Единственная женщина - Анна Берсенева

— Почему? — удивилась Лиза.

Ее начинал занимать этот разговор; впрочем, так было всегда, когда Юра увлекался какой-нибудь мыслью или темой хотя бы на минуту — и мгновенно увлекал других.

— Да просто: в классической форме информация распределяется еще и в ритме, в рифме, а Виталик в своих экспериментах всего этого не использовал, и информации не хватало для всего пространства стиха.

— Почему ты стиховедением не занялся, а, Юра? — подмигнул Виталий Гремин.

— Руки не дошли, — улыбнулся Ратников. — Может, на старости лет, вместо огорода…

— Мало ли чем он мог бы заняться! — заметил Псковитин.

Он смотрел на Юру тем взглядом, которым часто смотрел на него — словно любовался им со стороны.

Лиза почувствовала себя спокойнее: в самом деле, почему она так расклеилась? Разве Юра сказал ей, что собирается уйти, зачем она доверяет каким-то неуловимым и, может быть, вовсе выдуманным приметам?

— А где Саша сейчас? — вдруг спросил Виталий Гремин. — Я его уже года два не видел, даже удивительно: он раньше ходил на мои концерты, звонил. Уехал, что ли?

Лиза заметила, что Юрино лицо стало замкнутым — как всегда, если речь заходила об этом неведомом Саше. Что за история связана с ним?

— Уехал, — ответил Псковитин. — Вернулся в Новосибирск, в свой Академгородок.

— А-а! А я думал, в Штаты: голова-то у него варила дай Бог, можно было ожидать, что он здесь не задержится, — сказал Виталий.

Юра пожал плечами:

— Может, он потому и задержался. Мы же с тобой не уехали, да? Или мы идиоты?

— Да нет, — усмехнулся Виталий. — Не совсем. Но, знаешь, Юра, мне совершенно не хочется заводить патриотическую песню. Я не уехал, хотя и мог, и ты не уехал, хотя еще как мог, — но это наше с тобой дело, правда? Вопрос наших пристрастий и жизненных потребностей, и обойдемся без теории…

— Да что ты на меня набросился! — слегка возмутился Юра. — Нашел борца за патриотизм! Все же понятно, зачем объяснять.

— А мне тут, представляешь, месяц назад режиссер знакомый рассказывал: ему запретили во время гастролей в провинции играть один спектакль — вы, говорят, своей постановкой оскорбили православную церковь. И кто говорит — губернатор, бывший секретарь обкома!

Все засмеялись, и Лиза вместе со всеми. Ей нравились Юрины друзья, нравилось, что они понимают друг друга с полуслова — как с этим длинноволосым пианистом Виталием Греминым. Вечер пошел незаметно, легко — и ее печаль почти исчезла.

На прощание, стоя на улице у входа в «Мегаполис», Виталий неожиданно протянул ей свою визитку.

— Мне будет приятно, если вы позвоните, Лиза, — сказал он. — А особенно — если придете меня послушать. У меня хороший концерт будет через неделю в Большом зале консерватории — приходите!

— Мне жаль, что мы так мало говорили с вами, — ответила Лиза, не покривив душой.

— Ничего, поговорим еще. Зато вы прекрасно слушаете, это не многим дано. Думаю, Юра не очень на меня обидится, если я приглашу вас как-нибудь в ресторан.

С этими словами он кивнул Лизе и сел в машину, которая должна была отвезти его домой. Псковитин разговаривал о чем-то с Ратниковым, покручивая на пальце ключи от своего «опеля». Наконец они простились, и Юра подошел к Лизе.

Она заметила, что оживление, появившееся на его лице во время разговора с Греминым, снова исчезло, он смотрел на нее все тем же непонятно-печальным взглядом, который она так часто замечала в последнее время.

Все уже давно разошлись, они вдвоем стояли перед освещенным входом в особняк.

— Лиза, — сказал он. — Я должен тебе сказать…

Сердце у нее дрогнуло и заколотилось — значит, она не ошибалась…

— Я не смогу сегодня поехать к тебе. Приехала Юля. Я не знаю, что сказать тебе, Лиза, милая, не знаю, что тебе сказать!..

Она видела, что он хочет обнять ее, и вместе с тем понимала, что он не сделает этого — все это отражалось в его глазах, на его лице.

— Что ж тут скажешь, Юра? Значит — так…

Она села в машину, Юра остался стоять у входа и, обернувшись, она долго смотрела, как он стоит неподвижно, засунув руки в карманы плаща, и неотрывно смотрит ей вслед.

Ей даже не пришлось сдерживать слезы: в той безнадежной пустоте, куда проваливалось сердце, не было слез…

Квартира встретила ее таким пугающим молчанием, что Лиза невольно отшатнулась за порог, не в силах войти. «Я не смогу быть здесь без него, — подумала она с неожиданной ясностью. — Я не смогу без него сидеть на этой кухне, зажигать этот торшер. — Она вспомнила, как мягкий золотистый свет заливал, очерчивал его высокую, стройную фигуру, когда он впервые пришел сюда и стоял посреди комнаты, улыбаясь ей, и глаза его светились счастьем… — Но где я смогу быть без него? — Эта мысль пронзила ее холодом и болью: она поняла, что такого места на земле просто нет…»

Она вошла, машинально опустилась на неразложенный диван; у нее не было сил даже на то, чтобы снять пальто, бессмысленность любого движения сковывала ее, не давала пошевелиться.

Она не помнила, сколько просидела так, на краю дивана: время остановилось для нее… Телефонный звонок раздался неожиданно, и Лиза как-то вяло удивилась собственному равнодушию: она не сразу сняла трубку. Но, наверное, это потому, что звонил не Юра: она не столько знала это, сколько чувствовала.

— Лиза, ты что делаешь? — услышала она голос Сергея. — Почему к телефону не подходишь?

— Разве? — спросила она, едва шевеля языком. — Наверное, спала.

— Что значит — «наверное»? Знаешь что — я приеду сейчас. Минут через двадцать буду.

— Не надо, Сережа, — ответила она. — Я уезжаю, не надо ехать.

— Куда это еще? — спросил он. — Что-то я не слыхал, чтобы ты уезжать собиралась! Лиза, прекрати ты это!

— Не приезжай, Сергей, — сказала она. — Я тебя очень прошу, не надо приезжать, я не хочу. Ну могу я не хотеть тебя видеть?

Она понимала, что делает ему больно этими словами, — но у нее действительно не было сейчас сил видеть его, не было сил даже на благодарное чувство, которое вызывал у нее этот человек.

— Можешь, — ответил он, помолчав. — Ты все-таки позвони, если что, это я просто так говорю, без намерений: позвони мне, прежде чем что-то предпринимать.

Она сидела с коротко гудящей трубкой в руках, и время снова шло незаметно, безжизненно, без отсчета минут и часов…

Новый звонок — на этот раз в дверь — прозвучал так неожиданно, что Лиза вздрогнула. Это был не Юра, она была уверена — но кто? Она никого не ждала… Но в конце концов — какая разница? Кто-то пришел, может быть, Сергей — только зачем?

На пороге стояла Юлия — молча, глядя на Лизу непроницаемо-поблескивающими глазами. Ее длинная шуба из сапфировой норки тоже отливала нежным блеском в тусклом свете лестничной лампочки. Длинные золотисто-каштановые волосы были распущены по плечам и падали на высокий воротник шубы блестящими волнами.