Русская весна - Норман Спинрад

– Ты же обещала! Ты дала слово!

– Да, я дала слово, но обстоятельства…

– Ты обманула меня! Ты обманула отца, чтобы он отпустил Франю в Россию! Ты с самого начала не собиралась меня отпускать!

– Как ты можешь называть свою мать обманщицей? – вознегодовала Франя.

– А тебя никто не спрашивает, заткнись, – завопил Бобби. Весь красный, с набухшими на шее венами, он вскочил и грохнул кулаками по столу. – Все вы одинаковые! – заорал он. – Гады русские, хитрожопые! Всегда все по-своему повернете! Врете, крадете, подглядываете да прикидываете, обманываете собственных детей!

– Хватит, Роберт! – воскликнула Соня. – Я твоя мать, и я не желаю слушать эту империалистическую чушь!

– Ах, не желаешь, мамочка! – заорал Бобби. – А не ты ли тут хвасталась, как лихо вы с "Красной Звездой" провернули дельце на бирже? Тоже мне, новые члены европейской семьи! Советский Союз месяц как приняли в Объединенную Европу, а вы уже успели всех облапошить! И еще называешь американцев империалистами!

– Да как ты смеешь!..

– У меня есть билет, и паспорт есть, и я американец, и поеду в Америку, и никаким долбаным русским меня не удержать! – провыл Бобби в слепой ярости. И бросился вон из комнаты.

– Ну и катись в Америку и подохни со всеми подонками-гринго! – закричала ему вслед Франя.

– Хватит, Франя! – приказал Джерри. – Иди к себе в комнату. Нам с матерью надо поговорить!

– …Парень прав, – ровным голосом сказал Джерри. – Мы дали ему слово, Соня. Это дело чести.

– Чести? – язвительно отозвалась Соня.

"Да что вы, русские, знаете о чести?" – чуть не вырвалось у Джерри, но он совладал с собой.

– По крайней мере, с точки зрения Бобби. – Он старался говорить помягче. – Если мы его не отпустим, он нас возненавидит, разве ты этого не понимаешь, Соня?

– Ничего, переживет.

– Нет. Потому что это действительно будет предательством.

– Патриархальная болтовня! – раздраженно заявила Соня. – И из-за этого ты способен отправить сына прямиком в осиное гнездо?

Джерри вспомнил, как Бобби, испачканный и загаженный, гордо поднял вверх свой американский паспорт.

– Да, если это необходимо ему, чтобы стать человеком, – сказал он. – Лучше пойти на риск, чем отказаться от мечты.

– Что ты говоришь, Джерри!

И Джерри вспомнил другого парня, который много, много лет назад бросил все, чтобы добиться своего, и девушку, которая помогла ему совершить это.

– Ты не всегда думала так, как сейчас, Соня, – мягко сказал он. – Разве ты не помнишь, как кое-кто поставил на карту все ради любви и мечты?

Взгляд Сони смягчился.

– Помню, Джерри, – сказала она, и рука ее протянулась через стол к его руке. – Ты поступил очень смело, и я помню это. Но сейчас все по-другому…

– Все говорили мне, чтобы я забыл о ней, и, если бы я не променял на нее свое благополучие, я не сидел бы сейчас здесь и не просил тебя оставить сыну его мечту.

Сонина рука двинулась на место, удаляясь от его руки.

– А если я этого не сделаю?

Джерри вздохнул. Нужно и теперь быть мужественным, не ради себя, но ради сына. И он собрался с духом.

– Если ты этого не сделаешь, Соня, мне придется проводить его завтра в посольство и передать на их попечение. Он имеет право на американское гражданство, и ему дадут его. И оставят в посольстве, покуда не придет время садиться на самолет.

– Я все-таки его мать, а он несовершеннолетний, – деревянным голосом возразила Соня. – Без моего разрешения они не обойдутся.

– Ты же русская, Соня. Ты серьезно думаешь, что американцы станут заботиться о твоем разрешении? Это теперь-то?..

– Если ты это сделаешь, я уйду от тебя, Джерри! – выпалила Соня.

– Ты меня заставляешь – что ж, я готов, – тут же отпарировал Джерри.

– Это шантаж.

– Называй как угодно.

Наступила долгая, тяжелая пауза – они не отрываясь смотрели друг на друга.

Наконец Соня вздохнула.

– Ладно, только на лето, – сказала она. – Но за это время он подаст заявление в Сорбонну. И вернется домой осенью.

– Это уж ему решать, разве нет?

– Он подает заявление в Сорбонну, или он не получит от меня разрешения уехать, – твердо сказала Соня.

– Уж больно суровые ты ставишь условия.

– Беру пример с тебя, Джерри.

– Я-то прошел суровую школу.

– Moi aussi [64], – сказала Соня.

И она поднялась со своего места и оставила его одного за неубранным столом в пустой комнате.

Новое антиамериканское выступление в Нижней Калифорнии

Не менее сотни мексиканцев, очевидно, находящихся под влиянием алкоголя и марихуаны, ворвались сегодня в торговые ряды "Саншайн-Плаза" в Либертивилле на южной окраине Тихуаны – они запугивали торговцев и успели причинить немалый материальный ущерб, пока их не выдворили силой американские охранники.

"Тихуанская полиция и пальцем не пошевелила, чтобы помочь нам, – сердито пожаловался Элтон Джарвис, управляющий "Санишйн-Плаза". – Раз мексиканские власти отказываются защищать американскую собственность, то как бы нам, жителям Нижней Калифорнии, не пришлось подыскать себе другое, более заботливое правительство".

– Что с вами стряслось, Соня? – спросил Илья Пашиков. – Вы еле ходите, прямо как у Достоевского…

– Простите меня, Илья, – пробормотала Соня. – Я знаю, что работа у меня не очень-то ладится. Дайте мне несколько дней, я наверстаю…

Илья пожал плечами.

– Почему бы и нет? – Он улыбнулся. – Берите хоть целую неделю. Никто не посмеет сказать, что за последний месяц мы этого не заслужили! Вернетесь, прикроете меня, а то моя подружка в Антибе совсем зачахла.

– Отпуск? – удивленно спросила Соня. – Вы это серьезно?

Она ожидала разноса, потому что прекрасно знала, что после того ужасного разговора с мужем о сыне работает из рук вон плохо. Она кое-как добиралась до своего кабинета, закрывала дверь, бесцельно ворошила бумаги, пила чашку за чашкой кофе – одним словом, почти ничего не делала, только думала и думала о своем.

Дело было даже не в том, что Джерри в конце концов навязал ей свою волю; впрочем, если уж быть честной, и она пыталась сделать то же самое… Слова, сказанные ими в тот вечер, средства, пущенные в ход друг против друга, вспоминались снова и снова, не давали покоя.