Интернет и идеологические движения в России. Коллективная монография - Коллектив авторов

Важнейшим индикатором модернизации общества, его перехода от ранних стадий, характеризующихся подданнической культурой, к стадии гражданской («партиципаторной») культуры, в условиях которой демократия становится нормативной политической установкой общества и практикуемой реальностью, является готовность общества к политическому участию и к политической и гражданской самоорганизации[603]. Надежды многих социологов и политических аналитиков, российских и западных, на то, что Интернет станет коллективным организатором гражданского сплочения в России, не оправдывались даже в наиболее благоприятный для этого период «Русской зимы» 2011/2012 гг. При этом наше исследование выявило разный уровень освоения идеологическими течениями организационно-мобилизационных практик и соответствующего им дискурса (см. Приложение 3).

До украинского кризиса бесспорным лидером среди идейных движений по уровню самоорганизации и демонстрируемого интереса к этой проблематике были русские националисты. В их интернет-дискуссиях 31 % всех сообщений были так или иначе связаны с самоорганизацией. Для них же была характерна высокая креативность в изобретении форм солидаризации. Националистический дискурс этим выигрышно отличался от всех остальных. «Русские пробежки» – сплачивающая это движение форма активности – показывают образец эффективного использования Интернета для идеологической мобилизации и организации каких-то сегментов гражданского общества. Движение за здоровый образ жизни (ЗОЖ), казалось бы, могло стать основой общегражданского сплочения, учитывая остроту экологических и демографических проблем современной России (прежде всего экстремально высокую смертность мужчин), однако на деле оно служит только для внутригруппового, «кастового» сплочения, будучи рассчитанным только на «своих», на русских националистов, которые настаивают на том, чтобы этническое название «русские пробежки» не подменялось общегосударственным (например, «российские пробежки»). С началом «Русской весны» интерес к самоорганизации, да и вообще ко всем внутрироссийским проблемам, существенно снизился во всех группах, в том числе и у националистов (с 31 % до 23 % от объема дискурса).

В 2011–2012 гг. за националистами с очень небольшим отставанием следовали левые с 25 % контента, связанного с вопросами самоорганизации. Радикальное изменение политических условий в России – переход от «Русской зимы» к «Русской весне» – существенно не повлияло на организационно-мобилизационный потенциал этого течения. Судя по возрастному составу участников левых групп (здесь преобладают лица в возрасте до 25–30 лет), левые идеи продолжают активно транслироваться в рядах молодежных движений, оснащенных знаниями основ марксистской идеологии. Левые умело пользуются широко разветвленными сетями идейной пропаганды, созданной в советские годы. Интернет стал эффективным дополнительным инструментом «советизации» людей, не имевших опыта жизни в СССР.

Следующую ступень в иерархии групп по их внутреннему организационно-мобилизационному потенциалу занимали и занимают конформисты, постоянные сторонники власти. На фоне массовых уличных протестов около 21 % дебатов в их наиболее популярных сообществах «ВКонтакте» было посвящено вопросам организационно-политической работы. Эти группы мобилизуются и сплачиваются преимущественно сверху; тем не менее в их среде заметны искренние, а иногда и фанатичные проявления групповой солидарности, основанной на симпатиях к одному человеку – Владимиру Путину. До наступления кризиса это квазиидеологическое сообщество напоминало собой не столько идейное движение, сколько фан-клуб с соответствующим типом коммуникации и культурной стилистики, предполагающей, например, восхваление кумира в форме стихов, песен, видео– и аудио-материалов. После присоединения Крыма это движение стало все больше напоминать религиозную секту, похожую, например, на исмаилитов, признающих существование живого бога. В условиях «Русской весны» в этом сегменте Интернета стало заметно весьма существенное (более чем в 2,6 раза, до 8 %) снижение доли сообщений, связанных с самоорганизацией, что можно объяснить высочайшей концентрацией внимания данного сообщества к проблемам Крыма и Донбасса (отметим, что внимание не перерастает в действия).

