Третий фланг. Фронтовики из будущего - Федор Вихрев

Усов посмотрел, куда показал командир, и кивнул.

Финны на руках выкатили восьмидесятивосьмимиллиметровое зенитное орудие и резво обустраивали огневую позицию.

До взвода солдат, пригибаясь, короткими перебежками, занимали оборону, прячась за деревьями и в полуразрушенном здании.

— А вот еще одна пушка, — разглядывая финские позиции, заметил Колобанов.

— Где?

— Чуть дальше. За зениткой.

Старший лейтенант протянул бинокль наводчику. — PaK.38, - прокомментировал Усов, рассматривая ствол орудия с характерным дульным тормозом.

Из люка высунулся Роденков: – Командир! Первый вызывает!

Колобанов ловко вскарабкался на броню и нырнул в танк.

— Тополь-два на связи!

— Где находитесь? — раздался в наушниках голос майора Бондаренко.

— Квадрат двенадцать-тридцать два, укрылся за зданием на перекрестке. Оторвался от пехоты. Обнаружил позиции двух орудий и примерно взвод пехоты. Перекрыли дорогу в сторону станции. Хорошо бы их сковырнуть артиллерией.

— Оставайся на позиции и дожидайся пехоту. Направляю к тебе корректировщика. Поможем с артиллерией.

— Вас понял! Жду!

Бой в городе – это, я вам доложу, нечто. Когда непонятно, где свои, а где чужие, когда пуля может прилететь из ниоткуда, когда с верхних этажей падает что-нибудь горящее или взрывающееся… В общем, весело.

…Машины ползут медленно, прикрытые пехотой, и не подходят близко к непроверенным зданиям. Или же – наоборот – с десантом на броне рывком проскакивают до ближайшего перекрестка. И там замирают, пока пехота чистит близлежащие дома.

Этот дом, добротный, каменный, контролирует выходы на несколько улиц. Сколько там засело «фиников», я не знаю, но огрызаются сильно. Мы близко не подходим, поливая фасад от чердака до фундамента из восьми стволов разом. Прикрываясь огнем, мотострелки подбираются вплотную к стенам, начинается рукопашная. Уф, еще одним домиком меньше. Сколько их там еще?…

«А, сцука… — Пулемет откуда-то сбоку-сверху. — И черт его поймет, откуда бьет? А вылезать нет совершенно никакого желания. Ага, и не надо, вот он. Лови бесплатный звездюль, нехороший человек. Следующий!» …Чуть правее и дальше нас встает стена огня. И опадает, оставив после себя гигантский костер. Напалмовые ракеты в городе – страшная штука. Штурмовать после них нечего.

А в начале улицы горит наша ЗУ-шка. Финские пулеметы наглухо блокировали улицы, не давая высунуться. Ребята лихо выскочили, расстреляли «фиников» на верхних этажах и… И не заметили своих финских коллег. С нескольких сотен метров бронебойный снаряд не оставил бывшей БТ-шке ни единого шанса. Вечная вам память, ребята. Расчет орудия пережил их не больше чем на полминуты – его расстреляли прорвавшиеся пехотинцы. «Слева! Лови плюшечку, скотина. Справа…»

Движемся вперед медленно, отбивая дом за домом. Финны отходят, огрызаясь огнем. И снова, как тогда, в лесу, чувствуется безнадежность. Нет, они не надеются победить, не надеются отстоять город – они стремятся подороже продать свою жизнь. Хрен им!

Корректировщик что-то бубнил в рацию. Вторая шестерка Су-6 снова заходила на позиции финнов. Обрабатывали основательно. Колобанов с радостью смотрел, как самолеты ровняли с землей оборону противника. Вот бы такую поддержку в сорок первом! А ведь тогда было наоборот. Немецкая авиация гонялась чуть ли не за каждым танком его роты, безнаказанно бомбя и расстреливая машины на маршах.

Сколько хороших ребят погибло, так и не вступив в бой. А наших истребителей практически не было.

При последнем заходе наших самолетов на позициях финнов что-то сверкнуло и громко взорвалось. Причем так, что даже танк вздрогнул, и у всех зазвенело в ушах. К небу поднялся огромный столб пыли и пепла. На танкистов и подошедшую наконец-то и залегшую пехоту посыпался мусор и какие-то обломки.

— Ну, ни хрена себе!

— Твою бога, душу… Что это было!

— Чего ты орешь?! И так в голове гудит!

— А сам-то, что орешь?

— Все! Хана Гитлеру!

Бойцы штурмовой группы, поднимаясь с земли и отряхиваясь, комментировали произошедший фейерверк.

— Да какой еще Гитлер! Мы сейчас с финнами воюем!

— Один хрен – фашисты! Видел у них на касках свастику!

— Похоже, у «фиников» склад боеприпасов рванул!

