Черный археолог - Александр Быченин

– Хочешь ты того или нет, Женя, но придется смириться, – вздохнул я и воспользовался собственным советом: выпустил из рук ее баул, который тут же перекочевал к портеру. – Это фишка отеля. Мы типа старинные аристократы, и персонал полностью воссоздает атмосферу древнего императорского дворца. Что-то мне подсказывает, что это несколько обременительно…

– Может, куда-нибудь в другое место поедем? – жалобно поинтересовалась моя спутница.

– Поздно, – добил я ее окончательно. – Сбежать не получится. Я так понимаю, «Сёриндзи» место популярное, и бронировать номера везде надо сильно заранее. Так, любезный?

– Да, господин! – с готовностью подтвердил тот. – Не расстраивайтесь, госпожа, я уверен, вам у нас понравится. Поверьте моему опыту, многие сначала в шоке, особенно гости планеты, но это быстро пройдет. – И снова натянул маску сурового самурая: – Прошу за мной, господин. Госпожа.

Мы со спутницей переглянулись, синхронно пожали плечами и шагнули вслед за портером. Парень вывел нас за пределы парковки, и я сразу понял, что он имел в виду: местность вокруг простиралась столь живописная, что про докучающий персонал я и думать забыл. Такое я, честно признаться, только в исторических фильмах из жизни самураев видел. Говорят, на Земле, в Японии, по сей день можно отыскать подобные уголки, но их сейчас на порядок меньше, чем, скажем, в начале двадцать первого века. Образованию Азиатской Триады предшествовали несколько десятилетий достаточно жесткого противостояния консервативно настроенного населения и захвативших власть промышленных корпораций, всегда действовавших строго рационально. По крайней мере, этот процесс имел место в Японии и Корее, теперь уже объединенной, плюс на Корейском полуострове остро стоял национальный вопрос: северяне упорно не желали ассимилироваться с южанами. Неудивительно, что на этом фоне разразились гражданские войны, в которых верх одержали модернисты и устроили нечто подобное приснопамятной китайской культурной революции. Кстати, сам Китай переходный период пережил без серьезных потерь, просто окончательно сменил курс с социалистического на «демократический», со всеми присущими ему недостатками. А потом была Большая Война, люди невольно сплотились перед лицом внешнего врага, былые обиды понемногу забылись, и теперь азиаты жили, что называется, душа в душу. Относительно, конечно, с учетом специфики.

На Сингоне имели место похожие процессы, завершившиеся почти полным слиянием японской и китайской диаспор. Но к старине здесь относились с немалым пиететом, комплекс «Сёриндзи» тому пример. И, надо сказать, весьма удачный пример. Мы шли по аккуратной мощеной дорожке, вившейся по ухоженному сосновому парку, а где-то впереди над макушками деревьев маячила острая крыша то ли пагоды, то ли просто дворца. Навстречу нам почти никто не попадался, видимо, постояльцев было не особенно много, что немудрено, учитывая здешние цены. Зато и суеты, как в городе, нет. Тихо и умиротворенно, так и хочется свернуть на одно из бесчисленных ответвлений-тропинок и уткнуться через несколько десятков шагов в уютную беседку или живописный фонтан на склоне рукотворного холма с тщательно спланированной растительной композицией. Впрочем, отстать от провожатого я не рискнул, и через некоторое время мы таки вышли к тому самому зданию, затерянному в глубине парка.

Это и впрямь оказался дворец, то есть центральный корпус отеля. Здесь мы зарегистрировались у стойки портье, получили электронные карты-пропуска, и все тот же услужливый «самурай» увел нас еще глубже в сосняк. Номера люкс располагались в отдельных строениях, разбросанных по берегам озера в укромных местах, этаких скромных с виду усадьбах посреди уменьшенных копий гостиничного комплекса – с непременным садом камней, чайным домиком и непосредственно аутентичным «бунгало» под соломенной крышей. Наш домик был разделен на две половины, абсолютно одинаковые, но зеркально симметричные. Здесь нас с Евгенией вежливо, но непреклонно разделили и провели в персональные «покои».

Внутри оказалось ожидаемо уютно. Я вообще сторонник минимализма в интерьерах, а уж традиционный японский стиль трудно назвать перегруженным: три обширные комнаты, разделенные тонкими, чуть ли не бумажными стенами, повсюду циновки, свитки и тому подобная икебана. В одной из комнат, видимо спальне, обнаружилось традиционное мужское одеяние в виде длиннополого то ли кимоно, то ли просто халата – бес его разберет, в которое я и облачился при помощи «самурая», на время перепрофилировавшегося в слугу-отокоси. Отказаться у меня даже мысли не возникло: я прекрасно осознавал, насколько моя привычная одежда не сочеталась с окружением. Зато теперь, чувствуя кожей довольно грубую ткать и неуверенно переминаясь с ноги на ногу – все-таки эти деревянные сандалии-гэта не очень удобные, да еще и носки-тоби, блин, одно название, с отделением для большого пальца, – я ощущал себя если не древним японцем, то как минимум якудза на отдыхе. Жаль только, гостям меча не полагалось, хоть я и изображал из себя аристократа. Оставив по совету сопровождающего собственную одежду и сумку с планшетником в доме, я вышел на веранду, или как она по-японски называется. Насчет Попрыгунчика я не переживал – инфор остался на руке, так что недостатка в информации у него не будет. Беспроводную передачу данных еще никто не отменял.

«Самурай», раскланявшись, убрался восвояси, и некоторое время я скучал, любуясь озером. В самом его центре на сваях торчала какая-то постройка в виде уменьшенной копии давешнего дворца, из которой вскоре выбрался целый выводок уток с ярким оперением. Особенно выделялся селезень, солидно следивший за своим многочисленным семейством. Непоседливые птенцы, уже прекрасно держащиеся на плаву, пытались смыться из-под присмотра строгого родителя, но тот умудрялся вовремя перекрывать все возможные пути бегства, и молодняк вынужден был кучковаться неподалеку от домика. Наблюдать за всем этим было весьма забавно, так что появление Евгении Сергеевны я самым позорным образом прошляпил.

– Красивые, – с непонятным выражением в голосе произнесла девушка, облокотившись на перила веранды рядом со мной. – И несчастные…

Как и я, после посещения покоев она заметно преобразилась: русые волосы уложены в сложную традиционную прическу, вместо джинсовки и давешнего платья белоснежное кимоно с длинными рукавами и богато изукрашенным поясом-оби, на изящных ногах непременные гэта, в правой руке веер, который она, такое ощущение, не знала, куда деть. Чем-то Женя сейчас напоминала цаплю, или скорее грустного лебедя, но стала, на мой взгляд, еще привлекательнее. Наверное, контраст так подействовал.