Край неба - Андрей Александрович Васильев

— Понял, — подтвердил я. — У меня и самого такие же моменты случаются. Только одно непонятно — как ты собирался, не ставя меня в известность, эту цацку у Левинсона выманить?

— Да мне твоя помощь не сильно требуется в этом вопросе. Наверняка брошь хранится в доме, а значит, ее реально прибрать к рукам. Гипотетически, конечно, я и сам в него мог бы попасть, но с тобой куда проще и спокойнее. Поселок непростой, охрана, свет в окнах, бдительные соседи, то, се… Зачем мне эти хлопоты, которые тянут на проникновение со взломом? Ну и к тому же там может ошиваться его душа, а ее мне не одолеть, если что.

Кстати, да. Про охрану я и не подумал как-то. Вот остановят меня у шлагбаума, спросят «куда и к кому», что я скажу?

— А вчера вот прикинул — выходит, я не лучше того же Нифонтова из отдела, который каждое слово и поступок себе на службу ставит. Ведь то же самое делаю. И так муторно стало на душе!

— Забей, — отмахнулся я. — По нашей жизни это норма. Сам, знаешь ли, не без греха. Мир таков.

— И все же давай мы с тобой себе за правило поставим друг друга так не юзать, — попросил Швецов. — Мир таков, но мы-то не обязаны плясать под его дудку?

Он протянул мне руку, я ее пожал.

— Как это трогательно! — подала голос Жанна. — И знаешь, мне кажется, что он не врет. Одно странно — каким образом при таком папаше он смог всей этой чепухи набраться? А еще говорят, что яблочко от вишенки недалеко падает.

— От яблони, — поправил ее Толян. — Чем ты вообще слушаешь? Мать у него по художественной линии, а они все там не от мира сего. Я художниц да актрис возил не раз, точно тебе говорю — все малахольные, живут как не на этом свете. Вот он и застрял где-то на середине — и убить может, если на него не так посмотрят, и честным при этом со своими быть. Не самый плохой вариант, как по мне.

— Слушай, одно только не понял — как ты брошь найдешь? — не обращая внимания на эту парочку, осведомился у Валеры я. — И почему думаешь, что она в доме?

— На второй вопрос ответ прост — Левинсон человек опытный и немолодой, к тому же еврей с изначально вшитой в заводские настройки памятью поколений. То есть такие, как он, банкам или захоронкам, находящимися не рядом, не доверяют. Все свое должно лежать так, чтобы, если что, его сразу схватил — и ноги в руки. Значит, тайник где-то в доме. Наверняка хороший и надежный, который матерый вор искать станет и не найдет. Да что вор — родные дети не отыщут.

— Не факт. Может, они уже его нашли и оттуда все выгребли? — усомнился я.

— Не-а, — улыбнулся Швецов. — Не нашли. Вот как раз ячейку или что-то в этом роде — да. Еще зимой на аукционе всплыло с полсотни украшений из коллекции Левинсона, те, которые попроще. Как видно, наследники решили их продать, а деньги поделить, что разумно и рационально. Но еще с десяток редкостей, которыми Марк Аронович точно владел, так и не появились в продаже. Значит, они как лежали, так и лежат в доме.

— Если они не нашли, ты-то как отыщешь? — уточнил я. — Нет, помню, кто ты такой, но в данном случае речь идет не про клад?

— В моем ремесле очень много условностей. — Валера нажал на педаль газа, машина тронулась с места. — Левинсон умер, перестав быть хозяином ценностей, его дети во владение ими не вступили. К тому же, насколько я понял, они еще и дом продали, по сути, отказавшись от всего, что в нем было. Верно ведь? Продали?

— Продали, — подтвердил я.

А ведь я точно ему не говорил о продаже родового гнезда Левинсона. Про то, что рандеву назначено там, — верно, было. Но о том, что дом уже не принадлежит его родне — нет.

— Саш, я просто навел справки после той нашей беседы, — мягко произнес Валера, быстро догадавшийся о ходе моих мыслей. — И очень обрадовался, когда узнал, что дом, оказывается, продан. Это автоматически меняет статус всего того добра, которое предыдущий владелец там прятал от чужих глаз. Уровень «клад» тут, конечно, невозможен, но вот на «захоронку» этот тайник вполне потянет. Кстати, ты что, какие-то дела с Белозеровым ведешь?

— Есть немного.

— Хороший мужик, — заверил меня Швецов. — Отец с ним несколько раз в партнерстве кое-какие госконтракты заключал, ни разу никаких проблем не возникало. Даже в мелочах. В наших деловых кругах подобное большая редкость.

— Ну да, с ним дело можно иметь, — подтвердил я. — Не то что с Носовым.

— Так ты и дядю Илью знаешь? — изумился брат. — Ничего себе! Тесен, блин, мир.

— Почему «дядя»? Вы с ним родня?

— Да нет, какая родня, — рассмеялся Валера. — Просто знаю его с детства, они с отцом вместе начинали. Он меня маленького вместе с матерью как-то раз даже у себя прятал, когда на батю крепко наехали. Я сам этого не помню, мне мама рассказывала. После в доме у нас бывал, на день рождения мне всегда подарки присылал. Хорошие, дорогие. А на восемнадцать лет машину подарил, «Ауди Р8 перфоманс». Но, блин, салатового цвета!!!

— Хрена себе подарочек! — произнес Толян. — Шестьсот пятьдесят лошадей, разгон до сотки за три секунды!

— Неслабо! — признал и я.

— Да она так и стоит в гараже до сих пор, — снова хохотнул Валера. — Мама, как увидела ее, сразу сказала, что мою нынешнюю машину она еще терпит, а эту не станет. Лучше пусть я пешком хожу, это и для здоровья полезней. Я и пообещал, что в нее не сяду. Сань, ну сам посуди — суперкар салатового цвета! Да меня все наши на смех бы подняли, это же жесточайший зашквар. Ладно бы еще желтый, это куда ни шло. Но салатовый! А перекрашивать не комильфо, с такими тачками так нельзя поступать. Да и привык я к «Астон Мартину» уже. Но это ладно. Ты-то как с ним дружбу свел?

— Дружба — не совсем то слово, — возразил я. — Скажем так: немного посотрудничал.

— Стой-стой. — Швецов глянул на меня. — Он с месяц назад на тот свет вроде собирался, а сейчас, если не ошибаюсь, бегает так, будто лет тридцать с плеч сбросил. Никак твоя работа?

— Помог маленько, — не стал скрывать я.

— Ну и хорошо. Хотя с ним, конечно, общаться