Последняя Империя - Евгений Сартинов

— Иди сюда.

Взгляд Сизова, характерное выражение его лица безошибочно подсказали Ольге, что именно Диктатор подразумевал под этими словами. Она поднялась и, расстегивая халат, со вздохом сказала:

— До сих пор у меня в наших журналистских кругах была репутация ненасытной бабы. Но, кажется, ты обломал и меня.

На следующий день Сизов лично прибыл в Останкино. Он любил такие неожиданные визиты, они открывали порой много интересного. Сизов не раз слышал о своеобразных методах правления Фокина. За первые полгода он умудрился разогнать половину персонала Останкино, сортируя его по двум принципам: долой «голубых» и евреев. Почувствовав свою власть и ответное сопротивление своеобразной «голубой» оппозиции, Андрей просто-напросто озверел и натравил на них спецотдел ФСБ с тогда еще мало кому известным полковником Жданом. Тот быстро пересажал на длительные сроки с десяток редакторов музыкальных программ, припаяв им статью за получение взяток. Из эфира навсегда пропали певцы, активно проповедовавшие нетрадиционную ориентацию. Иголка, воткнутая Сазонтьевым в обтянутый колготками зад "голубого принца", вызвала последнюю лебединую песню этого направления искусства.

— Стране нужны воины, а не педерасты, — коротко и емко заявил Фокин на одном из своих еженедельных брифингов. Сизов не мог понять, откуда у рафинированного, в третьем поколении интеллигента, выпускника МГИМО появилась эта манера изъясняться грубоватым солдатским стилем. Но надо было отдать Андрею должное: его брифинги получали рейтинг не ниже, чем многочисленные развлекательные передачи. Сарказм и остроумие Фокина порой имели больший пропагандистский успех, чем многочисленные газетные статьи и нудные передачи официальных аналитиков.

Еще на подходе к кабинету Фокина Владимир услышал интонации явного разноса. Чуть приоткрыв дверь, Сизов с интересом наблюдал за всей сценой. Андрей орал во всю глотку, и таким Сизов его никогда не видел. Жертвой главного идеолога был маленький человек с несуразно большой и абсолютно лысой головой.

— Это у тебя не Потемкин, а какой-то Казанова! Конь в штанах!

— Но он же такой и был.

— Может, он такой и был, но мне нужен фильм о покорении Крыма и строительстве Черноморского флота, а не о покорении всех б… от Петербурга до Стамбула. И Хохлов эту роль не тянет!

— Я понимаю, но зато какая фактура!

— Плевать мне на фактуру! Ты бы еще Шварценеггера пригласил на эту роль. Пересними все, на главную роль возьми Титова.

— Но он же в «Екатерине» играл Григория Орлова?

— Не важно, загримируй, он сыграет все что угодно, хоть саму Екатерину.

В этот момент Фокин заметил, что кто-то подсматривает в приоткрытую дверь. Сгребя со стола папку, он запустил ее в сторону любопытствующего, но не попал.

— Закрой дверь, мерзавец! — крикнул Андрей.

Появление Сизова он никак не ожидал, но смутился по минимуму, на какую-то секунду.

— А-а… это вы, Владимир Александрович. Я думал, кто-то из наших балбесов подсматривает.

Режиссер будто растворился в воздухе. Пожав руку главному идеологу страны, Сизов, усаживаясь в кресло, спросил:

— Лютуешь?

— Да, приходится. Поголовье дураков в России, несмотря на все стерилизации, неуклонно растет.

— Кстати, тебе не кажется, что ты перекармливаешь зрителя этими своими историческими эпопеями? Я вчера видел их по всем четырем каналам, в голове аж все смешалось, Екатерина, Елизавета, графья и князья.

— Ну, мы вообще-то заказали десять таких сериалов, по пятнадцать серий в каждой. Пока готовы шесть. Надо же воспитывать страну в гордости за свое прошлое. Особенно молодежь.

— Все верно, только вот как раз о молодежи я и хотел с тобой поговорить. Что ты думаешь о Союзе молодежи? Я посмотрел хронику прошлого года, это просто гитлер-югенд какой-то.

Фокин тяжело вздохнул, закурил сигарету.

— Я сам не могу спокойно смотреть на это все. Особенно новогоднее факельное шествие по столице. Прямо Нюрнберг тридцать восьмого. Но сделать ничего не могу. Прямые патроны Союза Ждан и Малахов. Создавалось-то все с хорошей идеей — помочь молодым в подготовке к службе в армии. Ну, а вылилось все вот в это. Погромы кислотных дискотек, отлавливание проституток с последующим купанием в дегте и перьях. Уличную шпану они почти ликвидировали, но какими методами!

— Да, перегибы серьезные.

