Край неба - Андрей Александрович Васильев

— Почему туда? — с интересом спросил я.

— Слушай, так что там за графа такая? — толкнул меня в бок Валера.

— При советской власти так учет евреев вели, — пояснил я. — Погоди, потом все расскажу. Так что с Зеландией?

— Просто мне при жизни не довелось добраться до тех дальних краев, — дождавшись моего ответа, пояснил Левинсон. — Постоянно на это не хватало времени. Теперь у меня его достаточно, целая вечность, потому почему бы и нет? Но увы, сейчас мне предельно ясно, что наша встреча эту возможность отменяет. Но зато остался шанс сохранить кое-что другое.

— Себя? — подумав, утвердительно произнес я.

— Именно, — подтвердил профессор. — Лучше такое бытие, чем никакое. Потому я пришел не драться, а договариваться. Вернее, ждал вас тут, в своем доме, причем уже довольно давно.

— Даже так?

— А вы не могли сюда не заглянуть, — улыбнулся Левинсон. — Разумнее всего начинать поиски человека с того места, где он чаще всего бывал при жизни. В моем случае — отсюда.

Н-да. Выходит, здорово я перемудрил. Напридумывал, накрутил разного, а оно вон как все просто вышло. Надо было просто сюда прийти.

— Сразу предупреждаю — не могу вас отпустить или оставить при себе. — Я присел на краешек стола.

— А как же ваши спутники? — указал Марк Аронович на Жанну и Толика.

— Это другое. Они существовали в статусе бесприютных душ и выбрали меня в качестве… Как вы там сказали? Работодателя. Вам такая роскошь не по карману. Вы не ничей, не сами по себе, у вас есть хозяин. Помните здоровенного мужика в черном балахоне с кладбища? Про него речь. И сразу скажу — он очень зол на вас всех за то, что вы учудили с побегом. Невероятно зол. Настолько, что пустил по вашему следу меня.

— И вы, замечу, отменно справились с поручением, — печально заметил Левинсон. — Я ведь остался последним из всех?

— Нет. Еще ваш старшой скрывается где-то. Только и до него дотянусь, никуда не денется.

— Если мне нельзя остаться рядом с вами, то я хотел бы вернуться на кладбище, — помолчав, хлопнул себя ладонями по коленям бывший хозяин дома. — Но не просто так.

— А как? — чуть изумился я. — Под оркестр? С цыганами? Или мне надо будет вас представить как бойца в ММА? Ну, типа — а теперь к нам возвращается Марк Аронович Ле-е-е-е-евинсон, по кличке Безбашенный Профессор!

— Это забавно! — расхохотался Валера, внимательно слушавший нашу беседу, даже несмотря на ее односторонность. Меня он слышал, а собеседника моего нет.

— Вы тоже будете смеяться, но что-то в этом роде я и хочу вам предложить. Вы приведете меня на кладбище и скажете тому, кого вы назвали моим хозяином, что я сам предложил вам это сделать. Что хочу вернуться под его патронат, но не по принуждению, а доброй волей.

— О как!

— Именно. Не думаю, что моя просьба сильно вас затруднит, а я получу шанс на будущее.

А ведь не врет. Точно не врет. Я даже нож убрал в ножны, поняв, что в ход его сегодня вряд ли пущу. Призраки не люди, с ними в определенном смысле все проще, сразу видно, кто есть кто. В Левинсоне не было черноты или агрессивного красного отблеска. Хотя и нормальным я бы его все же не назвал. Доброй волей вернуться на кладбище после того, что он учудил, это, знаете ли, сильно.

— Очень маленький шанс, — предупредил его я. — Хозяев кладбищ вообще крайне сложно назвать сострадательными особами, а вашего в особенности. С огромной долей вероятности он вас… Даже не знаю, что именно он устроит, если честно. Да и знать не хочу.

— Лучше какой-то шанс, чем никакого, — резонно возразил мне Левинсон. — Другой альтернативы нет. Бежать мне некуда, вы все равно раньше или позже меня отыщете, в противостоянии, случись оно, я, безусловно, проиграю. Вы уничтожили моих спутников, а они были противниками куда более серьезными, чем старый еврей.

— Как вариант — могу вас отпустить, — предложил я и ткнул пальцем вверх, в направлении потолка. — Может, там все не так скверно, как вы думаете.

— Но там я перестану быть мной, — твердо произнес Марк Аронович, — а в этом весь смысл. Мне неизвестно, кто прав — те, кто говорит, что после окончательного расставания с Землей нас ждет новое рождение, или утверждающие то, что после вообще ничего нет. А, раз нет ясности, то меня такой вариант не устраивает. Молодой человек, я хочу жить, пусть даже вот так, бестелесно, о чем, собственно, я вам уже несколько раз сказал.

— Хорошо, пусть будет так. Что вы предложите мне взамен?

— Для начала доступ к сейфу, — профессор показал рукой на стену за моей спиной, — плюс то, что вы без малейших сложностей выполните часть своей работы, которая связана со мной. Как мне видится, это достойная оплата за вашу доброту и сговорчивость.

— И еще выведете меня на Кузьму, — не попросил, а потребовал я. — Вы же знаете, где он находится, верно?

— Нет, не знаю, — качнул головой Левинсон. — Я, собственно, его месяц как не видел. Да и до того мы не очень общались, если не сказать — не общались. Меня ведь взяли для ровного счета, а не по идейным соображениям. Для побега с кладбища ему были нужны семь теней, у каждого из которых за душой числилось что-то не очень благоприятное. Я, увы, в жизни своей нагрешил сильно, в основном по части материальной и чувственной, потому кандидатура моя подошла. А вот остальные были идейные, они пошли за Кузьмой Петровичем, потому что увидели в нем лидера. Ну и еще некоторые хотели счеты свести кое с кем из своих родных и близких. Мне же просто хотелось выбраться за ограду. Сразу после исхода мы расстались, они пошли своей дорогой, я своей. Позже пару раз кое с кем из этих господ я в городе встречался, но совершенно случайно, покольку Москва не так велика, как кажется. А с месяц назад Кузьма Петрович меня призвал и рассказал о том, что какой-то неугомонный парнишка решил поиграть с ним в «горелки».

— Во что?

— В старорусские времена так называли игру, — пояснил Левинсон. — Аналог «салочек». Ну а парнишка — это вы.

— Ясно. И что дальше?

— Все. Он посоветовал мне забиться в щель поукромнее, вот и все. Не думаю, что им двигала симпатия ко мне или сострадание, просто, видимо, я мог помешать каким-то его планам. Но каким именно, простите, рассказать не могу. Просто не знаю.

— А если бы знали? — спросил вдруг Толян. — Рассказали бы?