Солнце далеко - Добрица Чосич

Гараж горел, в небе полыхал огонь; смрадный дым наполнял площадь и город, а глухие взрывы раздавались один за другим. Фонари погасли. В городе в разных местах надрывно, угрожающе завыла сирена, а на окраинах затарахтели пулеметы.

Вуксан и Шиля пересекли две-три улицы и, выбившись из сил, влетели в какой-то двор. Шиля забрался на забор и оттуда на крышу низенького сарайчика и, запыхавшись, проговорил:

— Смотри, как здорово горит…

— Хорошо… Попомнят нас… — поддержал друга Вуксан, продолжая сидеть в снегу. В голове у него мутилось, ему было не по себе.

Взрывы становились реже и глуше. По улице мчались бронемашины, танки и грузовики, набитые солдатами. Сирены попрежнему выли. Пахло бензином и нефтью. Пламя полыхало высоко в небо, и его отблески плясали на снегу.

— Вот такое дело я люблю… Посмотри, сколько дыму! — сказал Шиля.

— Идем!

— Подожди. Охота посмотреть, как паникуют немцы. Смотри, смотри! Поди, весь город сгорит.

— Пускай сгорит!.. — возбужденно сказал Вуксан и поднялся.

По улице мимо них прогрохотал танк, стреляя из пулемета. Они вышли за ворота и побежали вслед за ним.

36

После прорыва с Гледича Павле два дня маневрировал, избегая открытых столкновений, и ждал, когда Максим подготовит переправу через Мораву. Обстоятельства в этом районе ухудшались. Немцы получили подкрепление и, обосновавшись в нескольких пунктах, прочесывали леса и устраивали по селам облавы. На стенах сельских лавочек были расклеены голубые бумажки, в которых немецкое командование коротко извещало о сожжении села под Гледичем и грозилось расплатой. Кроме детей, никто не читал этих объявлений. Крестьяне суеверно отводили от них глаза, но в переулках долго шептались о том, что там было написано. Четники, будто втайне от немцев, возвращались в села и по ночам вырезали целые семьи партизан. Они убивали каждого, кто чем-либо досадил им во время их отсутствия. Резня, которую устраивали четники, и угрозы со стороны немцев совсем запугали народ. Крестьяне убегали, когда партизаны приходили ночью за продовольствием, а некоторые даже доносили о них немцам. Те же, кому удавалось ускользнуть от четников, блуждали по лесам и примыкали к партизанам.

На третью ночь после прорыва партизаны спустились в село за провизией. Крестьяне рассказали Вуку, что в Грабовице находится штаб четнического корпуса и что туда стягиваются бригады из Гружи и Темнича. Вук тотчас же предложил внезапно напасть на штаб. Павле противился этому. По его сведениям, четников было около шести сотен. Павле не хотелось вступать в бой с численно превосходящим противником. Пришлось бы не только рисковать и идти на очевидные потери, но и серьезно затруднить предстоящую переброску отряда через Мораву, которую он намеревался произвести следующей ночью. Но Вук решительно настаивал на нападении и сердился на Павле за его излишнюю осторожность.

Они сидели вдвоем в комнате и ужинали. Павле слушал Вука невнимательно; он никак не мог согласиться с ним. Однако после долгого разговора и настойчивых просьб Вука Павле все-таки решился. Вук с воодушевлением и легкостью изображал предстоящую операцию, рисуя на столе вилкой направления атаки и маршрут отхода. Его уверенность несколько успокоила Павле.

Поужинав, Вук вышел из дому и скомандовал марш. Партизаны начали быстро подниматься по склону. Снег был рыхлый, небо все в облаках, как перед дождем. После трех часов ускоренного марша колонна перевалила на противоположную сторону и оказалась над самой Грабовицей. Остановились. Вук подозвал к себе Павле.

— Ты слышишь? — спросил он.

В селе, не переставая, раздавался надсадный от усталости собачий лай.

— Да. Может, они собираются выступать?

— Не думаю, рановато. Мы нападем на них после полуночи, когда утихомирятся. А что если послать Джурдже с пятеркой за «языками»? — предложил Вук и, не дожидаясь ответа, тут же позвал Джурдже и сообщил ему задание.

Вук с нетерпением поджидал возвращения Джурдже. Отойдя в сторону, он бродил по снегу, прислушивался и все время думал о Бранке. Он был уверен, что сегодня ночью найдет ее, если она еще жива, сегодня вечером окончательно узнает, что с ней… А она и не чувствует, что он тут, близко, и что его пулеметчики сегодня ночью будут косить по селу четников. Но если она вела себя недостойно, если изменила ему, он убьет ее своими руками на том самом месте, где встретит. Он не скажет ей ни слова. И если это случится, он никогда не возвратится в свое село. А кончится война — возьмет сына и будет жить с ним где-нибудь далеко, где его никто не знает.