Из всех рассматриваемых идейных движений России наименьший уровень интереса к самоорганизации и фактически самые низкие его показатели проявились в либеральном сообществе. Даже во времена наивысшей активности этого движения, в исторический миг «Русской зимы», кажущийся сейчас чуть ли не чудом, не более 15 % содержания коммуникации либеральных групп «ВКонтакте» было связано с проблематикой сплочения либеральных сил. Даже в период проведения массовых мероприятий, например таких, как «Марш миллионов» 15 сентября 2012 г., в котором либералы играли ведущую роль, их коммуникативное сопровождение включало, помимо фотографий и радостных восклицаний, еще и множество сомнений: «А в чем польза таких акций?», «Почему оппозиции необходимо объединять усилия?», «Хорошо ли оппозиция показала себя?» и т. д. После наступления «Русской весны» в либеральных кругах стало еще меньше признаков сплочения, а сомнений в пользе неких совместных действий только прибавилось. Мы зафиксировали усиление пессимизма и исторического фатализма, проявляющихся, в частности, в признании России и большей части ее населения принципиально не готовыми к модернизации и восприятию либеральных ценностей. Фраза Лермонтова полуторавековой давности о «стране рабов» превращается у значительной части либералов в лозунг и актуальное кредо. В таких условиях организационно-политическая компонента дискурса либерального сообщества Рунета сократилась в период «Русской весны» драматически – до 4 %, то есть почти в четыре раза.

Итак, переход к «Русской весне» продемонстрировал нарастание общественной пассивности российского общества, что и обусловило усиление роли российского государства и подчиненных ему средств пропаганды, ставших фактически единственным политическим и идеологическим актором на российской политической сцене.

Движение российского социума от ситуации «Русской зимы» ко временам «Русской весны» не только обусловило ослабление всех самостоятельных, негосударственных идейных течений и затормозило перемены внутри каждого из них, но и внесло изменения в характер взаимоотношений между ними. Наше исследование отразило эти перемены, проявившиеся в формировании неожиданных идейных союзов.

Российские левые и бóльшая часть русских националистов почти полностью отказались от критики российской власти и вместе с конформистами, почитателями российского лидера, образовали единый идейный фронт, враждебный украинскому Майдану, новой украинской власти и Западу, представленному прежде всего США (главы 2 и 3). Либералы тоже стали реже выступать против российской власти, перенося огонь критики на российский народ как якобы главный тормоз исторического развития России и основной носитель имперского сознания, стоящий на пути движения соседней страны в Европу (глава 4). Преувеличивая роль так называемой «исторической колеи» России, цивилизационно противопоставляя российский народ с его якобы «неизбывным рабским сознанием» свободным народам Европы, российские либералы оказались в идейном союзе с консервативными силами России, проповедующими идею «особого пути» страны (глава 7). При этом консерваторы-охранители от этой идеи испытывают прилив удовлетворенности, а либералы, воспроизводящие ее в иных терминах, напитываются еще большим пессимизмом, порой переходящим в отчаянье.

Гораздо органичнее оказалось идейное сближение левых и «путинистов». Уровень их негативного отношения к украинской национально-демократической революции и Западу практически одинаков, а в поддержке проекта так называемой Новороссии и еще более широкой и долговременной утопии – восстановления Советского Союза – левые и вовсе впереди всех остальных. Намного сложнее отношение к этим же явлениям у русских националистов. У численно наибольшей их части (так называемого «низового национализма») всегда преобладали имперские ценности, которые в ходе украинского кризиса лишь усиливались, способствуя нарастанию неприятия Майдана. В то же время в среде лидеров русских националистов преобладало позитивное отношение к Майдану, хотя и по разным причинам. По их высказываниям в Сети можно проследить их готовность поддержать протест против власти в соседней стране (глава 2). Лишь после присоединения Крыма и начала боевой активности так называемых «ополченцев» Донбасса большинство представителей обеих подгрупп движения националистов идейно сблизились.

Так или иначе, антиукраинская и антизападная пропаганда, радость за аннексию Крыма, поддержка сепаратистов ДНР и ЛНР – все это объединило бóльшую часть российского общества, противопоставив его либеральному меньшинству, все чаще рассматриваемому, в том числе и в социальных медиа, как внутренний враг, «национал-предатели» и «пятая колонна». Общество добровольного единомыслия резко сужает возможности Интернета – сами по себе чрезвычайно обширные и востребованные в постиндустриальных обществах – способствовать плюрализму мнений и идентичностей. На более или менее свободной от цензуры площадке Интернета россияне повторяют один и тот же, звучащий по телевизору, бедный набор патриотических лозунгов и анафем либеральным ценностям. Аморфное российское большинство не желает слышать разные версии и не стремится получить разнообразие фактов; оно больше заинтересовано в какой-то одной объяснительной парадигме и интерпретации политической действительности. Для этих задач телевизор гораздо удобнее Интернета, поскольку последний показывает мнения и информацию, способные, в условиях постсоветского общества, посеять сомнения и вызвать раздражение.