Купленная. Доминация (СИ) - Владон Евгения

Последовавшие за словами Стрельникова-старшего просто безумные для моего слуха "междометия" японской речи вызвали у меня едва не болезненный рефлекс поморщиться со страстным желанием приглушить на колонках звук. Смысл делать его таким громким, если все равно ни черта не понимаешь. Хотя, насколько мне известно, кое-что отец должен был понимать, при чем не так уж и мало.

Самое занятное, пусть и вполне предсказуемое, он продолжал делать вид будто меня не видит буквально в упор, сосредоточив все свое внимание на большом мониторе, подвешенном с левой от него стороны в трех метрах от его рабочего стола. Поэтому наглеть, лезть на рожон дальше, чем уже есть, и еще больше усугубляя для себя ситуацию, я, естественно, не стал. Дошел только до границы главной рабочей зоны кабинета и примостил свой зад в одно из кожаных кресел прямо напротив самого главного и никем неоспоримого владельца сих угодий.

Могу и подождать, и даже молча. Мне не в первой, если что. К тому же вникать в смысл беседы, где мне понятна лишь одна сторона, сейчас было бы бессмысленно. Боюсь, я сегодня слишком оторван от рабочих проблем, поэтому и не сумел долго просидеть в собственном отделе, решив покончить с этой навязчивой одержимостью одним махом. То есть, прямым разговором с глазу на глаз с главным виновником моего душевного расстройства. Иначе заказывать новую мебель придется не только для моей квартиры.

Честно говоря, уже и не помню, что вчера творил после допитых мною бутылок рома и водки (какие-то даже малые подробности вспоминать бессмысленно, там уже провал полный, без единого шанса на восстановление). Разгребать следы своих неадекватных по жуткой пьяни действий пришлось уже утром. И помощь там требовалась не от одной вроде как всемогущей Кариночки, а, как минимум, от целой бригады профессиональных клинеров. Слава богу, что я не добрался вчера до своего гардероба, иначе, не представляю, в чем бы сейчас сидел перед собственным отцом, в свою очередь упакованного с иголочки в серо-зеленую тройку от Бриони.

Очнулся я из легкой прострации, когда голос генерального произнес четкое "сайонара" и получил на него такие же от своих японских коллег.

— И какого черта ты не в Куршавеле, а в моем кабинете? Это какая-то идиотская шутка, особенно после той пламенной речи, в которой ты так страстно изливался на счет права на свою долю развлечений и отдыха? — он переключился на меня сразу же, не отходя от кассы, но так и не посмотрев в мою сторону, пока не вытащил из уха наушник и не закрыл на своем компьютере уже ненужные для онлайн-связи программы.

— Я думал, ты знаешь причину, по которой я так и не улетел?

Глеб Стрельников наконец-то перевел на меня свой грузный, а, значит, крайне недовольный взгляд, в первую очередь скользнув им по моей перевязанной руке.

— Что-то мне подсказывает, допытываться об истинной причине твоего необъяснимого поведения в лифте отеля будет напрасной тратой моего времени. Если ты, конечно, не соизволишь сам все рассказать без излишних прикрас и не имеющих к этой истории никакого прямого отношения деталей.

— Ты прав… — я приподнял правую руку с подлокотника тоже на нее посмотрев вроде как очень внимательным взглядом и даже попытался сжать пальцы в кулак, дабы проверить степень своего реального плачевного состояния. Боль отозвалась мгновенно, вынудив меня поморщиться и вернуть свою многострадальную кисть на исходную позицию. — Я и сам не все четко помню. Видимо, почудилось, будто кто-то пытался на меня выпрыгнуть из зеркала.

Отец очень сдержанно отвернулся, скользнув тяжелым взором в сторону и слегка приподняв брови, что означало — имел он виду подобный вид моего дурацкого объяснения и слушать дальше нечто близкое к данному репертуару он определенно не собирается.

— Я же сказал, что не помню. Видимо, произошел какой-то психический выброс. Очнулся уже после того, как долбанул по зеркалу во второй раз.

— Почему рукой, а не головой? Может тогда бы там что-нибудь встало на свое место?

