Одна сотая секунды - Иулсез Клифф

— Нравится? — Сбивчивый шепот горячит новым солнцем в крови, наполняет желанной истомой.

— Да.

Белое вино — ключевая вода в бокале с лунным ароматом и вкусом наливного винограда редкого сорта. Южный ветер ненавязчиво обласкивает поющие трубочки из серебра и бамбука, резной столик отделяет от всего мира. Трепещут белые и желтые, оранжевые и охряные, красные и карминовые крылья миллионов бабочек, сплетясь в загадочный узор на потолке, ползут змеями лозы, обнимают в любовном приливе резные столбы. Вот он, край вселенной, отдельный угол, на котором сошлись все реальности. Мерцают в стекле рукава спиралей и волнуются бескрайние поля, тянутся зигзагом отуманенные поседевшие пики и слетают вязью слов со встряхивающихся косматых дорог пряные и опустошенные людские судьбы, звучанием втекают забытые песни несуществующих народов и оживают ненаписанные полотна слепых художников. Растекаются по ступеням обратных лестниц убаюкивающие фантазии и исправленное прошлое склоняется в танце, легко ведя под локоть будущее в зал справедливого суда. Много ли надо? Ничего, по сути, всего лишь — все, вьющееся бестелесным сизым дымком. Всего лишь все миры и все вселенные, рожденные смеющимся божком, всего лишь огонек жизни, всего лишь антрацитом блеснувшую грань. Много ли надо? Много — ту последнюю каплю сил, что позволит сделать еще один шаг. Много — полвдоха, чтобы рискнуть еще раз пробиться через предел.

— Осар-Бихти ничего никогда не забывает. Он помнит все, он хранит в себе каждый день минувшей жизни, начиная с зари времен.

Глаза напротив — обсидиан ли в обрамлении? Нет, скорее черный оникс, влекущий и волнующий. Задержишь взгляд на мгновение, и утонешь. И какое имеет значение, что мгновение теперь захватывает всю мою жизнь? И пусть тщетно молит Юси, пусть мечет бестелесным криком, затерявшимся в лабиринтах мечт и грез. Все равно слов не разобрать, все равно уже…

…сизой поступью подкрадывается утро, принюхивается, гасит мягкой лапой утомленные фонари. Поднять тяжелую голову, заморгать и вытаращить сонные глаза, уставиться на черный силуэт напротив. Как же четко обведен, как резко очерчен контур профиля. Но смягчаются тени, отодвигаются в углы, уходят вместе с волшебством ночи. Долгожданная прохлада успокаивает задержавшихся полуночников, ободряюще касается длинных, негодующе вспенивающихся серыми клочьями длинных волн, разгоняет последних сонных посетителей бренчанием музыки ветра. Плывет силуэт, растворяется, облетает, являя зарождающемуся дню уставшего человека.

Шелестит отголосками пляжная полоса, готовится к новому буйству бьющей через край жизни. Удивительно, столько кружили, плутали, перебегали из одной действительности в другую, а нет же, будто и не убегали никуда, вернулись едва ли не в исходную точку.

Лабиринт чудес, загадочное переплетение дорог, слои из сказок и преданий, манящая изнанка бытия — и все это теперь уходило, оставляло, укрывалось от безжалостного наступления новой эпохи солнечного света. Вернуться? Не вернуться, остается только сохранить пыльцу, как напоминание, в особом закутке души.

— Ну и кто ты такая? — Ночной незнакомец теперь был под стать рассвету — холоден и безучастен, слетела и с него теплота и таинственность минувшей южной ночи.

«Юси, я напилась до поросячьего визга?»

«Нет. Но это тебя не оправдывает».

«Что ты имеешь ввиду?»

«Ха… когда я пыталась достучаться до твоих куриных мозгов, ты размышляла исключительно о том, как соблазнить этого типа».

«И что тут такого?»

«Да ничего особенного, если не считать того, что на нас попытались оказать некое магическое воздействие».

Мужчина не дождался ответа, молчаливо наблюдал за тем, как отголоски невесомого призрачного рассвета претворялись в реальность, выхватывали из небытия первые цвета, примеряли и несколько неуверенно все же их утверждали. Наверное, там, где-то за углом пестрой крыши, за хаотичной мозаикой городских переплетений улиц уже во всю пылало небо, но здесь, на этой крошечной площадкой, вознесшейся над ворчливым океаном, еще плыли тени ушедшего.

— Закрываются… идти надо, — несколько неуклюже сообщила я, поняв, что самым лучшим будет просто сейчас расстаться.

Он пожал плечами:

— Я совладелец этого заведения.

— Однако… — не нашлась я.

На меня смотрели пытливые глаза — разочарованно и в то же время заинтересованно. Светлело все быстрее, все жестче выдергивало тот неизбежный хлам, что остается после любого бала и пиршества. Ползали по пляжу первые фигурки, собирающие мусор, ползал по лицу ночного друга мой взгляд, отмечая отпечаток усталости, так некрасиво отразившийся на его челе.

— Не ведьма ведь, человек… или не человек? — Спросил он очень тихо. — И не вампир, да и если бы даже вампир… нет.

— А тебе какое дело? — Скрывая настороженность, несколько грубовато ответила я.

— Я не чувствую твоего времени.

Ничего себе заявление. Я поискала взглядом на столе остатки вина, но не найдя таковых, плеснула в бокал сока.

— А при чем тут мое время?

Начавшийся разговор скатывался по какой-то абсурдной плоскости. Что значит — чувствовать мое время? Будущего моего, что ли, не видит? Ну, так это объяснимо, ничего удивительного нет, я же мертва. Этот тип, конечно, этого не знает, но это уже не мои трудности.

— Не бери в голову, — он чуть улыбнулся, снова отвернулся от меня, погрузившись в какие-то свои размышления.

Ну и пусть размышляет, а мне пора. И так, чувствую, Рада выскажет мне пару ласковых, а мальчишки для профилактики добавят. Слишком беспечный и эгоистичный поступок я себе позволила, тут уж бесполезно спорить. От праведного гнева меня теперь действительно только чудо спасет.

Я начала вставать, но снова плюхнулась на попу от окрика Юси.

«Стой!»

«Э-э…»

«Прежде, чем свалим, можешь у него кое-что спросить?»

«Зачем?»

«Проверить одну догадку хочу».

Повинуясь, я повторила вопрос духа:

— Послушай… — а ведь имени так и не знаю, не нужно оно было, — а ты случаем не маг?

Мужчина нехотя вернулся ко мне, уставшие веки сомкнулись и снова разошлись, явив обсидиановый блеск. И в этом блеске что-то медленно перетекало, обреталось новым, заставлявшим уже меня не торопиться с уходом.

— Возможно, — выпустили чувственные губы.

— Эмоционального… профиля? — Ткнула я наугад.

Он не рассмеялся, наверное, только благодаря своей воспитанности, но глаза все выдали лучше любых слов и действий. Но не это меня встревожило, и даже не вопрос Юси повлиял на мое чутье, и даже не отсутствие ответа. Мысль бродила где-то по самой обочине сознания, но соскальзывала в пропасть, едва я пыталась к ней обратиться. И снова возвращалась, но ровно настолько, что бы ни я, ни моя попутчица не могли ее распознать, понять, вычленить из потока прочих и с облегчением воскликнуть «Да это же ведь…». Она была слишком простой, чтобы сознание ее могло зацепить, очень привычной. Она походила на всем знакомый предмет, который поместили в необычное положение. Как, например, рисунок вилки не сверху или сбоку, а со стороны зубцов… Рисунок! Рисунок талантливого Уэлла, сделанный по словам футуролога.