Порабощенные сердца - Хилл Эдит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рика не могла понять, что успокаивающего было в этом внезапном озарении, но это было именно так. Возвращая его собственной судьбе, она делала ему величайший подарок.
Вставая, она попыталась улыбнуться.
— Ты должен идти. Что подумает твой наместник, если ты опоздаешь? — Она подняла руку и разгладила складки плаща, собравшиеся на груди. Это был предлог коснуться его, еще раз только коснуться.
Он поймал ее руку, повернул и приложил к губам. С невысказанной нежностью провел пальцами другой руки вдоль щеки.
— Ты знаешь, что ты значишь для меня!
— Я знаю, — шепнула она, чувствуя, как подступают слезы, которые она поклялась не показывать. — А теперь иди, любимый, иди, пока у меня есть силы сказать тебе это. Иди со спокойной душой, но больше никогда не возвращайся, потому что я не в состоянии жить постоянной жестокой надеждой на то, что однажды ты сможешь вернуться. Я должна знать, что все кончено. Обещай мне. Пожалуйста, Гален.
— Мое сердце навеки отдано тебе.
— Мое тоже не свободно. Но ты должен обещать мне, Гален. Прошу тебя.
Когда он кивнул, ей снова захотелось заплакать, но она сделала героическое усилие и удержалась. Он дал ей все, что мог.
— Иди же! — Крик вырвался из самой глубины ее сердца.
Он погладил ее по голове и вышел.
Глава 22
Солнце, похожее на огненный шар, поднялось из-за темных холмов. Его лучи слепящими бликами отражались в полированных доспехах и оружии построившейся когорты.
Гален зажмурился. Затем краем глаза заметил движение, тень на земле от чего-то над его головой. Взглянув на небо, он увидел орла, который, изредка взмахивая крыльями, парил над ними, направляясь к лесу. Жрецы легиона, увидев его, несомненно обрадовались бы этому счастливому предзнаменованию.
Криво усмехнувшись про себя, Гален перенес свое внимание с небес на грешную землю.
На нейтральной территории перед лагерем римлян возвышался церемониальный шатер. На шестах развевались золотые и малиновые вымпелы. Под навесом в кресле спокойно сидел британский наместник. Его окружали трое старших офицеров, блистая отделанными бронзой парадными доспехами и алыми плащами, обшитыми золотом.
Накануне Гален вежливо отклонил приглашение Агриколы присоединиться к этим офицерам из двадцатого легиона, расквартированного в Британии, потому что его место было не там. Его легион остался в Дэве. Кроме того, он предпочитал стоять среди солдат, где он вызывал гораздо меньшее подозрение у ордовиков. Он не видел необходимости растравлять рану, подчеркивая, что сыграл свою роль в происходящем. Он также предпочитал находиться в позиции постороннего, независимого наблюдателя и поэтому выбрал точку левее и немного позади передних шеренг.
Хотя он верил в то, что Церрикс не нарушит перемирия, его преследовало постоянное и все растущее тревожное ощущение опасности. Человек на опыте учится доверять некоторым чувствам. Инстинктивное предчувствие неминуемой беды было одним из них, другим — почти физическое ощущение того, что все не так. Но он не мог понять, была ли какая-то материальная, внешняя причина для беспокойства, или оно коренилось внутри него. Но эмоции эмоциями, а он оставался солдатом, и все еще мог заметить недостатки оборонительной позиции.
Расположенные как сейчас, по одной центурии с каждой стороны шатра и остальными четырьмя, плотно стоящими за ними, они, хотя и прикрытые с тыла собственным лагерем, все же были не защищены. Более того, при подобном парадном строе каждое подразделение, стоящее плотным квадратом по восемьдесят человек в каждом, представляло собой превосходную мишень для стрел и дротиков. Почти невозможно метнуть оружие в плотную массу и не попасть в человека. Один-единственный тщательно нацеленный залп достаточно большой группы людей мог сразу вывести из строя треть сил Агриколы.
Гален медленно взглянул на ряды солдат, стоящих слева от него. Каждый стоял как вкопанный, с мечами и кинжалами в ножнах, держа дротики и щиты наготове. По крайней мере, это боевой легион, подумал он, снова прикидывая возможности.
