Под знаком змеи.Клеопатра - Зигфрид Обермайер

— Не будь таким нетерпеливым! Я описала царице твое состояние и сказала, что ты глубоко разочарован и считаешь, что место личного царского врача при египетском дворе, а не в римском военном лагере. Потом я сообщила ей то, о чем ты просил.

— Правда?

— Да, я сказала, что, если император будет настаивать на твоем участии в походе, ты попросишь отставки и позволения вернуться в Александрию, чтобы там вновь открыть свою лечебницу. На это царица засмеялась и сказала, что так легко она тебя не отпустит и хочет, чтобы Алекс остался с Антонием, а ты — с ней. Почему — об этом она лучше скажет тебе сама.

Я обнял мою Ирас, и мы отпраздновали нашу «победу» бурными объятиями.

Царица встретила меня очень приветливо, однако заметила:

— Никогда не пытайся больше шантажировать меня, дорогой Гиппо! Твоя должность не имеет ничего общего с поденной работой — это задание на всю жизнь. Правда, ты можешь просить меня об отставке, но я не удовлетворю твою просьбу. Я передала императору твое желание, которое полностью совпадает с моим: оставить тебя при дворе. Вскоре у меня будет для тебя важное задание, которое вновь потребует от тебя как врачебного искусства, так и дипломатической ловкости.

Увидев мое вопросительное лицо, она покачала головой:

— Не будем сейчас говорить об этом, Гиппо, — всему свое время.

Я полагал, что, отказавшись участвовать в армянском походе, я тем самым избежал большой опасности. Однако на самом деле, хотя и остался рядом с царицей, но — при некоторых обстоятельствах — я рисковал еще больше.

Таким образом, я не принимал участия в армянском походе императора Марка Антония. Однако в нем участвовал один из врачей, знакомых мне по парфянской кампании — как ни странно, военная служба доставляла ему какое-то непонятное удовольствие. Он-то и рассказал мне об этом походе.

Все действительно произошло так, как задумал Антоний. Царь Артавасд повел себя как союзник и позволил римским легионам беспрепятственно пройти по Армении.

Дойдя до столицы Артаксаты, Антоний тут же сбросил маску. Он направил царю послание, в котором говорилось, что его трусливое поведение в парфянской кампании обмануло его и стоило крови многих римлян. Теперь он пришел, чтобы получить возмещение и требует выдачи царской казны и сдачи всех важнейших крепостей страны. Конечно, царь ответил на это отказом и передал корону своему старшему сыну, которого в тот момент не было в городе. Артаксата была так хорошо укреплена, что Антоний даже с помощью своих осадных машин не смог бы взять ее в ближайшее время. Прошлый опыт тяжелой армянской зимы побуждал его добиться разрешения ситуации еще до конца года. Как ему удалось выманить недоверчивого Артавасда из города, вероятно, никогда не выяснится до конца. А мой свидетель, военный врач, может сообщить только слухи, которые ходили тогда по лагерю.

Было две версии. Одни говорили, что Антоний нашел предателя среди армянских вождей племен, который обманул Артавасда, послав ему известие, будто его сын Артакс побежден римлянами, его отряд разбит и положение безнадежно. По другой версии, Антоний предложил ему заключить союз против парфян и выразил настоятельное желание, чтобы он вновь взял корону у своего сына и принял участие в новом военном походе.

Я склоняюсь к первой версии, поскольку всем известно, что Артавасд был крайне недоверчив. И если уж он отдавал себя в руки врагов, на это должны были существовать очень веские причины.

Как бы там ни было, Антонию удалось перехитрить царя. Вместе со всей семьей он взял его в плен и захватил его казну, хранившуюся в столице. Старший сын, узнав об этом, бежал к парфянам, чтобы там подождать развития событий. Антоний обращался пленниками очень почтительно, но в качестве своей военной добычи он приказал, чтобы все города и крепости Армении передали ему свои сокровища. Однако те уже принесли присягу новому царю Артаксу и отказались открывать ворота. Там, где это было возможно, Антоний попытался взять их силой, так что в конце концов он привез в Александрию немалую добычу.

Тем временем царица Клеопатра, ее сын Цезарион, придворные, личное войско царицы — оно состояло примерно из четырехсот галльских солдат — и легион римских солдат не спеша двигались на юг. По пути мы посетили знаменитый храм Солнца в Эмесе. Народ восторженно встречал царицу Египта, ведь один из ее титулов был sat-Ra — «Дочь Солнца». На нас, придворных, тоже падал отблеск ее сияния, и я с удовлетворением отмечал разницу между несчастным полковым врачом и личным врачом божественной правительницы. Во время торжественных встреч я всегда находился рядом с ней и со смешанным чувством гордости и иронии смотрел на гордых вождей арабских племен, которые, точно срезанные колосья, падали ниц перед моей царицей.