Часа через два вернулся Джурдже, ведя за собой троих четников, которых обманом удалось выхватить из патрульной группы. Это были насильно мобилизованные крестьяне, запуганные и растерявшиеся. Почувствовав, что Павле и Вук — командиры, они громко стали молить о пощаде.

Вук сразу же предупредил их:

— Меня не касается, как вы стали четниками и кого оставили дома. Если будете говорить правду, отпущу вас сразу же после боя. Но если соврете…

Четники громко выражали свое согласие и наперебой стали выкладывать все, что знали. Они рассказали, что к двум часам ночи в село должна подойти Жичская бригада, а после этого тотчас же выступит корпус.

Пока Павле разговаривал с двумя четниками, Вук отвел третьего в сторону и спросил:

— А что, есть ли в штабе какая-нибудь женщина?

— Да. Я сам ее видел. Писаная красавица. Говорят, это жена какого-то партизанского вождя.

— Чего она там делает?

— Не знаю, честное слово. Я ведь только неделю как мобилизован.

— А сейчас она в штабе?

— Она всегда там.

Вук зашатался. Четник говорил еще что-то, но он его уже не слушал.

Павле уловил отрывок их разговора. «Так вот почему он так упорно настаивал на нападении… — подумал пораженный комиссар. — Как это я не сообразил? Разве можно из-за жены командира идти на операцию, которая не обещает победы? Ведь я должен как можно больше людей привести на Ястребац. Если бы Брка узнал об этом… И как это я не сообразил? Нет, этому не бывать!» Павле вдруг охватил страх за исход боя. Чувство ответственности приказывало ему скомандовать «Налево кругом — направление Морава!» А, с другой стороны, кто знает, что случилось бы с ротой, не будь тогда на Мораве Вука. И теперь, после письма Брки, Вук держался решительно и твердо. С этим нельзя было не считаться.

Павле размышлял. Но уже через несколько минут он подошел к Вуку и велел подозвать командиров и комиссаров рот. Когда все собрались, Павле в нескольких словах сообщил им решение и договорился о плане нападения. Фосфорические стрелки на часах Вука показывали без четверти два. Решили тотчас же выступать. Вук со взводом Джурдже и «языками» в роли проводников должен был захватить штаб, а Павле с остальными партизанами начал окружать село, с тем чтобы сразу же после нападения Вука вступить в бой с основными силами противника.

Шли быстро. Пленные четники упрашивали, чтобы их отпустили. Вук и Джурдже приказывали им молчать. Чем ближе подходили к селу, тем медленней двигались. На окраине деревни, в сливовой рощице, их окликнул часовой:

— Кто идет?

Четники-проводники упали как подкошенные. Вук нагнулся и встряхнул одного из них.

— Говори пароль!

Здесь дядя! — едва проговорил пленник.

— Марко! Один вперед, остальные на месте! — ответил часовой.

— А ну не шуми! Это Вторая жичская, что ты дурака валяешь? — прикрикнул на него Вук и прошел мимо замолчавшего часового. За Вуком шел взвод, готовый каждую минуту развернуться в стрелковую цепь.

Партизаны вошли в село и направились прямо к штабу корпуса. Из домов доносились разговоры и шум. Часовые то и дело останавливали их. Вук называл пароль и рекомендовался как командир Жичской бригады. Какой-то благодушно настроенный, подвыпивший и любопытный патрульный попытался завязать с ним разговор:

— Это что, Жичская? Куда же вы пропали, ерцы?[58] Только вас и ждем!

— Я тебе дам таких «ерцев», что долго меня попомнишь! Так-то ты, болван, несешь службу? Из какой части? — крикнул Вук.

— Из Первого батальона Левачской дивизии! Ищу своего побратима Дроню, — неуверенным, пьяным голосом ответил четник. — Эй, побратим! Это я, Влада Бузда! Где ты, эй?

Партизанская колонна молча и быстро прошла мимо патруля.

— Вы что ж это, разговаривать не хотите? Молодцы, нечего сказать! — огрызнулся Влада Бузда.

— Вон огонек светится, там и штаб, — шепнул проводник Вуку, а тот тихо передал по колонне.

Пальцы Вука словно впились в приклад ручного пулемета. Его трясло. Согнувшись как для прыжка, он бросился вниз по улице. На другой стороне села грянула пулеметная очередь, захлопали винтовочные выстрелы, и вскоре все смешалось в гуле и грохоте.