Последняя Империя - Евгений Сартинов

— Господин Ясухаро, вам нужны рыба и крабы, нам же нужна валюта. Давайте договоримся так: мы вылавливаем рыбу, вы дожидаетесь нас в условленной точке, и когда небо над нами будет чистым от американских спутников, перегружаем ее на ваши суда. Таким образом вы получаете рыбу и избегаете штрафных санкций США. Технологию мы отработаем, как вам сам принцип?

Японец не задумался ни на секунду:

— Мне очень нравится этот ваш принцип. Цены на рыбу и крабов у нас сейчас таковы, что их выгодно транспортировать даже из Норвегии, не то что с Курил.

— О цене мы договоримся.

— Я в этом уверен.

— Только валюта нам нужна наличными.

— Я не секунды в этом не сомневался, — вежливо осклабился в улыбке Ясухаро.

Технологию они действительно отработали до совершенства. Несколько японских сейнеров болтались в нейтральных водах рядом с громадной плавбазой. Тут же, недалеко, промышляли и русские суда. Когда получался интервал в наблюдении из космоса, в воду с российской плавбазы опускались громадные кошельковые неводы, под завязку забитые рыбой. Подцепить их и отранспортировать на свою плавбазу японским сейнерам не составляло большого труда. Полученной выручкой Молодцов делился с Москвой, и это устраивало всех.

На основные продукты питания, ввозимые из-за рубежа: хлеб, сахар, рис, — пришлось установить фиксированные цены. Для того чтобы торговцы их не взвинчивали, объявили жесткие меры штрафных санкций. Во всех городах были расклеены номера телефонов, по которым можно было «настучать» на торгашей.

Индийский чай исчез с прилавков, его целиком и полностью заменил китайский. Непривычный вкус последнего вызывал ругань и многочисленные шутки и анекдоты, но другого чая просто не было. Наиболее же возросли цены на кофе. Его закупали через третьи страны, и редко какая семья могла позволить себе купить большую банку. С сахаром было полегче, его, не афишируя, завозили с Украины. Это было настолько выгодно для обеих стран, что соседи-хохлы откровенно чихали на все эмбарго. Конечно же, подорожал шоколад. Его начали производить гораздо меньше, но витрины были им просто завалены, настолько кусались цены. Зато карамель на этом фоне смотрелась дешевой.

В первый же год Соломин сделал упор на кооперацию. Торгово-закупочным предприятиям внутри страны были предоставлены такие льготы, что они начали расти как на дрожжах. У населения скупали все: мясо, ранние овощи, картофель. Если раньше дачники закапывали большую часть урожая яблок в землю, то теперь с нетерпением ожидали многочисленных машин, скупающих фрукты ведрами. Подпорченные яблоки шли на вино, все остальные «разметали» города-миллионеры. Охрану дачных поселков взяли на себя дюжие парни из Союза молодежи. Наиболее рьяных воришек при попустительстве милиции просто забивали насмерть, остальных связывали, вешали на шею табличку: «Вор» и, украсив похищенными овощами, в таком виде водили по городу. Перестали воровать и цветной металл, просто не было возможности вывезти его из страны. Для сотен тысяч наркоманов, живших за счет мелкого воровства, наступили черные времена.

Весной две тысячи пятого года под картошку были вспаханы грандиозные площади. Народ, почувствовавший нехватку продовольствия, как всегда решил надеяться не на государство, а на себя. Помог и Бог, в этом году собрали огромный урожай пшеницы. Это позволило запустить на полную мощность производство комбикормов. Заработали птицефабрики, к концу две тысячи пятого года отечественная птица полностью заменила "ножки Буша". Дешевые корма и топливо вызвали ответную реакцию. Поголовье личного скота у крестьян выросло в несколько раз.

Потихоньку, но начал наблюдаться подъем и в производстве. Газопроводы развернули на восток, стальные магистрали требовали сотен тысяч тонн стальных труб. Разработка нефти на шельфе Сахалина, производство цемента, кирпича и бетона вызывали ажиотажный интерес. Соломиным был создан специальный «Стройбанк», кредитовавший индивидуальное строительство. Беспроцентные ссуды давались на десять и двадцать лет, получило развитие ипотечное кредитование. Были введены новые нормы индивидуального строительства. Непременно предусматривалось снабжение дома водой и канализацией, размер участка предполагался не менее десяти соток.

Уже никто не строил одноэтажных домов, российские деревни и городские пригороды неуклонно тянулись вверх.