— Сам задаюсь данным вопросом уже вторые сутки. Но, судя по всему, не судьба.

— И ты с таким пофигизмом мне это рассказываешь? Вообще-то такое поведение считается далеко не нормальным. Часто с тобой начали происходить подобные провалы?

А тут все как обычно, либо солги, либо приукрась часть правды почти правдивыми моментами. Но, боюсь, данный номер с отцом не прокатит. Он как та собака-ищейка, натасканная на наркотики, разве что в его случае — это ложь или правда. И сколько бы я не пытался за всю свою жизнь разгадать эту чудо-загадку, я так и не смог понять, как у него это получается.

"Когда от чьей-то правды или лжи зависит чужая жизнь и решать ее нужно за считанные секунды, тут уж не до бесконечных судебных разбирательств. Либо натаскиваешь свою интуицию до максимума, либо снимаешь с себя все возложенные на тебя обязательства кого-то судить или приговаривать к смерти…" — звучало когда-то из уст моего всеведающего родителя на редкость логично и обосновано. Только в моем случае на вряд ли прокатывало. Меня растили не в тех условиях и слишком многое прощали, особенно в ранние годы моего столь беззаботного отрочества.

— Обычно после или в момент затяжной попойки. А вчера… впервые на абсолютно трезвую голову. И, скорей всего, это был единичный случай.

Я бы и рад ему рассказать, что сделал это как раз из-за него и Стрекозы, но… что-то мне подсказывало, рано еще раскрывать свои главные козыри. Да и не хотелось подставлять сгоряча Альку. Я же понятия не имею, кто она в действительности. Вначале надо выяснить, потрясти ее, как следует, а потом уже решать, что же с ней такой красивой делать дальше.

— Который ты сам не в состоянии объяснить ни себе, ни кому-либо другому?

— Ты же не пошлешь меня после этого прямым рейсом к психиатру?

— Пока не дашь логического ответа на все свои действия и на мой самый первый вопрос. Что ты делаешь сейчас в моем кабинете? Я не назначал тебе встреч, и ты до этого не подавал предварительной заявки.

— Да ладно тебе, пап. Можно хотя бы раз в жизни не применять ко мне своих гестаповских правил. Я, между прочим, тут самая пострадавшая сторона, и мне требуется компенсация, как никому другому. Очень большая, включая моральную.

— Я тебе ее уже предоставил, когда не выставил из кабинета за дверь и не позвонил в службу безопасности компании. Поэтому, бога ради, хватит мне ездить по мозгам этой затяжной прелюдией. Чего ты хочешь?

Момент истины? Или насколько хватит моей наглости довести собственного отца до белого каления?

Конечно, мне дико неприятно наблюдать за его поверхностным отношением ко мне. Конечно, я прекрасно понимал, как он на самом деле сейчас бесился после вчерашнего. И именно все это, плюс воспоминания о Стрекозе, о разговоре с Луневой в "Дубае" наслаивалось на пущенный с горы снежный ком, превращая мой рассудок в пристанище для одержимых бесов. Наверное, я и приперся сюда чисто с их подачки, не побоявшись дыхнуть на Великого и Ужасного своим крепким перегарищем. Странно, что похмелье обошло меня частично стороной. Так что, если захотите избежать мучительного утра после очень веселой ночки, обязательно устройте что-нибудь эдакое в чисто моей манере за день до этого. Снимает отрезвляющими воспоминаниями, как рукой, стоит только продрать глаза и оторвать голову от подушки (в моем случае — от коврового паласа на полу моего домашнего кабинета).

— Да вроде ничего такого, что было бы тебе не под силу. А если честно… Извелся я вчера после знакомства с твоей новой пассией. Причем настолько сильно, что до сих пор не сумел вытравить ее из своих мыслей, навострив первым делом свои лыжи по приходу на работу в твой кабинет. А ведь мог взять больничный на пару дней.

— Что же не взял? — не похоже, чтобы он как-то отреагировал на мое заявление об Альке. Продолжал, как и до этого, с титаническим спокойствием выслушивать все мое словоблудие.

— Я же говорю, не смог. А на работе тебя проще поймать, чем вне.