Как убедить тех, кого хочется прибить. Правила продуктивного спора без агрессии и перехода на личности - Бо Со
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слоним сказал мне, что теоретически версия данного подхода применима и к дебатам. Его команда уже разработала «арбитра», способного оценивать мощь аргументов. Возможно, система, споря сама с собой и совершенствуясь в ответ на получаемую обратную связь, сможет «находить паттерны убеждения, о которых [люди] никогда и не думали». Но оставалась одна важная закавыка. Поскольку цель любых дебатов в том, чтобы убедить оппонента-человека изменить свою точку зрения, машина не могла провернуть какой-нибудь непостижимый, умопомрачительный маневр, не потеряв при этом самого человека. Если игроку в го и шахматисту достаточно обыграть своего соперника, то у участника дебатов нет иного выхода, кроме как перетянуть оппонента на свою сторону.
«Человек по природе своей находится в этой ловушке», – сказал Слоним.
Мне эта мысль показалась утешительной. Спор – настолько человеческий акт, что его границы четко совпадают с границами наших, человеческих, странностей и ограничений. Хорошо ли это, плохо ли, но наша способность к размышлениям, сочувствию и субъективным суждениям во многом предопределяет характер наших споров. Так что, выходит, машина, которая в итоге сможет победить нас в споре, в любом случае придет к этому, не обойдя нашу человечность, а переняв ее и воплотив в себе.
Однако через несколько дней после моего разговора с Ноамом Слонимом эта идея начала меня тревожить. Я представил систему, обученную на миллионах часов человеческих споров, начиная со стенограмм парламентских дебатов и заканчивая едкими комментариями в соцсетях. Эта машина наверняка увидит, что у нас есть способы выражать несогласие с ничтожными шансами доказать свою правоту и иногда мы опускаемся до риторики демагогии, нелогичности, лести и ненависти. Она может даже понять, что мы создали не только технологии, способствующие хорошим спорам, но и другие, которые им весьма эффективно препятствуют.
Машина, обученная на таких данных, со временем непременно сформирует суждение о том, как мы как биологический вид разрешаем свои разногласия. И внесет необходимые коррективы в свою работу. На наше счастье, то, будет такая машина дискутировать с худшими из нас или с ангелами… и будем ли мы говорить с ней на языке эристики или дебатов, в духе войны или сотрудничества, пока еще зависит от нас с вами.
Заключение
Эта книга, как и любой раунд в дебатах, начиналась с тишины – и ею же закончится.
В июле 2021 года, в предрассветные часы субботнего дня, я закончил первый черновик рукописи и, не дожидаясь, пока неуверенность помешает мне это сделать, разослал ее нескольким друзьям. Все они были от природы спорщиками, которые, высказывая свое мнение, никогда не пытались подсластить пилюлю, поэтому я приготовился к самой живой и бурной реакции. Но вместо этого получил мертвую тишину – на несколько долгих недель. Сотни страниц текста, бесчисленное множество откровений, и каков финал? «Поговори с моей рукой, потому что уши мои отказываются тебя слушать».
А потом, когда я, разобидевшись, уже приготовился списать этих якобы друзей со счетов, одна за другой пошли их реакции, как в форме длиннющих обменов электронными письмами, так и в форме долгих и насыщенных телефонных разговоров. Всеобщего восхищения, понятно, не было, а в весьма обширном спектре реакций преобладала одна претензия: «Хорошие споры – это, безусловно, отлично, но вот мне интересно, не слишком ли мелок и индивидуализирован фокус твоей книги, не озабочен ли ты больше конкретными тонкостями социального характера, чем общими структурными реформами?»
Один мой друг, основатель стартапа в Кремниевой долине, даже посоветовал мне написать на стикере вопрос «Как масштабировать пользу дебатов на все общество?», прилепить его на зеркале в ванной и не снимать, пока я не найду ответ на него. А через несколько минут прислал картинку. В маленьком прямоугольнике старик с развевающейся бородой поднимал рычагом глобус. Подпись внизу гласила: «Дайте мне точку опоры, и я переверну весь мир. Архимед».
