Порабощенные сердца - Хилл Эдит

Гален мог только крепко держать ее. Он решил жить без нее. Но сейчас, стоя посреди этого поля смерти, понял, что в ней вся его жизнь. Без нее от него останется одна оболочка, не более живая, чем лежащие вокруг тела.

Он не знал, как долго они стояли так — она в его объятиях, его щека у нее на голове, а невидящий взгляд устремлен на поле битвы. Только услышав позади себя шаги, он отпустил ее.

— Центурион.

Гален повернулся и увидел своего командира. Сегодня Агрикола выиграл мир в Британии, и за него пришлось сражаться и римскими копьями и кельтскими мечами. Не осталось никого, кто мог бы вновь собраться под знамена восстания. Но на его лице не было написано ничего.

Взгляд Агриколы скользнул по Рике.

— Женщине тут не место, центурион, — спокойно сказал он на латыни.

— Да, господин.

На лице командира появилась его кривая полуусмешка.

— Но я не думаю, что ты отошлешь ее, если не получишь приказа.

Гален выдержал взгляд.

— Нет, господин.

— Хорошо. Я подозревал, что кончится именно так, и почему бы не разобраться с этим делом именно сейчас. — Агрикола медленно развязал ремешки шлема и снял его. Его тон и взгляд были отцовскими. — Во время совета я наблюдал за тобой. Ты хорошо скрывал это, но все же недостаточно хорошо. Хотя твоя верность Риму осталась непоколебимой, центурион, в твоей груди перестало биться сердце солдата. Там теперь бьется сердце мужчины, который узнал жалость и любовь.

Гален протестующе вскинул голову. Хотя он сознавал справедливость слов Агриколы, гордость побуждала его ответить, как-то опровергнуть их. Но британский наместник жестом скомандовал ему помолчать.

Агрикола помедлил и посмотрел пронзительным, оценивающим взглядом человека, которому дано судить других. Когда он опять заговорил, в его голосе звучал несомненный приказ.

— В самом начале весны я поведу легионы на север. Когда-то ты был бесценным подчиненным. Однако теперь я полагаю, что наибольшую пользу ты сможешь принести не в качестве боевого офицера. Ты служил шестнадцать лет, не так ли?

Гален кивнул, не понимая, куда клонит Агрикола. Рядом с ним беспокойно шевельнулась Рика. Она не поняла разговора, и, успокаивая ее, он положил руку на талию.

Агрикола сделал вид, что не заметил этого, и продолжил:

— Здесь будет размещен постоянный гарнизон. Исходя из увиденного сегодня, я хочу предложить тебе командовать им. Рискуя собственной жизнью, ты спас жизнь их короля. Церрикс останется твоим вечным должником. Никто, кроме тебя, не будет иметь на него такого влияния. Я был бы глупцом, если бы не попытался использовать этот факт на пользу Риму. Кроме того, давая тебе этот пост, я смогу удовлетворить просьбу маленького мальчика, — он обернулся к Рике, — и невысказанные мольбы женщины.

Он улыбнулся и снова посмотрел на Галена.

— Ну, центурион Мавриций, что скажешь ты? Достаточно ли ты заинтересован, чтобы выслушать мои условия?

Гален посмотрел на нее. Ее сияющие глаза были еще полны слез. Но, поклялся он про себя, это в последний раз. Неуверенным голосом он все же смог ответить.

— Ты знаешь ответ, наместник. Но я прошу тебя говорить по-кельтски, чтобы эта женщина, которая будет моей женой, могла понимать.

Агрикола, улыбаясь, наклонил голову в вежливом поклоне и продолжал:

— Не часто мне предоставляется возможность даровать невозможное. Однако этот пост будет тебе кое-чего стоить, центурион. Ты прослужишь оставшиеся тебе годы активной службы в качестве военного коменданта этого района. Однако после окончания этих четырех лет вместо пяти лет службы в резерве, которые положены, я прошу тебя о десяти. Предупреждаю, семейная жизнь может показаться тебе немного скучной… гражданская служба мало похожа на военную… мир вместо войны, но я всегда полагал, что судьбу человека определяют боги, а не он сам. И только слушая свое сердце, можно узнать их волю. Итак, Гален Мавриций, согласен ли ты на мои условия и принимаешь ли ты свою судьбу?

На этот раз Гален действительно не смог ответить, потому что стоящая рядом с ним женщина внезапно бросилась ему на шею, так крепко обхватив ее руками, что он не в состоянии был выговорить ни слова.

Сидя под пурпуром шатра, Церрикс мужественно переносил манипуляции лекаря Агриколы. Он предпочел бы воспользоваться искусством Мирддина, но не хотел показаться неблагодарным. Кроме того, друид был занят лечением раненых ордовиков, лежащих вместе с римлянами. Стараясь как можно меньше обращать внимания на смуглого человека, который, щебеча что-то на непонятном языке, бинтовал его голову куском материи, Церрикс наблюдал за стоящей в поле парой. Слова Агриколы, сказанные только что, заставили Рику броситься в объятия центуриона.

Церрикс обратился к подошедшему человеку.

— Говорят, наместник, что тому, кто сделает добро влюбленным, воздается удачей. Может быть, боги вознаградят тебя.

Агрикола усмехнулся.

— Ты слишком льстишь мне, король Церрикс. Однако мои мотивы не так бескорыстны. — Он кивнул головой в сторону обнимающейся пары. — Я видел такое по всей Империи… союзы, после которых дети, зачатые римскими солдатами, рождаются в провинциях. Через два поколения ненависть исчезает.

Он сел рядом с Церриксом на корточки.

— К тому же, время воинов прошло, мой друг. Сейчас время дипломатов. Собственно говоря, — он посмотрел на него неожиданно серьезно, — в твоем племени есть один мальчик… При надлежащем воспитании… да, да, несомненно… Из него может получиться прекрасный дипломат.

Его слова, подхваченные ветром, предвещали судьбу хромого мальчика.