Его движения не ускользнули от внимания человека, стоящего рядом с ним. Сита понимающе скосил на него глаза, ветерану тоже не нравилась вся эта позолота и пурпур. Но такой ритуал был важен для обеих сторон, и побежденной и победившей.
Гален не видел рыжего фракийца до самой команды на построение. Ему хотелось бы с ним поговорить. Собственно, он поговорил бы и с другими освобожденными, с Фацилом и юным Гаем, которые стояли в строю, и даже с молчаливым Валерием, находившимся сейчас на попечении врача. Его, вероятно, должны были уволить из армии. При виде обезглавленного товарища внутри юноши что-то сломалось, и эту болезнь не могли вылечить никакие лекарства.
Гален выругал себя за небрежность. Он должен был настоять на встрече со своими людьми либо до, либо после встречи с Церриксом и старейшинами. Слухи иногда основываются на фактах, и они всегда распространяются быстрее. Не исключено, что римляне получили от ордовиков какие-то сведения, но приняли их за досужие сплетни.
Прошло уже четыре дня с момента исчезновения Маурика. Разведчики Церрикса не обнаружили никаких следов его отряда. Гален и воины, сопровождающие его к Агриколе, тоже не заметили присутствия изменников. И все же Гален знал, что этот человек не откажется от своих претензий на власть. Он с сотней присоединившихся к нему бунтовщиков просто поджидал удобного момента. И без сомнения, этот день — день подписания договора между Римом и последним племенем западной Британии — может показаться ему самым подходящим.
Еще более обеспокоенный, Гален перенес внимание на крепость. По сланцевой тропинке спускалась группа — около пятидесяти воинов во главе со старейшинами и друидом в белом одеянии.
Гален посмотрел вокруг. Хотя вид британцев с намазанными клеем волосами внешне не произвел впечатления на дисциплинированных солдат, все же напряжение, вызванное приближением ордовиков, было заметно на каждом лице. Пальцы на древках копий сжались сильнее, а щиты поднялись немного выше. Однако, к чести центурионов, командующих ими, люди не шевельнулись — даже тогда, когда воины заняли позицию лицом к шатру и прямо напротив передних рядов. Вооруженных людей разделяло не более пятидесяти ярдов. Такая близость давала римлянам, с их тактикой рукопашной схватки, преимущество. Однако Гален сомневался, что нервничающие легионеры понимали и оценивали этот факт.
Краем глаза он старался особенно следить за передней линией центурии, поглядывая время от времени в сторону ордовиков. Держа руки на рукоятках мечей, висевших на поясах, они стояли нестройными рядами позади старейшин и друида, бросая взгляды на римлян. Римляне отвечали им молчаливо-недоверчивыми взглядами.
Наконец в открытых воротах крепости появился Церрикс, один, на лошади, покрытой богато разукрашенной попоной. Крепкий жеребец медленно и осторожно спускался по крутой сланцевой дорожке. Солнце сверкало на золотых браслетах и торке короля.
Когда он подъехал ближе, Гален увидел, что его широкая мантия была расцвечена синими и зелеными квадратами, символизирующими небо и землю, а туника была черная и отделана золотом, что символизировало ночь и солнце. За поясом у него была хвойная ветка. К узде лошади прикреплены такие же ветки.
Спустившись по тропе, он подъехал к шатру и перед тем, как остановиться, совершил вокруг ритуальный круг. Через некоторое время из шатра появилась одинокая фигура. Церрикс спешился, бросил оружие на землю, молча опустился на колени у ног своего покорителя.
Гален почувствовал, как сжались его челюсти. Он понимал, чего стоил этот бессловный акт Церриксу.
Агрикола помог подняться сдающемуся противнику.
— Я знал тебя в качестве достойного противника, Церрикс, Верховный король воинов Молота. В будущем я буду приветствовать тебя, как друга. — Он протянул руку, Церрикс схватил ее повыше запястья и повысил голос, чтобы его слова были слышны всем. На кельтском языке он торжественно провозгласил: