Бедный маленький мир - Марина Козлова

Иванна пожала плечами, показала руками неопределенно:

– Ну, такой… Он же электронный…

– Занимал два этажа, – гордо сообщила Дина. – Два этажа пристройки. Так вот, Сережа выскочил и затащил меня за руку внутрь. Он был очень взволнован, просто как никогда. Между прочим, эту его эскападу кое-кто видел, отчего слухи, само собой, разгорелись с новой силой. К тому же я просидела у него три часа. За это время твой отец выкурил пачку сигарет и, как-то очень сбивчиво и повторяясь, рассказал мне, что полиморфизм его совершенно не волнует, да и не стоит придавать ему такого значения, потому что вообще никакого полиморфизма не существует в том виде, о котором говорил Карсон. Потому что способ прикрепления политенных хромосом к ядерной мембране комара таков, что тему полиморфизма можно снять с повестки дня. Нет никакого полиморфизма, короче говоря. То есть Сережа это раньше сказал, чем Стегний, был такой генетик из Томска, автор статьи «Архитектоника вида». «Ну, ты-то, Дина, понимаешь, – сказал он мне, крепко сжимая мою руку и глядя прямо в глаза, – что эволюционные преобразования возможны только через изменение программы индивидуального развития?» Короче говоря, через мутации в онтогенезе. Вот что он имел в виду.

– Весело там было у вас, – с сомнением сказала Иванна. – Прямо Стругацкие.

– Вот именно в тот момент я поняла, что Сережа… – Дина вздохнула. – Ну не то чтобы он сумасшедший, нет, а просто меры не знает. Потому что в те годы тема про управляемые мутации плохо пахла. Даже откровенно воняла, на мой взгляд. Так я ему и сказала. Мол, сегодня комар, завтра – человеческий эмбрион… «Ну, зачем же эмбрион?» – непонятно отозвался Сережа. А я заявила, что лично мне неприятно развивать эту тему дальше, но я, по крайней мере, очень рада, что наш институт не располагает такой экспериментальной базой и таким оборудованием, чтобы всякие маньяки могли реализовывать свои проекты. «Какой ты, к черту, ученый? – заорал Сережа на меня. – Дура ты! Иди отсюда!» И я ушла. А через два дня вышла на работу и столкнулась с ним на лестнице главного корпуса. У него был очень виноватый вид. Я решила, что он готов извиниться, но Сережа сказал совсем другое. Он сказал: «Я наговорил тебе много того, чего не должен был говорить. Что-то на меня нашло. Пожалуйста, не говори никому. Никому, Дина, и никогда!» Он мне очень тогда не понравился. Совершенно был на себя не похож. Собственно, я и не собиралась никому ничего говорить. Но прошла неделя, и тут случился день рождения моей двоюродной сестры Альбинки. Когда уже уложили детей, поздних гостей и даже альбинкиного мужа, который еще некоторое время сопротивлялся и требовал продолжения банкета, мы с ней зависли на кухне с задушевными бабскими разговорами под коньячок. И я, уже и не вспомню, в каком контексте, стала ей с пафосом говорить о том, какая опасная у нас работа, как легко перейти можно грань и выпустить из бутылки джинна, и привела в пример Сережу с его идеей управляемых мутаций. «Кошмар! – ужаснулась Альбинка. – Это же страшное оружие, если хочешь знать!» Я стала жаловаться ей, что Сережа стал какой-то странный и нервный последнее время, а ведь дружили, общались и все такое. «А может, он завербован?» – на голубом глазу спросила Альбинка. В общем, безответственный треп двух пьяных женщин. Но с тех пор я не пью никакого алкоголя. Даже пива. Потому что, возможно, в тот момент я убила человека.

– Ну, вы преувеличиваете, – осторожно возразила Иванна. – Если моего отца и убили, то уж точно не вы.

– Подожди, ты кое-чего не знаешь. Альбинкин муж Павлик был солидным человеком, директором лучшей школы города, знаешь ли. И еще он являлся стукачом, осведомителем. Альбинка тогда была об этом не в курсе. Но она ему ничего и не рассказывала. Она вообще наутро слабо помнила, о чем мы говорили. Я вот что думаю: протрезвевший Павлик как пить дать сидел во время нашего разговора за стенкой, в туалете, и слышал все очень хорошо – общались мы эмоционально и на повышенных тонах. А потом доложил по инстанции. Лишь спустя несколько лет Альбинка узнала о том, чем занимается муж в свободное от работы время. Получилось так…

К Альбине пришел десятиклассник той школы, в которой директорствовал ее супруг, положил перед ней на стол распечатку статьи физика-диссидента Юрия Орлова «О причинах интеллектуального отставания СССР» и сказал:

– Ваш муж посадил моего отца.

– Паша? – не поверила Альбинка.

– Сволочь он, ваш Паша. Он посадил моего отца, – повторил мальчик. – Вот за эти бумажки. Он увидел их у меня на перемене… Я, конечно, тоже идиот – втайне от папы взял, хотел ребятам показать. Но показать не успел, а он увидел. Я его убью.

Отец того ученика был директором городского радио и конечно же в те годы являлся объектом повышенного внимания со стороны органов. И тут такая находка для КГБ – директор радио читает диссидентов. Готовит идеологическую диверсию. Красота.

– Ты у мамы один? – спросила помертвевшая от ужаса Альбинка.

– Еще брат у меня маленький, – срывающимся голосом ответил мальчик. – Два года ему.

– Ты теперь в семье за главного, – сказала ему Альбинка, – убьешь – и тебя посадят. Что маме делать тогда?

В тот же день она собралась и ушла из дома. Паша поймал ее на пороге, пытался объясниться.

– Ты же еврей, – Альбинка вырвалась и посмотрела ему в глаза. – Как же тебе не стыдно?!.

– Ромуська уснул, – сказала Иванна. – Какой он у вас хороший малыш. А у меня нога затекла. Давайте мы его на кровать переложим, а?

Теперь ей все было более-менее ясно. Отец сделал сенсационное научное открытие. Но совершенно по тому времени неуместное. Поэтому он находился в состоянии повышенной тревожности. А тут еще, видимо, понял, что за ним следят. И соответственно следят за мамой. Тогда версия Кроля правдоподобна – ученым нужно было исчезнуть, и они исчезли. И кто-то в институте им помог. Предположим, что…

– А теперь главное, – сказала Дина, вернувшись. – Я молчу об этом почти тридцать лет, и сейчас боюсь. Но лучше я тебе это отдам.

– Это? – не поняла Иванна.

– Ну не то чтобы отдам… – задумалась Дина. – Я скажу тебе, где это лежит.

Пока она говорила, ноги у Иванны затекли окончательно. И руки, и шея тоже. Потому что она боялась пошевелиться и что-нибудь пропустить.

Вечером, за два дня до происшествия с виварием, Сергей пришел к Дине домой.

– Ты все же где-то проговорилась, – заявил он ей, – и теперь за мной следят. И за Женькой.

– Нет! – испугалась Дина. – Тебе кажется! Ты просто устал.

– Дина, за нами следят, – мирно повторил он, – я точно знаю. Не морочь мне голову, просто молчи и слушай.

Сергей достал из кармана две пары часов…

– Я правильно говорю «две пары»? – спросила Дина. – Никогда точно не знала, как правильно – «две пары часов» или «двое часов».

Сергей положил перед ней на розовенькую клеенку кухонного стола две пары старых мужских часов из хромированной стали с одинаковыми черными кожаными ремешками и сказал, что это его самое главное научное открытие, другого, наверное, уже не будет.

– Спрячь, – попросил он, – и если со мной что-то случится, обязательно сохрани.

Тут Дина окончательно решила, что ее друг и коллега на нервной почве сошел с ума.

Чтобы не смотреть в его безумные глаза, она взяла часы и стала вертеть их в руках. Что говорить – она не представляла. Одни часы оказались с секундомером, другие – без. В остальном они были совершенно одинаковыми.

– Я говорила тебе, что Сережа был таким же гениальным, как Тесла, – снова прервала сама себя рассказчица. – Знаешь, ведь Тесла мог освещать целый город, находясь на большом расстоянии от него, на другом конце континента. Тысячи людей это видели, и никто не представляет, как он это делал. А твой отец мог изменить эволюционный процесс одним движением руки. Хоть бы они уже сгнили там, те часы…

– Слушай, я не сошел с ума. – Он сел на шаткую табуретку и теперь барабанил пальцами по столу. – Конечно, нервничаю, но в остальном… Слушай внимательно. Смотри. Модуль-генератор А меняет структуру человеческой ДНК в онтогенезе, тормозит время синтеза изофементов юг-эстеразы и снижает активность юг-эстеразы, критически замедляя время индивидуального развития в онтогенезе на этапе эмбрионального развития. Время жизни организма сокращается в семьдесят раз. Все взрослые и дети, получившие эту программу, фактически передадут ее уже прямому потомству. В правой руке ты держишь модуль-генератор А. Он заводится так же, как заводятся часы, и три секунды взаимодействует с эпидермисом. В дальнейшем программа передается при простом тактильном контакте от носителя к носителю.

Дина посмотрела на часы в правой руке и осторожно положила их на стол.

– Модуль-генератор Б действует обратным образом, ускоряя время синтеза изоферментов юг-эстеразы и создавая условия для онтогенетических модификаций, что уже в следующем поколении приведет к возникновению так называемых «многообещающих уродов» – людей с полезными мутациями, с интеллектуальными и физическими сверхспособностями, причем увеличение полезных мутаций от поколения к поколению будет расти по экспоненте. Вот он, с секундомером. Просто чтобы различать. То, что здесь есть секундомер, роли не играет. Также не играет особой роли то, что прибор имеет вид часов. Часы, правда, можно воспринимать как метафору. Но теоретически это могла бы быть крышка от кастрюли.