Ангерран де Мариньи. Советник Филиппа IV Красивого - Жан Фавье

Некоторые, на наш взгляд, преувеличивая, посчитали это чрезвычайной мерой, другие увидели в этом карательную меру против Мариньи, что просто неверно. Лично настояв на составлении ордонанса, чего никто никогда не отрицал, Ангерран просто хотел возобновить прерванный около трех лет тому назад курс процедуры, поскольку чувствовал, что на тот момент это было необходимо: Для начала, чтобы по возможности лучше разобраться в бухгалтерии казны, но главным образом, чтобы убедить короля, двор и общественное мнение в своей честности. Стремясь к руководству государственными финансами, он также хотел, чтобы все знали, что он не собирается обворовывать короля. Но, проводя возобновленную после трех лет забвения процедуру по старой системе, невозможно было проверить все накопившиеся счета. И для того чтобы позволить участникам комиссии, по большей части счетоводам, нагнать упущенное, Мариньи приказал им работать постоянно, а не короткими сессиями раз в семестр. Эта мера оказалась отнюдь не бесполезной поскольку все счета были окончательно проверены только через год.

Членами комиссии прежде всего были Пьер де Латильи, графы Эвре и Сен-Поль, а также счетоводы Жан де Даммартен, Реньо Барбу, Жоффруа Кокатрикс и Фремен де Кокрель. К тому моменту, когда короля одолел смертельный недуг, комиссия, у участников которой, само собой, были и другие дела, еще не закончила работу, и умирающий король, по просьбе своего камергера, приказал продолжать расследование. Людовик X увеличил количество проверяющих, и среди них оказались также и противники Мариньи.[1425] Но, на самом деле, если бы при назначении новых участников Людовик руководствовался предвзятым мнением по отношению к Ангеррану, объяснить окончательное положительное решение было бы невозможно. Он всего лишь расширил состав участников, сохраняя все такое же благосклонное отношение к Мариньи. В окончательный состав комиссии вошли графы Пуатье, Валуа, Эвре и Сен-Поль, Людовик Клермонский, Гоше де Шатильон, Миль де Нуайе, Гильом д'Аркур, Этьен де Морне, Матье де Три, Жан де Гре, Арпен д'Аркери, Жан де Мариньи и уже упоминавшиеся мэтры счетов. Таким образом, комиссию пополнили принцы, помимо Людовика д'Эвре, и высокопоставленные чины, помимо Ги де Сен-Поля, а также коннетабль, два маршала и камергер Франции, Матье де Три, политический вес которого, как мы сказали, в то время стремительно увеличивался. Этьен де Морне, естественно, заменил своего предшественника, предыдущего хранителя печати, Латильи; он был всецело предан Карлу Валуа, у которого некогда был камергером.[1426] Вместе с тем нужно заметить, что Жан де Мариньи, которого никак нельзя было заподозрить во враждебности к собственному брату, также стал участником комиссии. Через месяц уполномоченные лица предоставили отчет. В его составлении не принимали участия, судя по списку авторов, ни граф Сен-Поль, ни Матье де Три, ни Жан де Мариньи. Двадцать четвертого января 1315 г. Людовик X подтвердил правильность всех счетов, составленных Ангерраном де Мариньи, а также полностью и окончательно снял с него все обвинения в недобросовестном управлении финансами казны Тампля, Лувра и королевской Палаты. Камергера, поскольку оправдательные документы свидетельствуют о том, что он все еще занимал эту должность, объявили невиновным люди, среди которых не все, но многие были его врагами, и они не упустили бы ни малейшей неточности. Значит, они действительно ничего не нашли.

Это королевское решение могло показаться окончательным. Мариньи, в чем мы уже убедились, оставался душеприказчиком короля, но тем не менее он не был уполномочен заниматься распределением завещанного имущества. Согласно февральскому указу 1315 г., душеприказчики Филиппа Красивого, в числе которых был и Мариньи, предписали королевским казначеям выплатить некоторым из них указанные в различных документах или грамотах суммы: аббату де Сен-Дени, Реньо д'Обиньи, Пьеру д'Этампу и Пьеру де Шамбли.[1427] Это не доказывает того, что Мариньи отстранили от всех финансовых должностей. Но срок действия чрезвычайных полномочий, предоставленных ему предписанием от 19 января 1314 г., безусловно, завершился одновременно с восшествием на престол Людовика X.

И все же проверка счетов, заверенная 24 января 1315 г., по всей видимости, была окончательной, поскольку Мариньи продолжал отвечать за сохранность казны Лувра, являясь комендантом этого замка, а также, будучи камергером, распоряжался финансами, находившимися в королевской Палате, то есть личной королевской казной. Кроме того, он оставался членом королевского Совета: именно на заседании Совета в марте 1315 г. между Карлом Валуа и Ангерраном де Мариньи разгорелся решающий спор.

