Огни большого города - Натали Гарр

– Да? – удивляется он, вглядываясь в мое красное лицо. – В прошлый раз ты кончила по-другому.

– По-другому? – Я хмурюсь.

– Ага, клитором.

Господи…

– А сегодня? – шепчу я тихо-тихо.

– Сегодня этим. – Он мягко, сквозь полотенце, сжимает меня между ног.

– Есть разница? – с идиотским выражением лица спрашиваю я. Невзирая на глубокий стыд от обсуждения столь щекотливой темы, мне интересно.

– Погугли. – Эддингтон смеется и коротко целует меня в губы.

Мы на третьем этаже и, кажется, направляемся в его спальню.

Здесь я еще не была. Даже из любопытства не заглядывала. Эта комната больше и мрачнее моей.

Все здесь в черно-белых тонах, и, конечно же, неоспоримые атрибуты – телевизор, стереосистема и куча дисков. Господи, он что, ни дня не может без музыки? Почему тогда утром было тихо? Обнаруживаю на кровати большие наушники. А, наверное, поэтому.

Роберт сажает меня на кровать, а сам отходит к шкафу и достает оттуда одежду.

– Тебя наверняка удивляют все эти CD-стопки и стереосистема в каждом углу, – говорит он, сдернув с себя полотенце.

До этого я хотела сказать «да», но теперь меня больше интересует открывшийся вид. Какая упругая задница…

Он влезает в черные боксеры и темные тренировочные штаны с забавными веревочками на поясе, затем надевает белую футболку.

– Я вообще-то не собирался становиться бизнесменом, – признается он вдруг. – Меня никогда не привлекали костюмы, сделки, конкуренция… – Он садится рядом и через голову надевает на меня свою майку.

– И как же так получилось, что ты владеешь ED Group?

Он становится серьезным.

– Когда мне было семнадцать, у меня была своя группа. Не Pink Floyd, конечно, но мы были хороши. – Он выдавливает из себя печальную улыбку. – Я собирался поступить в UCLA[39], продвигаться по линии кино, телевидения. Мне хотелось делать то, что будет приносить удовольствие…

– И что помешало тебе?

– Не знаю, в курсе ли ты, но у моего отца был брат, брат-близнец. Они были очень близки, словно один человек, разделенный надвое.

Я морщу лоб. Мама ничего не говорила об этом. И с чего бы? Я и в своих-то родственниках путаюсь, а в чужих и подавно.

– Через неделю после моего восемнадцатилетия, – продолжает Роберт, – он, Алан, попал в автокатастрофу и погиб на месте.

Ничего себе… Какая трагедия выпала на долю их семьи.

– Это случилось в Манчестере, в Англии.

– Стюарт родом из Англии…

– Да, – он кивает, – я родился в Лондоне, а Майкл уже здесь, в Америке. Мне было два года, когда мы переехали. – Он делает паузу. – Поэтому у меня нет акцента. В отличие от отца.

Мы переглядываемся.

– Почему вы переехали?

– Стюарту предложили работу, а Риз никогда не любила Англию. – Он улыбается.

– Что случилось после гибели дяди? Ты передумал?

Роберт вздыхает и упирается ладонью в кровать.

– Отец полностью потерялся. Они были партнерами по бизнесу, спина к спине. Когда Алана не стало, Стюарт решил, что ему больше не на кого положиться.

– Не на кого?

– Ага. В нашем роду неохотно полагаются на чужаков. Во главе компании должен стоять хозяин, а за его спиной тот, кто ни за что его не предаст, вне зависимости от выгоды. Поэтому я решил…

– …стать этим человеком… – заканчиваю за него я.

Роберт кивает, глядя мне в глаза.

– Потом я увлекся и стал независимой единицей, но я по-прежнему помогаю отцу.

– И ты без сожалений поступил в другой университет и просто-напросто изменил своей мечте?

– Мне потребовалось несколько лет, чтобы свыкнуться с этим. Но я никому об этом не рассказывал. И ни разу не упрекнул ни в чем отца. В конце концов, это мое решение, и я считаю его правильным.

Я закусываю губу и сникаю.

– Знаешь, я еще никогда не жертвовала ничем ради других.

Теперь, когда он рассказал мне о своем поступке, я ощущаю себя еще бесполезнее, чем вчера.

– Еще успеешь. – Он протягивает руку, заправляет прядь мне за ухо. – Уверен, нашу еду давным-давно привезли, – Роберт встает с постели и кивает в сторону двери. – Пойдем, поужинаем, Бэйли.

Бэйли. Когда я Бэйли, значит, у него игривое настроение.

– Хорошо, Эддингтон, – вторю ему я, и мы вышагиваем в коридор.

После ужина я попросила Роберта рассказать мне о своих гитарах, в частности об их количестве. Почему столько?

– Некоторые звучат по-разному, – объясняет он, встав напротив шеренги из разноцветных шестиструнок. – Но в целом это просто коллекция.

Его глаза восторженно блестят, и я втайне умиляюсь тому, с каким трепетом он рассказывает мне об этом. Совсем как мальчишка, вышедший из родительского гаража в майке и в трениках. Сейчас он не кажется мне таким грозным и страшным, как в нашу первую встречу.

– Певец из меня не ахти, поэтому я обычно солирую исключительно как гитарист, – предупреждает он, взяв в руки черную шестиструнку с белой вставкой посередине. На ней несколько кнопок, маленький переключатель и длинный металлический рычаг с белым наконечником.

С интересом рассматриваю инструмент, понятия не имея, что он собой представляет. Музыкой я увлекаюсь на любительском уровне и, разумеется, не знаю названий всех этих прибамбасов. Ну, кроме грифа, на котором написано название.

Старательно вчитываюсь в него.

– Это «Фэндер Стратокастер», – подсказывает Роберт. – Хендрикс играл на такой, поэтому его песни я исполняю исключительно на ней.

Никогда не слышала ни одной песни Хендрикса, хотя знаю, что он был легендой и умер молодым.

– Садись. – Роб указывает на диван.

Я присаживаюсь, смущенно поправляя чересчур короткую футболку, под которой я абсолютно голая.

– Что, эта футболка коротковата? – ехидничает он, не упустив возможности поглумиться надо мной.

– Да. И уверена, что не случайно.

Эддингтон неопределенно пожимает плечами, но я-то знаю, что он специально дал мне самую короткую из всех своих маек.

Мысленно обругиваю его, а он подключает гитару к усилителю, поворачивает какие-то переключатели и садится на высокий стул посередине комнаты. Зажав между пальцами маленький треугольник, он подносит его к струнам, и комнату наполняют мелодичные, приятные звуки. Сперва тихие, затем более громкие и разнообразные. Челюсть отвисает от того, как профессионально Роберт справляется с инструментом, как его пальцы скользят по грифу, а рука с треугольничком умело перебирает струны. Его лицо сосредоточенно, веки полуприкрыты, и он смотрит куда-то вниз, изредка обращая внимание на свои руки.