13 диалогов о психологии - Соколова Е.Е.

ется полный текст необходимого фрагмента, который нужно заучить. В следующий раз этот же текст дается с небольшим пропуском, а еще позже — уже со значительными пробелами, которые нужно заполнить. Тем самым, сторонники такого варианта программированного обучения считают, что человека можно обучить безошибочно воспроизводить нужные ответы на любой вопрос на экзамене.

С: Мечта любого экзаменатора и студента! Вот бы такой учебник по психологии мне! Я так мечтаю о безошибочном ответе на экзамене!

А.: Открой учебник по психологии для начинающих канадского психолога Жо Годфруа [27]

— и ты найдешь кое-что для себя. Например, пользуясь этим учебником, я могу, скажем,

проверить твои знания, которые ты должен был усвоить в ходе наших первых бесед. Ты

готов?

С: Конечно.

А.: Итак, твоя задача — заполнить пробел в утверждениях, которые приведены здесь для проверки твоих знаний. Первое из них: “Одно из первых объяснений функционирования разума сводилось к идее о некой заключенной в теле”. С: Душе!

А.: Верно. “Для Аристотеля разум (психика) — это одна из… тела”. С: Функций!

А.: Верно. “По мнению Декарта, действия организма определяются находящимися в головном мозгу”. С: Не помню.

А.: Откроемподсказку: “животнымидушами”.

С: А-а, это имеются в виду “животные духи”, что ли? А почему здесь написано “душами”? А.: Вероятно, неточность перевода… Но двигаемся дальше. “По представлениям философов-эмпириков XVIII в., ощущения комбинируются по… принципу”. С: Ассоциативному!

А.: Верно. “В XVIII в. изучение души заменяется изучением …и…”. С: Явлений сознания и функций сознания.

А.: Откроем подсказку: здесь написано “мыслительной функции”, “сознания”.

С: Но ведь это не совсем так. Во-первых, можно говорить об эмпирическом изучении

сознания уже в XVII веке, а потом: почему только “мыслительной функции”? Ведь мы

282 Диалог 6. Что может наблюдать психолог? Конечно, поведение

знаем, что как раз в XVIII веке, даив XVII тоже, изучались и другие функции, например

аффекты.

А.: Продолжим пока далее. “Эмпирики считают, что любое знание может быть приобретено лишь…”.

С: Эмпирическим путем!

А.: Откроемподсказку: “экспериментальным путем”.

С: Опять неверно. А Брентано с его “Психологией с эмпирической точки зрения”, который отрицал эксперимент! А эмпирическая психология до возникновения экспериментальной! А.: “Первая лаборатория психологии была основана … в … г.”. С: Вильгельмом Вундтом ВІ879 году.

А.: “Метод … состоит в том, что испытуемый описывает ощущения, возникающие у него при воздействии того или иного стимула”.

С: Я полагаю, речь идет об интроспекции и самонаблюдении, но такой ответ слишком общий и не раскрывает особенностей каждого из вариантов интроспекции и тем более не показывает специфику именно интроспекции как особого метода в отличие от простого самонаблюдения. Так что краткий ответ на этот вопрос будет по сути неверным. А.: Я специально дал тебе возможность убедиться в ограниченности такого способа приобретения и проверки знаний. Во-первых, речь идет о простом заучивании неких готовых формул, которые кажутся верными, как правило, лишь составителю подобных программ. Во-вторых, здесь принципиально исключается момент более или менее глубокого понимания того или иного положения, а это в принципе может привести к механическому задалбливанию готовых формул без осмысления путей их вывода. Но данная система обучения может быть использована в других случаях: ты, например, осваиваешь компьютер, и подобная программа, где тестируются твои раз и навсегда определенные, необходимые навыки, была бы весьма полезна. Однако не стоит забывать и об ограничениях данного способа обучения.

