Одинокий волк - Джоди Линн Пиколт

– Да. – Мое сердце бешено колотится. – Можно вас кое о чем спросить?

Я боюсь озвучить вопрос, но другого выхода нет, потому что больше мне некому его задать. И она ведь сказала, что будет моим защитником, помощником, а Бог свидетель, мне очень нужна помощь. Поэтому я шепотом произношу слова, вьющиеся вокруг моего сердца и сжимающие его в самую неожиданную минуту:

– Как вы думаете, я поступаю правильно?

– Правильно, – повторяет Циркония, поворачивая слово во рту, как леденец. – Однажды я говорила с покойным мастифом. Ветеринар удивлялся, что он прожил так долго. Судя по анализам, он должен был умереть года на три раньше. Хозяйкой мастифа была одинокая маленькая старушка. Когда пес заговорил со мной с другой стороны, то пожаловался, что очень устал. Он выполнял изнурительную работу – продолжал жить для своей пожилой леди. Но он не мог позволить себе уйти, потому как знал, что оставит ее совсем одну. – Циркония смотрит на меня. – Мне кажется, ты задаешь неверный вопрос. Дело не в том, хотел бы твой отец умереть. Вопрос в том, захочет ли он покинуть этот мир, не зная, что о тебе есть кому позаботиться.

Только когда она протягивает мне салфетку, я осознаю, что по щекам текут слезы.

Когда я захожу в палату отца, первым делом вижу там Эдварда.

Долгое мгновение мы смотрим друг на друга. С одной стороны, я понимаю, что, если его выпустили из тюрьмы, он вернется сюда; с другой – я представить не могу, как у него хватило духу пройти через отделение интенсивной терапии после выкинутого фокуса. Глаза брата темнеют, и на секунду я боюсь, что он перескочит крошечное пространство и задушит меня голыми руками за все доставленные неприятности, но между нами встает мать.

– Эдвард, – говорит она, – давай сходим пообедаем, пока твоя сестра побудет наедине с отцом?

Он напряженно кивает и проходит мимо, не проронив ни слова.

Хотела бы я потом рассказывать, что в этот миг отец открыл глаза, одним вздохом позвал меня и мы дождались своего хеппи-энда, но это не так. Отец по-прежнему лежит в той же позе, что и день назад, когда я видела его в последний раз. Если уж на то пошло, он выглядит еще более осунувшимся и прозрачным, как будто уже превратился в иллюзию.

Может статься, я обманываю себя. Вероятно, я единственный человек, который смотрит на отца и ждет чуда. Но я должна. Ведь иначе получится, что в ту ночь он сказал правду.

Думая о Цирконии, я забираюсь на кровать и ложусь. Прижимаюсь к отцу, такому теплому, надежному и знакомому. В горле начинает колоть, будто я проглотила кусочек кактуса. Под ухом раздается мерный стук.

Как я должна заставить себя поверить, что он не вернется, если слышу биение его сердца?

Когда отец спасал волчат, отвергнутых Местав, – братьев маленькой Миген, умершей по дороге к ветеринару, – ему приходилось учить их вести себя как семья без помощи биологической матери. Застенчивого Кину, умного Киту и наглого крепыша Ноду. Но несмотря на всю смелость Ноды, он боялся молний. Всякий раз, когда надвигалась гроза, он волновался, и отец успокаивал его единственным доступным способом – брал на руки и прижимал к груди. Конечно, в четыре недели это было легко. Но когда он вырос, стало сложнее. Я часто смеялась, глядя, как суровый волк карабкается на грудь отца, чтобы услышать биение его сердца.

Оказаться в его положении самой вовсе не смешно.

Я закрываю глаза и представляю отца в те времена, когда он нянчился с волчатами, а я стояла у забора и смотрела на них.

– Зачем учить их играть? – спросила я. – Разве они сами не умеют?

Отец выставлял зад в воздух, пригнувшись в хищном поклоне, – из этого положения волк мог прыгнуть на шесть футов в любую сторону. Каждый раз, когда возня и кувырки становились слишком буйными, он падал в этот поклон, и все останавливались и повторяли его позу.

– Семья может устраивать потешные бои, но они должны знать, когда остановиться. Я учу их равновесию, – объяснил отец. – Я учу их не убивать друг друга.

Люк

Я понимаю, что для своей волчьей семьи был диковинкой. Иногда я просыпался оттого, что на меня набрасывалась волчья туша весом под сотню фунтов, только чтобы посмотреть на мою реакцию. Когда стая отправлялась на охоту и брала меня с собой, они делали неожиданные повороты перед моим носом, пытаясь проверить, собьют ли меня с толку, как будто хотели выяснить все мои недостатки, прежде чем это сделает враг. Оглядываясь, я понимаю, что играл роль, схожую с похищенным инопланетянами человеком: они хотели знать, с чем придется столкнуться, когда наши миры и территории начнут сливаться друг с другом.

Однажды летом альфа в сумерках повела охотников куда-то на юг. Нас с молодым волком и его сестрой, патрулировавшей по периметру территории, на охоту не взяли. Стояла невыносимая жара; я то и дело ходил к ручью, чтобы намочить голову, а когда возвращался на нашу поляну, дремал под гудение комаров и низкие смешки лягушек-быков. Хотя я знал, что нужно держаться начеку, как мой товарищ, жара и влажность усыпили бдительность и инстинкты.

Я проснулся рывком, от присутствия молодого волка, сидящего рядом. Волчица еще не вернулась. Другими словами, ничего не изменилось. Поэтому я с кряхтением поднялся на ноги, намереваясь снова охладиться у ручья. Однако только я подошел к воде, молодой волк с размаху повалил меня. От удара о землю у меня перехватило дыхание. Он рычал и, сверкая глазами, скалил зубы мне в лицо – полноценное нападение. Ошеломленный таким поведением, я тут же перевернулся на спину, прося волка о доверии. Впервые с тех пор, как меня приняли в стаю, я по-настоящему испугался за свою жизнь. Хуже всего – мне угрожал собрат-волк.

Прижав уши, волк продолжал рычать на меня, напирая так, что пришлось отползти от ручья в своего рода нору, образованную несколькими огромными деревьями, поваленными грозой. Я лежал лицом в землю, вдыхая мелкие ветки и пыль, обливался потом и дрожал. Каждый раз, когда я пытался пошевелиться, волк наклонялся ближе и щелкал мощными челюстями в нескольких сантиметрах от моего лица.

Можете себе представить, какие мысли проносились у меня в голове в тот миг. Что биологи оказались правы и мне не следовало пытаться примкнуть к стае. Что волки – все же дикие животные и никогда не сочтут меня своим. Что молодой волк ждет, пока не вернутся остальные члены стаи, и тогда убьет меня,