— Просто в Союз ринулись те, кто раньше примыкал к фашистам и националистам. Союз их всех устроил.

— Значит, ты к его созданию не причастен?

— Нет. Я только подал идею.

— Ладно, и это уже хорошо. Теперь скажи, не кажется ли тебе, что у нас слишком много передач, восхваляющих офицерство, армию?

Фокин с изумлением посмотрел на Диктатора.

— Но два года назад вы наоборот говорили, что надо поднять престиж армии! Мы это сделали. Конкурс в военные училища больше, чем в ГИТИС, когда такое было?

— Нет, все это хорошо, но… — Сизову не хватало слов, и он по привычке поднялся и начал расхаживать по кабинету, — понимаешь, это уже как переслащенное варенье, до приторности. Не боишься обратного эффекта?

Андрей пожал плечами:

— Пока нет. Главное, что мы сумели оторвать большую часть молодежи от поклонения западной культуре, да и просто вырвать из плена наркотиков.

— Ладно, пока оставим это. Меня больше волнует другое. Ты что-то сильно перегнул с национальным вопросом. Соломин говорил, что ты хотел закрыть в Татарии и Башкирии все газеты на национальных языках, медресе и чуть ли не запретить местное вещание?

Фокин упрямо насупился.

— Все эти медресе просто кузница кадров для боевиков-исламистов. А предлагал я это сделать во время той зачистки в Чечне, на всякий случай.

— Пойми, Андрей, присматривать за экстремистами — дело ФСБ, а тебе нельзя разжигать ненависть в сердцах. Так что не свирепствуй. Нам не нужны новые Чечни в центре России. С национальным вопросом будь поосторожнее, это я тебе не приказываю, просто очень прошу.

— Хорошо, посмотрим внимательнее, что у них хорошего и что — не очень.

В тот же зимний вечер в одном из московских районов на углу у двенадцатиэтажной высотки стояли двое парней. Было холодно, и оба невольно начали исполнять некое подобие странного танца. Одеты они были одинаково, в короткие кожаные куртки на меху, джинсы и высокие армейские полусапожки-берцы. Головы подростков прикрывали черные вязаные шапки типа «горшок» плотной двойной вязки. Большой круглый значок-кокарда на груди с цветами национального флага дополнял своеобразный наряд. Любой из жителей столицы по этому облачению мгновенно приписал бы юнцов к дружинникам Союза молодежи.

— Где же этот твой Витек? — спросил один из подростков, тот что повыше.

— Откуда я знаю, должен был прийти полчаса назад.

— А позвонить ему нельзя?

— Нет у него телефона.

— Черт, Серый съест нас со всем дерьмом!

— О, идет!

— И не один.

Из-за угла действительно вывернулись двое, оба невысокого роста, в той же молодежной униформе.

— Ты что так долго?! Охренел, что ли?

— Леха, ей-богу не виноват, папан прицепил, совсем не хотел отпускать. Загнал в спальню и запер. Хорошо вот Мирон зашел, вытащил меня. Кстати, знакомьтесь, Вовка Миронов, или просто Мирон. Он в Москве всего две недели, переехали из Молдавии.

Столичные пацаны с любопытством рассматривали новичка. Невысокий, щупленький, с несколько растерянной улыбкой на губах. Но надо было спешить, и Леха скомандовал:

— Пошли, сейчас ротный нам такой втык пристроит, мало не покажется.

Путь их был недолог, через два квартала они поднялись на крыльцо, пристроенное к торцу пятиэтажки с вывеской "Опорный пункт порядка". В большой комнате было жарко и висел занавес табачного дыма. Человек тридцать молодых парней в возрасте от пятнадцати до двадцати хохотали над анекдотом, рассказанным самым старшим из них, высоким красивым парнем с красным шевроном на рукаве. Увидев опоздавших, он насмешливо воскликнул:

— Боже мой, кого я вижу! А я думал, вы уже драпанули к финской границе.

Леха и его попутчики смутились. Ротный командир и будущий философ Сергей Александров по кличке Серый учился на третьем курсе МГУ. Своим интеллектом и циничным складом ума он приводил в восторг подопечных, парней крепких, но не блещущих начитанностью и остроумием. При этом Серый имел черный пояс по каратэ и пальцами спокойно гнул монеты, фокус, на который не был способен ни один из его волонтеров. Кличку свою придумал сам, выводя ее не из имени, а из характера любимого зверя. Серый в свое время пришел в Союз молодежи просто из любопытства, но потом втянулся. Власть и обожание сотни парней пьянили его, как вино или наркотик. Чтобы подчеркнуть свое превосходство, он никогда не ругался матом, а своих подчиненных изводил отточенным, литературно выверенным ехидством.