Впрочем, нам пора завершать разговор о том довольно разнородном конгломерате школ и направлений, который называется “объективной психологией”. Упомяну еще лишь одного автора, который пытался создать свой, казавшийся ему оригинальным, вариант “объективной психологии”. Это был русский психолог Константин Николаевич Корнилов. Как

только произношу это имя, сразу же всплывают две ассоциации: “марксизм” и “реактология”. С: Почему марксизм? “Реактология” К.Н. Корнилова

А.: Потому что как раз Корнилов в 1923 году на первом съезде по психоневрологии сделал некий “программный” доклад, который был тогда назван “программой построения психологии на основе марксизма”. На самом деле, в этом докладе и последовавших после него событиях отразилась вся драматичность российской истории того периода и ее противоречивость. Сам этот съезд был организован ведущими психологами дореволюционного периода: уже известными нам Челпановым и Нечаевым (См. [18, с. 12]). Корнилов в то время был сотрудником Психологического института, возглавляемого Челпановым. После этого доклада в 1923 году, в котором он порадовал власти стремлением строить психологию на “единственно научном фундаменте марксизма”, бывшего официальной идеологией, Корнилов был назначен директором института вместо отстраненного Челпано-ва. Челпанов ведь “звал назад”, к “реакционной идеалистической психологии”, а Корнилов был пионером новой, невиданной еще, но заранее объявленной единственно научной и потому верной советской психологии. И не было замечено тогда, что идеалист Челпанов дал более глубокий анализ подлинного (не вульгарного) марксизма в своей работе “Психология и марксизм”, вышедшей в 1924 году [29], чем это было сделано Корниловым в его докладе и последующих трудах.

Не анализировался и тот факт, что знаменитейший Павлов обратился не к кому-нибудь из новых психологов, а именно к Челпанову с предложением об организации психологического отдела в Колтушах. Много лет спустя известный психолог Владимир Петрович Зинченко скажет по этому поводу: “Видимо, И.П. Павлову для дальнейшего развития исследований высшей нервной деятельности человека понадобилась психологическая культура, и он искал ее не в обещанной новой марксистской психологии (она ведь еще только должна была быть построена), а в той психологии, которая ему была известна и к которой он относился с уважением”

284 Диалог 6. Что может наблюдать психолог? Конечно, поведение [30, с. 83]. Более того, не могу не упомянуть здесь один интересный эпизод, который произошел с Алексеем Николаевичем Леонтьевым в то далекое время, когда он был сотрудником нового директора института психологии Корнилова, и его вместе с Лурией отправили в командировку в Ленинград для изучения работы павловских лабораторий в Институте экспериментальной медицины.

А.Н. Леонтьев: Я явился в институт, и Фурсиков, ассистент института — по-теперешнему заместитель директора по науке — представил меня Павлову. До этой торжественной минуты я участвовал в обходе им лабораторий, успел поразиться принятому там стилю работы — как Павлов обращается с сотрудниками, как консультирует различных исследователей, как разговаривает со множеством врачей, которые сидели по всем углам и — я снова пользуюсь терминологией тех лет — “отсасывали собачий сок”. Одним словом, к тому моменту, когда Фурсиков сказал, что из Москвы приехал наш молодой коллега, который некоторое время побудет у нас, я уже несколько осмотрелся в институте. И.П. Павлов охотно сказал что-то вроде “да-да”, мы пожали друг другу руки, и тут он спросил меня: “А как поживает Георгий Иванович?”

Я был молод и неопытен, а потому страшно смутился. “Иван Петрович, — сказал я, — Георгий Иванович у нас в институте более не работает, наш директор теперь — Константин Николаевич Корнилов, в институте многое переменилось — мы культивируем теперь объективные методы исследования психики, и вот почему я командирован к вам”. Реакция была незамедлительной, даже мгновенной. Так как мы стояли очень близко друг к другу, поведение Павлова было особенно демонстративным: он, не сделав ни одного шага, повернулся ко мне спиной и, бросив фразу: “Сожалею, молодой человек, сожалею”, отмаршировал прочь [Там же, с. 99-100].

А.: Но самое главное, в тот момент не поняли, что Корнилов, провозгласив марксизм новой “философией психологии”, был весьма далек от формулирования действительной программы построения психологии на новой основе. Он предлагал примерно то же, что в свое время, в дорефлексологи-ческий период своей деятельности, Бехтерев, — соединить субъективную эмпирическую психологию сознания с “объективной психологией” (бихевиоризмом, рефлексологией). Они, по его мнению, как элементы должны войти в марксистскую

психологию (См. [31]). Уже из этого ясно, что при соединении могла получиться только эклектическая конструкция, которая никак не могла оказаться марксистской именно потому, что в последней совершенно иначе понималось и сознание, и поведение. Заслуга Корнилова, пожалуй, только в одном: он привлек внимание психологов к действительно значимым положениям в марксистских философских книгах, которые могли сыграть свою роль в становлении новой психологии. Но у Корнилова они такой роли не сыграли. С: Догадываюсь.