Галактический враг - Маргарет Уэйс

– Любимая, Бога ради, скажи, что ты наговорила малышу? – спросил Таск, войдя в спальню, запирая за собой дверь на тот случай, если Дайену снова вздумается прийти ночью поговорить. – Тебя же просили успокоить его, а не вонзать ему нож в сердце!

– Ох, Таск, – заплакала Нола, падая к нему в объятия и пряча голову у него на груди. – Зачем только люди влюбляются? Почему любовь причиняет им столько страданий?

– Что? – спросил Таск, ничего не понимая.

– Оставь меня в покое! – Нола оттолкнула его.

Пристроившись на краю постели, подальше от Таска, она свернулась калачиком, натянув одеяло на голову и повернувшись к нему спиной.

Предчувствуя, что его ждет длинная, холодная ночь, может, даже много длинных, холодных ночей, Таск задумчиво почесал голову.

– Вот тебе и на, – пробормотал он. – Одно совершенно ясно: надо, чтобы уборные были в доме, а не на дворе.

Дайен так торопился, что забыл фонарь. Коридоры были темными и холодными, только в окна лился свет от луны и звезд, таинственными большими пятнами ложась на пол и стены. Дайена это не огорчало. Ему легче было в темноте, она была под стать его мрачному настроению.

Он прошел через холодный холл, почувствовав, что слезы застывают на лице.

«Нола не права, – говорил он сам себе. – Камила – не кукла. Она сильная, настоящий воин. И умная. Надо только, чтобы кто-нибудь ей подсказал, что надевать, как себя вести перед видеокамерами, что говорить, а что не говорить».

Он попытался представить себе ее в блестящем наряде, в котором была одна из его знакомых девушек, – короткая узкая юбка, блузка с глубоким вырезом и узкими рукавами, шляпка, надвинутая на лоб. Вспомнил о широком шаге Камилы-охотницы, ее размашистых жестах, ее светлых, мальчишечьих кудрях...

«К тому же, став королевой, она будет сама законодательницей моды». И тут же представил себе первых леди галактики в кожаных брюках, куртках на оленьем меху и чуть не рассмеялся. Но почему-то вздохнул. Дрожа от холода и боли, пронзившей сердце, он прислонился к каменной стене, прижав к груди руки, несчастный и отчаявшийся, и закрыл глаза.

– Ах вот ты где!

Сквозь сомкнутые веки он уловил мягкий свет горящей свечи.

Дайен открыл глаза.

– Камила...

Она была в длинном белом халате, шкура какого-то зверя прикрывала плечи. В отблесках пламени ее волосы сияли серебром. Глаза – темные, с поволокой – горели внутренним огнем. Она держала на своей сильной руке младшего братика. Он склонил головку к ней на плечо, согревшись и успокоившись возле сестры.

– Пошел за малой нуждой и заблудился? – спросила она сурово Дайена. – Не удивительно. Нельзя здесь бродить без фонаря. И без пальто. Твоя комната внизу, как раз под этим холлом. Подожди, я положу Галена и провожу тебя.

Дайен смотрел на нее в изумлении, внезапно он представил себе, как его королева говорит комментатору Джеймсу Уордену: «Пошел за малой нуждой...» И помимо воли рассмеялся.

– Тише! – сказала Камила, взглянув на малыша, который захныкал. – Я только что укачала его!

– Прости! – Дайен справился со смехом.

Она принялась качать малыша, тот наконец перестал хныкать, вздохнул, сунул в рот большой палец и снова прислонился к ней.

– Я сейчас положу Галена в колыбель...

– Я... я сам найду дорогу, – выдавил из себя Дайен, чувствуя, как у него подкосились колени; к счастью, он стоял, прислонясь к стене. – Не беспокойся.

– А я не беспокоюсь, – сказала Камила, пожимая плечами. – Меня малыш разбудил. Ему что-то приснилось, он стал так рыдать, точно волки его рвали на части. Я не могла спать, сказала маме, что похожу с ним.

И она пошла по коридору, в ту сторону, откуда пришел Дайен. Он, постояв в нерешительности, повернулся и двинулся следом за ней. Она со свечой, а в замке страшно темно, он только сейчас понял это.

Он открыл дверь в детскую, пропустил ее вперед, взял свечу, пока она укладывала братика в колыбель и укрывала его. Дайен разгреб в очаге сгоревшие поленья, чтобы угасший огонь снова ожил. Они хотели было подбросить дров, но передумали. В комнате и так тепло, сказала она. Проверив еще раз малыша, Камила взяла у Дайена свечу, повела его по коридору.

– Я тоже не мог спать, – сказал Дайен.

Камила с серьезным и торжественным видом кивнула.

