Мы - Дэвид Николс

Затем час пик во Флоренции и перепалка со служащим камеры хранения по поводу возврата моей собственности, происходившая на разборчивом английском для непонятливых. Как я могу заплатить штраф за лишние сутки хранения, если бумажник находится в сумке? Верните мне мою собственность, и я заплачу! Надпись наверху гласит: «assistenza alla clientela»[59]. Я есть clientele, тогда почему вы мне не помогаете? О да, я теперь стал крутым, реально крутым.

К 09:20 я наконец получил в полное распоряжение свой паспорт, свой бумажник, свою зарядку для телефона, свой планшет. Я прижал их к груди, снова почувствовав себя полноценным человеком. В привокзальном кафе я отыскал уголок рядом с розеткой и принялся потреблять электричество и вай-фай, словно пловец, жадно глотающий воздух. Никаких рейсов «Иберии» в Мадрид из Флоренции или Пизы, но зато есть рейс в 12:35 из Болоньи. А где она, эта самая Болонья? Печально, но факт: меня и мой рейс разделяли Апеннины. Но постойте-ка, тридцать семь минут, если верить расписанию. Интересно, что за чудо-поезд такой? Тогда я вполне успеваю, причем с приличным запасом времени. Я купил билет в Мадрид онлайн, место возле иллюминатора, только ручной багаж, и сел на поезд до Болоньи. В туалете я, точно обойным клеем, с головы до ног обмазался дезодорантом. Почистил зубы, впервые испытав при этом неземное блаженство.

Вся фишка в пересечении Апеннин состояла в том, что под ними был прорыт подземный ход. Бóльшую часть времени мы ехали через длиннющий туннель, время от времени вылезая на свет божий; казалось, будто кто-то отодвинул занавеску, чтобы открыть вид на лесистый горный склон под сияющими небесами, а затем снова ее задвинул. И очень скоро мы уже были в Болонье, в одном из тех городов, где аэропорт находится на удивление близко к центру, чтобы вы со своими покупками могли спокойно догулять до него. Однако я хорошо усвоил уроки Флоренции, а посему взял такси. Мой путеводитель на все лады восхвалял Болонью, но такси объехало окраины Старого города по северному кольцу, и все, что я успел увидеть, был пустующий дом, современный и вполне симпатичный, фрагмент старой стены возле дорожной развязки, затем унылые складские помещения и, наконец, сам аэропорт. Ничего страшного, мы еще когда-нибудь снова приедем сюда. А на данный момент я был просто счастлив оказаться в аэропорту и зарегистрироваться за час пятнадцать минут до рейса. И никогда еще воздушное путешествие не казалось мне настолько чарующим, настолько потрясающе эффективным, настолько обнадеживающим.

147. Атлас

Самолет взлетел точно по расписанию, и я, словно ребенок, прильнул к иллюминатору. Воздух был чист и прозрачен, ни намека на облака, и я про себя отметил, что человек наконец получил уникальную возможность посмотреть с высоты на лежащую как на ладони землю, чем, должно быть, чрезвычайно гордится. Но тогда почему пассажиры читают журналы, а не любуются этакой красотой?! Вон тут горы, сквозь которые я проезжал всего два часа назад, а вон там — Корсика с ее четкими очертаниями, болотно-зеленое пятно на синем фоне. Но вот Средиземное море осталось позади, и моему взору открылась восточная часть Испании — обширные равнины пыльной земли; пустыня в Европе. Испания с высоты кажется бескрайней. Неудивительно, что здесь когда-то снимали вестерны. Интересно, а как все выглядит вблизи и удастся ли мне когда-нибудь это узнать? Теперь, когда мое путешествие близилось к концу, я вдруг снова ощутил дух странствий. Причем я отнюдь не был уверен, что хочу вернуться домой, хотя моя миссия и подходила к концу.

Затем автомагистраль, предместья — и раскинувшийся во все стороны огромный город, очень далеко от воды. Терминал аэропорта совсем как декорации к фантастическому фильму, оттуда — прямо в духоту испанского полдня и в такси, затем по автомагистрали через полупустой город, мимо пустых стройплощадок и новых кварталов многоквартирных домов, ни одного живого человека в поле зрения. Поездка в Мадрид застала меня врасплох. У меня не было ни карт, ни путеводителя, ни информации, ни ожиданий. Париж — это всегда Париж, то же самое можно сказать о Нью-Йорке или Риме. Что такое Мадрид, вот так с ходу и не определишь, здания вдоль широких проспектов представляли собой забавную смесь бизнес-центров времен восьмидесятых, величественных жилых дворцов, стильных многоквартирных домов, причем все в одну кучу. Здесь в полной мере нашла свое проявление страсть европейцев к аптекам, бóльшая часть зданий в городе, казалось, вышла из семидесятых, совсем как лава-лампа, в то время как остальные были до нелепости замысловато украшены и помпезны. Если бы Конни была рядом, она сказала бы, как называется такой стиль. Барокко? Так, что ли? Необарокко?

— А это что такое? — спросил я водителя такси, ткнув пальцем в сторону дворца, украшенного затейливой резьбой типа белой глазури на торте.

— Почтовое отделение, — ответил водитель, и я сразу представил человека, покупающего тут марки. — А это… — он махнул рукой в сторону регулярного парка, за которым виднелось персикового цвета здание в неоклассическом стиле (Конни, все правильно? Неоклассический?), — это Прадо. Очень известный, очень красивый музей. Веласкес, Гойя. Вам надо туда сходить.

— Непременно, — сказал я. — Завтра я встречаюсь там со своим сыном.

148. Ключи в почтовом ящике

Летом, перед тем как Алби предстояло пойти в «большую школу», мы покинули тесную квартирку в каменном мешке Килбёрна, где вырос наш сын, и переехали за город. Я усиленно пытался представить данное мероприятие как приключение, но Алби остался при своем мнении. Впрочем, возможно, так же, как и Конни, но она, в отличие от Алби, хотя бы не корчила рожи, не дулась и не хныкала.

— Я там буду скучать, — твердил он, однозначно заявляя о своих намерениях. — И вообще, все мои друзья остаются здесь.

— Заведешь новых, — отвечали мы, будто друзей можно менять как перчатки.

Да и для Конни переезд стал сплошной головной болью. Вечера и уик-энды уходили на «сортировку вещей», что означало выкидывание барахла с безжалостностью, граничащей со злобой; старые записные книжки и дневники, фотографии, проекты времен художественной школы, материалы о художниках.

— А что с этими красками? Разве их нельзя использовать? Может быть, Алби?

— Нет. Поэтому я их и выкидываю.

Или я находил ее рисунки в помойном ведре под банками и бутылками, отряхивал их от мусора и предъявлял Конни:

— Зачем ты это выбросила? Они чудесные.

— Они ужасные. Мне стыдно за них.

— А мне нравится этот рисунок. Я его помню. Еще с того времени, когда мы с тобой только познакомились.

— Дуглас, у тебя всего-навсего ностальгия. Мы никогда в жизни не повесим его на стену. Это макулатура, избавься от нее немедленно.

— Ну а можно, я оставлю его себе на память?

— Ладно. Только чтобы не попадался мне на глаза, — вздыхает Конни.

В результате кое-что из ее рисунков и набросков я повесил у себя на работе, а остальное положил к папкам с документами.

Мы распатронили бóльшую часть детства Алби, а кроме того, его детскую одежду, одежду для девочек, которую мы купили для нашей дочери и бережно хранили в нижнем ящике комода, причем даже не из приторной сентиментальности и не в качестве экзотического тотема, а чисто из практических соображений. А вдруг у нас родится еще один ребенок, и, возможно, девочка? И мы честно пытались до поры до времени. Все, поезд ушел. Слишком поздно для таких дел.

Ну да бог с ним, ведь нас ждали перемены, нас ждало приключение, и вот в субботу после конца последней четверти в начальной школе, где учился Алби, по ступенькам нашего дома протопали грузчики. Примерно пятнадцать лет назад, когда двое молодых людей въезжали в эту квартиру, все их имущество спокойно умещалось в задней части микроавтобуса. Теперь мы были семьей, со своей мебелью и картинами в подобающих рамах, велосипедами и масками для подводного плавания, гитарами, ударной установкой и пианино, обеденными сервизами и чугунной кухонной утварью и прочими пожитками, заполонившими некогда студенческую квартирку. Новые владельцы были молодой парой, лет двадцати, с младенцем на подходе. Они нам понравились еще во время показа. Мы оставили им бутылку шампанского на деревянном полу, в свое время собственноручно нами ошкуренном и покрашенном. Пока Алби ждал в машине, мы с Конни переходили из комнаты в комнату и закрывали двери. Фургон, перевозивший вещи, благополучно заблокировал улицу, так что времени на сантименты не оставалось.

— Ты готова? — спросил я.

— Полагаю, что да, — прошептала она, уже спускаясь по лестнице.

Я захлопнул дверь и кинул ключи в почтовый ящик.

149. Приключение

Всю дорогу я распинался насчет того, какое это классное приключение, какой у нас теперь просторный и замечательный дом, наш дом, как приятно летом посидеть в собственном садике. Это совсем как расстегнуть ремень после плотного обеда — и получить наконец возможность спокойно вздохнуть! Алби и Конни упорно молчали. Вместе с ключами и инструкциями, как пользоваться бойлером, мы оставили позади нечто неосязаемое, чего нельзя потрогать руками. В той маленькой квартирке мы испытали периоды несказанного счастья и бесконечной печали, которая выше человеческих сил. Что бы ни ждало нас впереди, нам вряд ли придется снова пережить подобные взлеты и падения.