Это, по всей видимости, произошло 11 марта. Карл Валуа обратился к Мариньи как к тому, кто отвечал за назначение казначеев и до текущего момента осуществлял руководство финансами, с вопросом: как так вышло, что казна опустела? Речь шла уже не о ведении счетов и не о регулярности их предоставления, а о неоспоримом факте – об отсутствии денег в кассах. Вполне возможно, что этот вопрос не случайно прозвучал именно в преддверии коронации.[1428]

Что стало с прибылью, полученной после переоценки монеты и увеличения налогов? На какие средства Мариньи строил дворцы и закупал драгоценные вазы? Жан де Сен-Виктор, у которого мы позаимствовали версию этого рассказа,[1429] ставит на первый план жалобы парижан на Мариньи, о которых мы уже упоминали. Что же ответил Ангерран? Что он действительно получал деньги от фламандцев, но лишь затем, чтобы иметь возможность их погубить! Именно это рассказывали в Париже о разразившееся скандале,[1430] но нам кажется невероятным, что Мариньи мог бы столь наивно признаться в подобном злодеянии, в то время как его об этом даже не спрашивали. Эти слова не имели бы никакого отношения к заданному вопросу: почему казна пуста?

Последний упомянутый Жаном де Сен-Виктором вариант ответа представляется нам наиболее близким к истине: Мариньи якобы сказал, что действовал согласно указаниям Филиппа Красивого,[1431] перекладывая всю ответственность на короля; а Жоффруа Парижский по этому поводу написал:

Все, что случилось в королевстве,Сделал сам покойный король,Либо это было сделано по его приказу.[1432]

Это совпадает с описанием событий, правда, не столь захватывающим, как то, что создали в Сен-Дени: Ангерран расходовал деньги по воле короля.[1433] Часть этой суммы была передана самому Карлу Валуа, а остаток был израсходован на погашение долгов Филиппа Красивого.[1434]

Услышав подобный ответ, граф де Валуа вспылил:

«Вы, конечно же, лжете, Ангерран!»

Но Мариньи в тон ему сказал:

«Ради Бога, сир, вы тоже лжете!»

Карл Валуа накинулся на своего противника с кулаками, но их разняли, и Мариньи вывели из зала, поскольку, если бы граф.

«удержал бы его тогда, он убил бы его, или его люди убили бы его, и он умер бы жестокой смертью».[1435]

Тем не менее он отомстил Ангеррану за эти слова, обвинив его в том, что он стал причиной смерти короля, а также объявив во всеуслышание, что не появится ни при дворе, ни в Совете, пока Мариньи не будет арестован.[1436]

Чрезвычайно раздосадованный, молодой король уступил настойчивым просьбам своего дяди, которого не хотел разочаровывать.[1437] Мариньи тотчас же арестовали, то есть, по мнению одних, в Венсенне, во вторник 11 марта,[1438] по мнению других, в Париже, в его собственном доме на улице Фоссе-Сен-Жермен,[1439] или, по словам третьих, на следующий день, в среду 12 марта.[1440] Нам кажется наиболее вероятным, что арест состоялся немедленно, как сообщает нам Жоффруа Парижский, который был гораздо лучше осведомлен о том, что происходило в Париже, чем о том, что говорили в Совете: было уже слишком поздно, чтобы продолжать заседание, поэтому Ангеррана под стражей поместили в Лувр.[1441]

Именно в этот момент, по мнению Пьера Кошона, в ход событий вмешался советник Ангеррана, Жильбер Полен. Он якобы приготовил в Арфлере корабль и двух лошадей, чтобы Ангерран смог покинуть Париж и укрыться за пределами государства до тех пор, пока не признают его невиновность. Но Мариньи. отказался: «Если я убегу, это не понравится Богу, и будет казаться, что я виновен», – такие слова приписывает нашему герою хронист.[1442] Нам, однако, не кажется, что стоит верить этой легенде позднего времени, в которой появляется персонаж, ни разу не упоминавшийся в текстах эпохи Ангеррана.[1443]

2. Суд

О том, как проходил суд над Ангерраном де Мариньи, мы можем узнать лишь из рассказов современных хронистов, а также из намеков поэтов.[1444] Учитывая то, что мнения рассказчиков во многом совпадают, ход событий нам достаточно хорошо известен, и мы можем восстановить его довольно точно, но, к сожалению, восстановить обвинения, которые предъявляли Ангеррану, и точный порядок судопроизводства для нас не представляется возможным.