– У тебя завтра очень важное дело. Я слышала, как мать с отцом говорили, перед тем как идти спать. Мой отец сказал, что Ди-Луна и Рикилт не хотят рисковать своими кораблями и людьми и лететь в Коразианскую галактику. Тебе предстоит нелегкая задача уговорить их.

– Твой отец прав, – сказал Дайен, – но я не потому не мог заснуть. Не об этом я думал.

Любая другая на ее месте поняла бы, что ей делают комплимент, улыбнулась бы в ответ или же стала бы его дразнить, пока он не сказал бы все как есть. Камила смотрела на него широко раскрытыми, любопытными, без всякой лукавинки глазами.

– О чем же ты думал?

«Ты можешь внушить ей любовь к себе, Дайен».

Они стояли у дверей его комнаты. Она повернулась к нему, крепко держа свечу. Надо вежливо поблагодарить за то, что она помогла ему. Надо открыть дверь, одному остаться в пустой, холодной комнате, пожелать ей спокойной ночи, отослать ее со свечой, захлопнуть дверь и никогда больше ее не открывать.

Сильный человек так бы и поступил. Лорд Саган. Поступил бы так лорд Саган? Что он семнадцать лет искал по всей Галактике? Короля, которого потеряли? Или любовь, погибшую от руки того, кто захотел завладеть короной? Нет, со мной подобное не случится, я не совершу эту ошибку.

– О тебе, – сказал он и нежно взял ее за руку, – я думал о тебе.

Она улыбнулась ему, улыбка эта была светлее и теплее, чем пламя свечи, которое вдруг задрожало в ее руке.

– Я тоже думала о тебе, – сказала она.

Он привлек ее к себе. Они были одного роста, их губы встретились, обожгли поцелуем, разомкнулись.

– Я хочу жениться на тебе, Камила, – сказал он, крепко обнимая ее; его руки гладили мех, укутывающий ее плечи и хранивший тепло ее тела. – Я хочу сражаться за тебя, когда объявят о нашей помолвке.

– Тебе не придется сражаться за меня. Ты станешь сражаться рядом со мной. Я буду подле тебя со щитом моей матери, с тем, которым она защищала отца.

– Значит, ты выйдешь за меня замуж? Станешь королевой? – Дайен не верил собственным ушам, боялся, что она не поняла его.

– Королевой! – Камила засмеялась, ее позабавила такая перспектива. – Я буду твоей женой. Конечно, я выйду за тебя замуж. Я приняла сегодня ночью это решение. Если бы ты меня не спросил об этом, я бы сама тебя спросила.

Пламя свечи задрожало на ветру, чуть было не погасло. Дайен почувствовал, как холодной волной смывает его восторг и счастье. Он не понял ее или отказывался понять.

Ветерок стих, пламя снова выровнялось, разгорелось.

– Я попрошу завтра согласия у твоего отца, – начал Дайен.

Камиле это не понравилось, она рассердилась:

– И вовсе мне не нужно разрешение отца на замужество.

– Я хочу сказать... – Дайен запнулся. – Так принято...

– Мы вместе пойдем к моим родителям и попросим их благословения. Таков обычай у нас. Мы бы и у твоих родителей попросили благословения, но отец сказал, что они умерли, – сказала она тише и сдержаннее.

Глаза ее были полны сочувствия и сострадания к нему. Первый раз в жизни кто-то испытывал к нему сочувствие, первый раз в жизни кто-то заботился о нем, разделял его боль! И внезапно какая-то мистическая сила, та, которой обладают некоторые особы Королевской крови и которую кто-то считает проклятием рода, подняла завесу будущего перед ним.

И он увидел, что ждет его на долгом, извилистом пути его жизни, увидел тех, кого ему суждено повстречать на этом пути – к добру или к горю, увидел, что только эта девушка из сонма тех, с кем ему суждено повстречаться, будет любить его, заботиться о нем, думать о нем. Для всех прочих он будет королем, которому они станут подчиняться, льстить, действовать подкупами, которого будут боготворить и презирать. Для нее же он навсегда останется просто человеком. Человеком, которого она будет любить. Только она будет преданно любить его. И это станет ее благословением и ее проклятием.

Завеса с такой быстротой опустилась, что он содрогнулся. Он даже не мог с уверенностью сказать, что он все это увидел своим мысленным взором, и какое-то мгновение пребывал в недоумении. Но он твердо знал: он не должен отказываться от Камилы. Она нужна ему.

– Здесь холодно, – сказала вдруг Камила. – Ты дрожишь, руки снова покрылись гусиной кожей. А завтра у тебя столько дел. Ступай спать.

Она робко обошла его, открыла дверь в его комнату и заглянула внутрь.

– У тебя камин не растоплен. Мы на ночь только в детской огонь разжигаем. Я сейчас затоплю, – сказала она и хотела юркнуть в комнату.