Я понял его мысль. Наш мир в бурном потоке мощных структурных течений выглядел на удивление гибким и нестабильным. Из Австралии я мог видеть сдвиги в геополитических силах в нашем регионе и отчетливо ощущал отголоски движения за расовую справедливость в США. А еще была пандемия, которая казалась одновременно разрушением созданного нами мира и его зеркальным отражением.
Преобладавшая в отзывах друзей рекомендация серьезнее отнестись к структурам была вызовом для моего главного аргумента: если качество наших споров – симптом здоровья общества в более широком смысле, мы должны сосредоточиться не столько на спорах как таковых, сколько на институциональных условиях, формирующих их основу. И начать, возможно, стоит с устранения неравенства в доступе к политическому представительству или со структуры наших медиаорганизаций.
По утрам, стоя над умывальником в ванной, я никак не мог перестать представлять треклятую бумажку с вопросом «Как масштабировать пользу дебатов на все общество?» и в конце концов решил на него ответить. Со временем у меня получился своего рода план по наполнению наших государственных институтов духом и практикой дебатов.
Во-первых, если говорить о дизайне, эти институты должны выделить больше пространства для дебатов. Мы можем добиться этого за счет поэтапных реформ – например, изменить правила процедур Конгресса и парламентские процедуры – или путем создания новых структур. Один из самых многообещающих примеров второго варианта – гражданская ассамблея, группа произвольно отобранных граждан, уполномоченных давать политикам рекомендации, как обязательные, так и не обязательные для выполнения.
Во-вторых, государство должно обеспечить граждан образованием, необходимым для участия в подобных форумах. Это означает переход от базовой гражданской сознательности к тому, что ученый Мейра Левинсон называет знанием, навыками, отношением и привычками участия[209]. Эта работа, конечно, должна начинаться в школе, но не следует исключать и возможности образования для взрослых; до сих пор весь этот труд ложился на плечи небольшого числа гражданских общественных организаций.
В-третьих, после создания таких форумов наши общественные институты – будь то органы власти или государственные школы – должны контролировать их и обеспечивать их правильную работу. Дебаты, как известно, опираются на обеспечение равных условий игры, что дает всем их участникам одинаковые шансы быть услышанными и оцененными честно, сообразно их вкладу. В нашем реальном мире подобные среды – большая редкость. Поэтому нам нужны целенаправленные усилия по содействию дебатам путем реализации более существенной программы создания более надежных и справедливых институтов.
В-четвертых, государственные институты должны научиться реагировать на результаты дебатов, что-то в связи с этим делать. Власти часто используют консультации с обществом как фиговые листочки, чтобы прикрыть свое бездействие. Однако дискуссия о защите прав человека совсем не то же самое, что реальная защита этих прав, и любой форум, занимающийся только первой, нежизнеспособен.
Эти идеи могут показаться вам абстрактными и донкихотскими, но на самом деле во многих регионах мира они уже реализуются. За последние двадцать лет гражданские ассамблеи были сформированы в Канаде, США, Ирландии, Нидерландах, Бельгии, Польше и Великобритании. А когда японское правительство вновь вводило систему сайбан-ин – это обязательная система, похожая на жюри присяжных, которая приглашает граждан выносить приговоры по некоторым уголовным делам наравне с профессиональными судьями, – параллельно проводилась масштабная просветительская кампания, в рамках которой людям рассказывали о юридических тонкостях и совещательных процедурах. (Этим реформам в немалой степени способствовал министр юстиции, наряженный в костюм попугая, официального талисмана системы сайбан-ин[210].)
Более того, правительства многих стран уже продемонстрировали, что, если это в их интересах, они способны очень быстро формировать гражданские ассамблеи для конкретных целей. Например, в ответ на протесты «желтых жилетов», выступавших за экономические реформы, президент Франции Эммануэль Макрон в январе 2019 года инициировал масштабные публичные консультации, известные как Le Grand Débat National. Результатом этого двухмесячного процесса стали «два миллиона онлайн-предложений, десять тысяч местных собраний, шестнадцать тысяч книг жалоб и целый ряд гражданских ассамблей»[211]. Безусловно, результаты
