Одинокий волк - Джоди Линн Пиколт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пакетик с сахаром выскальзывает у него из рук и приземляется на пол рядом с моей сумкой. Эдвард наклоняется, чтобы поднять его, и замечает в сумке экземпляр отцовской книги.
– На дом задали ознакомиться? – спрашивает он.
Я достаю из сумки «Одинокого волка».
– Я начала читать сегодня утром. Твой отец очень интересный человек.
Эдвард благоговейно касается золотых букв на обложке:
– Можно? – Он берет книгу и перелистывает страницы. – Когда ее опубликовали, я уже уехал. Однажды я зашел в магазин с книгами на английском языке и увидел на полке ее. Я сел в проходе и читал шесть часов подряд, пока не прочел все от корки до корки.
Он пролистывает до середины, где вставлена подборка черно-белых фотографий Люка Уоррена с волками – и с детенышами, и со взрослыми. Они едят, играют, отдыхают.
– Видите?
Эдвард указывает на снимок, где сидящий на склоне холма ребенок наблюдает за Люком в вольере. Ребенок снят со спины, на голову натянут капюшон толстовки. «Кара Уоррен наблюдает, как отец учит Кладена и Сиквлу охотиться» – гласит подпись к фотографии.
– Это не Кара, – говорит Эдвард. – Это я на снимке. Моя толстовка, мои тощие лодыжки, даже моя книга на траве. «Излом времени» Мадлен Л’Энгл. Если поискать в Интернете, увидите такую же обложку. – Он снова проводит по подписи кончиком пальца. – Много лет назад, когда я впервые увидел эту фотографию, то подумал, что кто-то в издательстве ошибся, а может, отец со временем вычеркнул меня из жизни. – Он смотрит на меня неожиданно острым напряженным взглядом. – Другими словами, не стоит верить всему, что написано.
Внутри дом похож на перевернутый снежный шар. Крошечные белые перышки покрывают пол, диван и волосы открывшей дверь женщины.
– Ох, – слабым голосом произносит она. – Неужели уже два часа?
Еще из больницы я позвонила Джорджи Нг и спросила, удобно ли будет поговорить с Карой. Но, глядя на крошечных одинаковых демонов, визжащих и скользящих в носках по покрытому перьями полу, я задаюсь вопросом: бывает ли вообще в этом доме удобное время?
Стоит мне переступить порог, как перья покрывают серую юбку, подобно металлической стружке, притянутой магнитом. Сколько же мне придется очищать их роликом для шерсти? Джорджи держит в руке трубу пылесоса.
– Простите за беспорядок. Ну что поделаешь с детьми, верно?
– Не знаю, – отвечаю я. – У меня их нет.
– Мудрый выбор, – бормочет Джорджи, выхватывая распоротую подушку из рук одного ребенка. – Какую часть слова «стоп» ты не понимаешь? – Она снова виновато поворачивается ко мне. – Может, вам будет проще подняться наверх и поговорить с Карой там? – предлагает Джорджи. – Ее комната справа от лестницы. Она вас ждет. – И исчезает за углом, все еще сжимая пылесос мертвой хваткой и преследуя по горячим следам детей. – Джексон! Не запихивай сестру в сушилку для белья!
Опасливо пробираясь сквозь пух, я поднимаюсь к Каре. Странно пытаться совместить Джорджи Нг с женщиной, которую Люк Уоррен кратко упоминает в своей книге, – бывшим репортером, и которая влюбилась в него на работе из-за его страсти к волкам и слишком поздно осознала, что для страсти к ней не остается места. Наверное, сейчас, когда у нее внимательный муж и другая семья, она стала счастливее. Кара далеко не первый ребенок, который после развода кочует между родителями, но разница в образе жизни двух семей, скорее всего, разительная.
Я тихонько стучусь в дверь.
– Войдите, – доносится голос.
Признаюсь, мне любопытно познакомиться с девушкой, у которой хватило духу заставить окружного прокурора выслушать себя. Но Кара выглядит молодой, хрупкой и слегка нервничающей. Ее правая рука плотно прижата к телу, как сломанное крыло, и в сочетании с волнистыми темными волосами до плеч и тонкими чертами лица она напоминает птицу, которую вытолкнули из гнезда.
– Здравствуй, – говорю я. – Меня зовут Хелен. Я временный опекун твоего отца.
Тень мелькает по лицу девушки при моих словах, но исчезает слишком быстро, чтобы успеть ее прочитать.
– Твоя мать считает, что если мы поговорим здесь, то у нас будет меньше шансов…
– Подхватить аллергию? – заканчивает Кара.
Она предлагает мне сесть за стол, а сама устраивается на кровати. Комната выкрашена в немаркий синий цвет, на кровати лоскутное одеяло с узором из обручальных колец, а у стены одинокий белый комод. Она похожа на гостевую комнату для нечастых гостей.
– Я уверена, что ты тяжело переживаешь все происходящее, – начинаю я, доставая блокнот. – Мне очень жаль, что приходится задавать такие вопросы, но мне действительно необходимо поговорить о твоем отце.
– Я знаю, – отвечает она.
– До аварии вы жили вместе с отцом?
Кара кивает:
– Последние четыре года. Сначала я жила с мамой, но потом у нее родились близнецы и мне стало трудновато не чувствовать себя третьей лишней. То есть я, конечно, люблю маму и Джо, мне нравятся младшие брат и сестра, но… – Ее голос затихает. – Отец говорит, что у волков каждый день начинается и заканчивается чудом. А в этом доме каждый день начинается и заканчивается чашкой кофе, газетой, ванной и сказкой на ночь. Дело не в том, что мне тут не нравится или я не благодарна за то, что меня принимают. Просто… здесь все по-другому.
– Значит, ты такой же любитель адреналина, как и твой отец?
– Не совсем, – признается Кара. – Я имею в виду, что иногда мы с отцом просто брали в прокате фильм и ели попкорн на обед, и такие дни были ничуть не хуже, чем когда я ходила с ним на работу. – Она теребит в пальцах край одеяла. – Это как телескоп. Мой отец, когда занят любым делом, сосредоточивается на нем так, что не видит ничего, кроме того, что находится под носом. А мать, наоборот, смотрит на мир в широком ракурсе.
– Наверное, ты переживала, когда он сосредоточивался на волках вместо тебя.
Какое-то время Кара молчит.
– Вы когда-нибудь купались летом, когда облака закрывают солнце? – спрашивает она. – И на несколько секунд вода становится ледяной, и уже хочется выйти и обсохнуть? Но потом вдруг опять выглядывает солнце, и снова тепло, и когда рассказываешь, как здорово искупался, даже не приходит в голову
