтеземоло всё агитировал за ГПЧМ, а Экклстоун поговаривал о том, чтобы отделиться самому, забыв про «Договор согласия». Однако через два месяца после объявленного им же крайнего срока Берни всё же капитулировал и согласился на пятилетний контракт с ежегодной выплатой 6,4 миллиона фунтов. Редкий случай — Экклстоуна оставило всегдашнее хладнокровие, и он подал в суд на Джеки Стюарта, утверждавшего в радиоэфире «Би-би-си», будто бы Берни не сдержал данное министру спорта слово. Судиться по такому поводу — это как подпрыгнуть от укуса блохи. Экклстоуну же предстояло бороться за собственный бизнес.

Юрист Грибковски Александра Иррганг ежедневно бомбардировала Сашу Вудвард-Хилл запросами всевозможных фактов, цифр и документов. Та получила приказ предоставлять информацию лишь в крайнем случае и упорно сопротивлялась блицкригу. В ответ на разнообразные уловки Вудвард-Хилл Иррганг слала целые простыни факсов лично Экклстоуну — электронной почтой тот не пользовался. Немка требовала информации, а Экклстоун всё больше раздражался. Он ежедневно звонил Грибковски, но тот переводил все звонки на Иррганг.

— Если не будете сотрудничать, мы получим документы через суд, — угрожала та, довольная, что собрала достаточно доказательств нарушения прав акционера.

Они намеревались продемонстрировать, что Экклстоун незаконным образом пользуется «Формулой-1» как своей частной собственностью. 26 марта 2004 года банки обратились в Высокий суд с требованием передать контроль им.

— Этот иск не имеет ко мне никакого отношения. Я даже не знаю, с чем он связан, — отвечал Экклстоун на все расспросы.

Такое нарочитое безразличие объяснялось просто: он хотел подчёркнуто дистанцироваться от контролировавших «Формулу-1» трастовых компаний. В то же время их юристы пустились на всевозможные хитрости, лишь бы отложить слушание дела.

Экклстоун почти никогда не смешивал деловые разногласия с личными отношениями, поэтому после подачи иска он проникся к Грибковски ещё большим уважением. В августе 2004 года немец получил от него приглашение на Гран-при Бельгии в Спа. Славица очень любила эту трассу, петляющую по склонам Арденнских гор. Пилоты обожали соревноваться на глазах у разгорячённых зрителей и радовались возвращению бельгийской гонки, которое стало возможным после снятия запрета на рекламу табака.

Экклстоун был доволен, что жена прилетела вместе с ним, однако радость его продлилась лишь до того момента, когда все собрались в моторхоуме Циммермана в день гонки. За столом сидели Бриаторе, Марко Пиччинини, Лауда и Грибковски, а также Экклстоун с женой — друг напротив друга.

— Ублюдок! — внезапно заорала на мужа Славица.

Грибковски потерял дар речи, а Лауда и остальные приняли это за шутку. Экклстоун велел жене успокоиться.

— Сукин сын! — ни с того ни с сего ответила она.

Берни невозмутимо смотрел на жену. Та явно выпила лишнего. «Обычно с ней очень весело», — часто повторял он. Неделей раньше Славица купила сумочку за 50 тысяч евро. Покупай она такие сумки хоть каждый день, да ещё с кучей дизайнерских платьев в придачу, всё равно не сумела бы потратить даже процентов, что ежедневно капали на её счета в швейцарских банках. Всем этим богатством она была обязана изобретательности мужа, но платила ему неблагодарностью. Их брак превратился в сплошное поле боя. Хорошо ещё, что в этот раз ужасную ссору не видели дочери.

Жизни супругов текли параллельно, без взаимного уважения, без дружбы и без любви. Лишь дочек он обожал и только ради них выносил оскорбления Славицы. «Наверное, посторонним наш брак кажется странным», — признавал он.

Гордая Славица никогда не извинялась. Она не умела признавать ошибки. Оскорблённый Экклстоун в конце концов вскочил и ушёл в паддок. Там, среди механиков, пилотов и руководства команд, его не любили, хотя кое-кто называл другом, и почти все уважали, а заодно немного боялись. Все в паддоке знали, что «Формула-1» держится на Экклстоуне, и даже знаменитости иногда просили его помочь, одолжить денег или наградить подарком. Его почитали, но далеко не всегда ценили.

В Бельгии он всячески развлекал Грибковски, но толку от этого было мало. В Лондоне его ждала заплаканная Вудвард-Хилл, у которой уже не осталось сил на перепалки:

— Я больше не могу. Я совсем одна, и в полном отчаянии.

Экклстоун не проявил и тени сочувствия. Он не понимал, чем её травмируют гневные письма. Вудвард-Хилл не знала, сражаться ей дальше или бросать работу.

— Забудь про письма, — распорядился Экклстоун. — У них свои планы, у меня — свои.

В войне с банками он не строил сложных расчётов, а просто отвечал на ходы противника. Маллинс уверял его, что всё в порядке и выжидательные манёвры можно продолжать.

Грибковски усиливал натиск. Он поручил кадровому агентству подыскивать замену Экклстоуну. Изначально предполагалось, что этот человек немного поработает на более низкой должности и войдёт в курс дела. Когда подходящих кандидатов не нашлось, противники решили сместить Экклстоуна. Он мог гордиться: на его место хотели взять сразу двоих.

Возмущённый Экклстоун позвонил в Мюнхен:

— Попробуй только это провернуть — тебе же будет хуже.

Грибковски был в шоке. Он решил, что ему угрожают.

— Не станет меня — придёт кто-то другой.

Экклстоун не испугался. Игры кончились.

— Этот ваш парень не справится. — Речь шла о кандидатуре, которую банк рассматривал втайне от Экклстоуна. — Толку от него не будет. Я его даже на порог не пущу.

Чтобы доказать серьёзность своих намерений, он попросил Мосли поужинать с Грибковски.

— Акционеры не желают больше терпеть Экклстоуна, — заявил немец.

— Это их право, — отозвался дипломатичный Мосли, — но как президент ФИА я должен утвердить кандидатуру его преемника.

Мосли обожал играть роль умудрённого опытом посредника, однако банки его не послушались. 6 декабря 2004 года судья Парк не удовольствовался заявлением Экклстоуна, будто бы тот соблюдает полный нейтралитет, и передал управление «Формула-уан холдингс» в руки Грибковски.

— Ну и пусть, — заявил Экклстоун, не сомневаясь, что немец ничего не добьётся от его трастовых компаний.

Через два дня после объявления вердикта он дал интервью газете «Обсервер».

«Все подряд несут чушь. Не понимают даже, о какой компании речь». Судья Парк, по его словам, «не разобрался в деле, поскольку утверждает, будто бы меня назначила на должность компания „Бамбино“. В ближайшее время мы ему письменно всё объясним».

Про ошибку Грибковски он даже не упомянул. В действительности всеми делами управляла компания ФОА — «Формула-уан администрейшн», а не «Формула-уан холдингс». Вдобавок в январе 2005 года Саша Вудвард-Хилл взяла выходной — у неё был день рождения. Она поняла: Экклстоуна совершенно не волнует, как она исполняет обязанности секретаря компании, да и вообще он не интересуется юридическими формальностями. К вечеру Вудвард-Хилл решила, что покинет пост секретаря — иначе она просто сойдёт с ума. Заодно это спутает Грибковски все карты, ведь Экклстоуну с Маллинсом совершенно незачем назначать кого-то вместо неё.