Не менее триумфальна была также встреча в Дамаске. Однако на этот раз приветствовали скорее не божественную царицу, а повелительницу Итуреи, которую Антоний передал ей в Тарсе. Дамаск лежал на границе с этой маленькой страной и постоянно страдал от набегов разбойничьих банд из Итуреи. Легионеры императора быстро положили конец этому, и теперь о Клеопатре говорили как об «освободительнице Дамаска».

То, что последовало дальше, было гораздо менее радостным, и когда все осталось позади, мы удивились тому, что еще живы. Я говорю о посещении царицей Иерусалима, столицы царя Ирода. Мы знали, что после раздела земель, произошедшего в Тарсе, Ирод стал злейшим врагом царицы, ведь она получила значительную часть его областей, и прежде всего гавани на западном побережье — ему скрепя сердце пришлось смириться с этим, чтобы сохранить трон.

Как правило, подобные решения — я имею в виду посещение Иерусалима — Клеопатра принимала сама. Но в этот раз она, казалось, была в нерешительности и попросила совета у друзей.

Ирод приглашал ее в Иерусалим — возможно, по настоянию Антония. Но можно было запросто найти дюжину уважительных причин, чтобы вежливо отказаться от этого приглашения.

— Я знаю, что мне следует делать, но не уверена, хочу ли я этого, и я вижу все опасности, которые с этим связаны. Давайте, друзья, взвесим все «за» и «против».

Как всегда в подобных обсуждениях, сначала она посмотрела на Мардиона, который уже много лет был ее верным другом и советником.

Как и многие евнухи, Мардион был человеком без возраста: кожа его была гладкой, он был все такой же маленький, кругленький и подвижный и только в тщательно уложенных волосах слегка пробивалась седина. Как всегда, он говорил свободно, открыто и без ложного почтения.

— Я полагаю, что против этого визита есть гораздо больше доводов, чем за него. Будем называть вещи своими именами: вы оба по разным причинам не выносите друг друга, и для вас лучше было бы не дышать одним воздухом. Однако ты, царица, и царь Ирод должны считаться с императором, который старается сделать вас добрыми соседями. Ирод хочет сохранить свой трон — а это невозможно без согласия Рима, то есть императора Марка Антония. Ты, царица, обязана Антонию увеличением своих владений — за счет Ирода, — и ты не хочешь его оскорбить. Но что перевешивает? Я придерживаюсь мнения, что тебе следует отказаться от визита, поскольку, как ты уже заметила, это сопряжено с опасностью. Вполне может оказаться, что Ирод задумал какую-нибудь хитрость или коварство. Он может подослать убийц, а затем выжать из них нужное признание и таким образом доказать свою невиновность. По-моему, от этого араба можно ожидать чего угодно, но только не добра.

Царица внимательно выслушала Мардиона, кивнув пару раз.

— Я могу только подтвердить твое последнее высказывание, Мардион. Все, что можно сказать хорошего об Ироде, это его дружба с Антонием, — для меня это скорее невыгодно. И все же я убеждена, что Ирод не осмелится поднять на меня руку. Как бы ловок он ни был, он не сможет устроить все так, чтобы самому при этом остаться вне подозрений.

Она спросила также мнения остальных, среди которых был и Николай из Дамаска, воспитатель ее сыновей.

Он погладил свою пышную бороду ученого и сказал:

— Божественная царица, прошу извинить меня, но я ничего не могу посоветовать ни «за», ни «против». Мне не известны ни характер, ни намерения этого царя, а без знания фактов я ничего не хотел бы говорить. Этого же принципа я придерживаюсь и в отношении твоих сыновей, поскольку греческие философы учат…

На лбу Клеопатры появились хорошо знакомые гневные морщинки.

— Достаточно, Николай, — умоляюще взмахнула она руками, — я уважаю твои принципы, даже если и не могу их одобрить.

Затем она обратилась ко мне:

— Ты, Гиппо, был моим первым послом в Иерусалиме, видел Ирода и довольно долго беседовал с ним. Принял бы ты это приглашение, будучи на моем месте?

— Есть столько же доводов «за», сколько и «против». Но раз уж ты спросила, что бы я сделал на твоем месте, то я откровенно скажу, что я не задерживаясь отправился бы в Александрию и оттуда послал бы письмо с вежливыми извинениями. Ирод приказал убить уже немало своих родственников, которые — замечу — не представляли ни малейшей угрозы для его власти. Его внешность обманчива. Он легко мог бы продать в рабство собственную мать, чтобы сохранить трон — трон, который он получил по милости Рима, а не унаследовал, как ты, светлейшая царица.