— Ну, дык! Я аж чуть не оглох!

— Кузьма! А Кузьма! Ты чего в норку-то забился? Это не нас бомбили!

Солдаты рассмеялись. Кузьма, цепляясь винтовкой за куски битого кирпича, задом пытался выбраться из дыры под стеной дома. Но, зацепившись ремнем за кусок арматуры, застрял.

— Так! Ну, хватит ржать! Кони вы мои вороные!

Командир штурмовой группы лейтенант Аношкин, обговорив с Колобановым вопросы взаимодействия и поддержки, маршрут движения, вернулся к бойцам.

— Да вытащите его! Барцев, Лащенко!

Бойцы освободили барахтающегося Кузьму и поставили его на ноги!

— Товарищ лейтенант! Может, его здесь оставим?

— Тылы прикрывать!

— Он тут обживется пока! Натаскает в норку желудей, орехов!

— Ну, все! Отставить смех! Слушай боевую задачу…

Новая машина еще больше приблизилась к идеалу, то есть к тому тяжелому танку, который когда-нибудь создадут на ЛK3. Новая пушка с клиновым затвором и полуавтоматическим заряжанием, новый двигатель, на этот раз дизель, много всяких мелких улучшений. Скорострельность у нас была такая же, как у корабельных орудий, семь-восемь выстрелов в минуту. Было в машине еще одно нововведение – специальный лежак для Тэнгу.

В бой мы пошли в составе роты экспериментальных машин под командованием Соджета.

Т-54, ах пардон, Т-42 меня особо не впечатлили, только порадовали, а вот «Буратино»…

Я ходил вокруг этого чуда техники и тихо радовался, что у немцев такого нет и, скорее всего, не будет.

В бой нас не пускали, держали в резерве, так что пострелять удалось только по дотам.

Да и то основную работу сделали восьмидюймовки. Но вот во время танковой контратаки нам удалось оттянуться по полной программе. Дистанция около полукилометра, и самый тяжелый танк противника – трофейный KB, его я и снес первым выстрелом. В остальные машины главное было попасть, даже не столько попасть – хотя бы задеть. Из «троек» и «четверок» немцы начинали выпрыгивать уже после касательных ударов или близких разрывов. Вот только траки с лобовой брони нам снесли.

К железнодорожному вокзалу дополнительно усиленная еще двумя танками, самоходной зенитной установкой и двумя взводами мотострелков штурмовая колонна пробивалась до полудня.

В ходе боя в районе моста на Папулу финнам удалось поджечь зенитку, ведущую огонь по верхним этажам зданий и прикрывающую продвижение штурмовых подразделений. А на подходе к привокзальной площади выстрел из противотанковой пушки сбил гусеницу на одном из Т-50. Ответным огнем орудие противника уничтожили, но пришлось задержаться. Прикрыв корпусом тридцатьчетверки поврежденную машину, танк Колобанова вел огонь вдоль улицы, подавляя огневые точки в домах по левой стороне дороги, давая время на ремонт танкистам поврежденной машины. Второй Т-50 поддержал бросок бойцов вдоль улицы. Прикрываясь броней танка и с ходу ведя огонь по окнам, второй взвод вышел к перекрестку.

— Коля, бронебойный! — подал команду заряжающему старший лейтенант. Лязгнул затвор орудия, принимая снаряд.

— Дистанция полторы сотни!

В перископе тридцатьчетверки был виден выползший с примыкающей к вокзалу улицы экранированный КВ-1 со свастикой на башне. Коротко хлопнула пушка Т-50. Снаряд с визгом рикошетировал от башенной брони KB, не причинив вреда. Танк не спеша повернул и, переваливаясь по поваленным деревянным опорам линии электропередачи, двинулся навстречу штурмовой группе, ведя огонь из курсового пулемета. За машиной короткими перебежками, стреляя на ходу, следовали финские солдаты.

— Андрей! Бей в «ленивец»! Надо его развернуть!

— Понял!

— Огонь!

Не дожидаясь команды, Роденков загнал в орудие следующий снаряд.

Первый снаряд сорвал правую гусеницу КВ. В этот момент танк выстрелил. По инерции машину развернуло, открывая более тонкую бортовую броню. И снаряд, высекая искры, только скользнул по броне «пятидесятки». Мотострелки залегли, отсекая от танка автоматно-пулеметным огнем финскую пехоту.

— Огонь! — Вылетела стреляная гильза, освобождая место следующему заряду.

Бронебойный вошел точно в моторное отделение. Следом Усов вогнал еще один снаряд.

Финский танк остановился, но не горел.

— Огонь!

После третьего снаряда по его броне потекли языки пламени, постепенно охватывая двигатель и башню. Люки танка оставались закрытыми. Похоже, танкисты были контужены или ранены и не могли покинуть горящую машину.