Бухтарминские кладоискатели - Александр Григорьевич Лухтанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приехать в тайгу из города — всё равно, что окунуться в сонное царство. Но ведь и здесь жизнь идёт! У Романа большие планы, в том числе и эта таинственная пещера: как не посмотреть, что за подземный город открыли его друзья! Само собой, отцу с матерью надо помогать.
Марфа пыталась было возражать:
— Что же это — приехал всего на две недели и уже из дому?
Но Пётр Иванович сына поддержал: «
— Засиделся там в кабинетах на лекциях — пусть разомнётся, по лесу побродит. — И больше того, напомнил: — А ты, мать, что, забыла, с Афониной горы сено надо доставить! Своё-то уж на исходе, нам со Степаном вдвоём не управиться, а с Ромой будет как раз по силам.
Стог сена, заготовленный на крутом склоне, летом доставить было проблематично — вся надежда на зиму, когда его можно утащить волоком. Ни трактором (да и где он, трактор!), ни конём невозможно — слишком круто и опасно. Но где коню нельзя, можно человеку.
— Ты, Марфа, знаешь, там метров триста, может, больше, надо пробить дорогу поперёк склона горы, где крутизна под тридцать пять градусов. А загвоздка в том, что всё это над скальным выступом, если сорвёшься или тебя снесёт, то не поздоровится — будешь скакать через эту скалу. Шею сломать можно. А уж дальше будет легче — скоростной спуск, хотя и там придерживать надо, чтобы всем не улететь.
— Вот беда-то какая! — причитала Марфа. — Однако я с вами пойду — может, как-то подсоблю.
— Ты что, мама, — вступил в разговор Стёпа, — мы втроём управимся без проблем.
Но мать на своём:
— Нет-нет, я с вами!
И отец тоже:
— Бесполезно её уговаривать — всё равно пойдёт.
Хочешь не хочешь, а работу делать надо. В ясный морозный день Пётр Иванович распределил обязанности сенной операции. Он со Стёпой в роли тягловой силы, Роман поддерживает бок стога снизу, чтобы не ушёл, не свалился под откос. Марфа (самовольно) бегает вдоль по дороге внизу, подаёт советы, больше похожие на команды. Отец сердито от них отмахивается, временами огрызаясь, и тянет свою линию (и воз сена) вопреки указаниям жены.
Рома:
— Стёпа, вы как бурлаки у Репина! Давайте я покомандую:
— Эй, ухнем, эй, ухнем! Сама пошла, сама пошла!
— Ты гляди, сам не улети! В волокуше-то явно более ста килограммов будет.
Не успел договорить, как прямо над скалой возок выдернуло из колеи, и Роман вместе с ним кувырком полетел вниз.
— Ах! — только вскрикнула Марфа, А Стёпа с отцом с ужасом молча смотрели на цирковой трюк с сальто-мортале Романа.
Великолепны воздушный пируэт вместе с освежающим фонтаном снега и заключительный аккорд с мягким приземлением в полутораметровый снежный сугроб.
— Рома, ты как?!
Восхитительное ощущение свободного полёта из пушки на Луну и столь же приятное, мягкое приземление.
И мать:
— Рома, ты не ушибся?
— Будто нырнул в океан с газированной водой.
На этот раз всё обошлось. Пролетев метров пятнадцать над скалой, Роман зарылся в снег, который его и спас. Рассёк немного обо что-то бровь — в общем, отделался, как говорят, лёгким испугом, и прибавилось работы. Сено оказалось разбросанным, и его пришлось долго собирать, в том числе со скалы. Потом уж по дороге до дома возок тащили на лыжных нартах тройной человеческой силой.
На Чудскую копь выбрались в полном составе. Дорога неблизкая, а снег глубок, без ночёвки не обойтись.
— Гоша, а ведь пасека-то тебе знакомая, — напомнил Роман.
— Говоришь так, будто я не знаю!
Знакомый Роману пчеловод на самой дальней пасеке у Логоухи встретил друзей на крыльце:
— Никак, мужики, за гусями притопали?
— А что, дядя Финоген, неужто Агафона признали? Тогда ж темно было!
— Как не признать, мы же не в городе живём, а в лесу каждый человек на виду, все наперечёт. В тайге всё видно, и земля слухом полнится. Ну проходите, чай набродились по снегу-то.
— А не жалко тогда гусей было?
— Вот ещё скажешь! Мы тогда с женой порадовались, что мальчонка живой и здоровый домой возвернулся.
— Так вот он, перед вами стоит.
Роман вытолкнул Агафона напоказ.
— Да я уж и так признал. Как тогда гуси, хороши ли были? Раздевайтесь, отдыхайте, пока моя Марья вам лапшу с гусятиной приготовит.
Утром вышли не так рано, как бы хотелось, но хозяева не выпустили, пока не накормили в дорогу.
Дальше, в верховьях Хамира, и летом редко встретишь человека, а зимой и тем более — полное безлюдье. Белая пустыня, где тишину нарушают лишь редкий щебет синиц, стук дятла да звонкий крик ворона, возвращающегося с кормёжки близ человеческого жилья. Тяжко брести по рыхлому глубокому снегу, прокладывая лыжню, — шли попеременке, сменяя друг друга. Лыжи хотя и широкие, а проваливаются по колено. Терпи, казак, атаманом будешь!
— Гляди-ка, и водопад на реке замёрз!
От брызг поверх воды образовался ледяной панцирь, река под ним шурует, и кое-где темнеют незамерзающие полыньи. Среди ослепительно белых снегов эти полосы живой воды кажутся чёрными. Но что за зверёк выскочил на береговой припай? Почти чёрный, быстрый, размером с кошку. На миг остановился, уставив усатую мордочку на людей, и снова нырнул под снег.
— Так это же норка! — признал Егор. — Для неё, что вода, что снег — везде пройдёт, будто и нет никакого препятствия.
Шаг, ещё шаг; глотая морозный воздух, Роман упорно буровил снег; говорить не хотелось, но мысли одна за другой теснились в голове. Что за чудеса и как так вышло, что проложенная человеком выработка вдруг сменилась подземной полостью естественного происхождения? И эта медведица, что пыталась устроить берлогу в штольне: оставила ли она её в покое и не устроила ли в ней своё логово? Любопытство, уверенность в том, что эти вопросы они наконец разрешат, придавали силы.
Следом, сосредоточенно и настойчиво сражаясь со снегом, молча шли остальные, и лишь Агафон то и дело комментировал происходящее вокруг или развивал фантазии, рождавшиеся у него в голове. Его прервал Степан, напомнив про зимние опасности гор:
— Глядите, как снег на горе блестит! Лавиноопасный участок.
Егор возразил:
— Нам он не грозит —