Эмбарго имело еще один неожиданный плюс для промышленности. Отпала необходимость платить за новые ворованные технологии. Промышленный шпионаж достиг грандиозных размеров. Кроме хакерной команды ФАПСИ им занимались еще множество организаций в ФСБ и во всех остальных спецслужбах. Если технологии было мало, то через третьи руки за бешеные деньги закупалось и оборудование, приглашались иностранные специалисты. Бедный Кашинский так и не узнал, что полмиллиарда долларов, поставленные ему в вину, были переведены на счета с небольшой пометкой: "На предъявителя". Наследники нашлись быстро, но никто из них не носил фамилии безвременно почившего олигарха.

ЭПИЗОД 64

Кроме экономики самое пристальное внимание Сизова привлекла идеология. После переворота ему некогда было подолгу смотреть телевизор, знакомство с прессой ограничивалось двумя-тремя газетами. Радио он слушал исключительно из-за «бугра», его интересовала реакция Запада на действия ВВС. В этих передачах удивительно точно определялись болевые точки Европы, всего западного мира с его идеологией, шкалой ценностей и устоявшимся за века распорядком жизни. Но пришло время, когда Диктатору захотелось поглубже разобраться во всей этой не понятной ему механике идеологического механизма.

Три дня подряд Сизов провел у телевизора, попутно читая газеты. Все четыре канала показались ему на одно лицо. Одинаковая, суховатая подача новостей, огромное количество юмористических передач, комедий, импортных и отечественных, много спорта и мало так называемого «негатива». Навсегда исчезли из сетки вещания передачи-катастрофы вроде "Дорожного патруля" или "Шестисот секунд". Теперь о всякого рода происшествиях сообщали только в вечерних новостях, крайне скупо и без смакования подробностей. В общем-то, телевидение Сизову понравилось, но удивило огромное количество сериалов на историческую тему. Фокин умудрился пустить в дело почти всего Пикуля. Все это было красочно, костюмировано, с превосходной игрой актеров и крепкой режиссурой.

Гораздо больше вопросов у Диктатора вызвали газеты. Читать их было почти невозможно. Официальные новости подавались предельно сухо, казенным языком. Проблемные статьи появлялись только о сельском хозяйстве да промышленности. Зато шел вал восхваления доблестной милиции и героической армии.

— Слушай, Оля, — сказал Сизов жене. — Я что-то не пойму, журналисты не то боятся ментов, не то их жутко любят? Одни панегирики. Если судить по этим статьям, то преступность у нас должна быть искоренена в корне и навсегда. Под каждым фонарем стоит по милиционеру, и любая кража раскрывается через пять минут.

— А кому охота искать на свою шею приключений? — ответила Данилова, закуривая и располагаясь с бокалом шерри на другом конце памятного дивана. — Ты дал ментам столько полномочий, что они заткнут рот всякому, кто хоть слово скажет против.

— Ты это серьезно?

— Вполне. Только из моих близких знакомых пять человек были избиты, один совсем пропал без вести, — Ольга закурила и, после небольшой паузы, продолжила: — Признаться, он был мне небезразличен, поэтому я все это восприняла так болезненно.

— Как его звали?

— Игорь Никитский. Он работал в «Труде», раскопал что-то о злоупотреблениях на городских рынках, говорил, что есть интересный материал, а потом исчез без следа.

— Это интересно. Надо натравить на это дело внутреннюю полицию.

— Не верится что-то.

Сизов внимательно взглянул на жену. Эта женщина действовала на него, как наркотик. Он не мог на нее спокойно смотреть, а сама Ольга, хоть и жила с ним под одной крышей, все-таки оставалась на некотором отдалении от него, как сейчас, на одном диване, но на другом краю. Он сделал приглашающий жест рукой:

— Иди сюда.

Взгляд Сизова, характерное выражение его лица безошибочно подсказали Ольге, что именно Диктатор подразумевал под этими словами. Она поднялась и, расстегивая халат, со вздохом сказала:

— До сих пор у меня в наших журналистских кругах была репутация ненасытной бабы. Но, кажется, ты обломал и меня.

На следующий день Сизов лично прибыл в Останкино. Он любил такие неожиданные визиты, они открывали порой много интересного. Сизов не раз слышал о своеобразных методах правления Фокина. За первые полгода он умудрился разогнать половину персонала Останкино, сортируя его по двум принципам: долой «голубых» и евреев. Почувствовав свою власть и ответное сопротивление своеобразной «голубой» оппозиции, Андрей просто-напросто озверел и натравил на них спецотдел ФСБ с тогда еще мало кому известным полковником Жданом. Тот быстро пересажал на длительные сроки с десяток редакторов музыкальных программ, припаяв им статью за получение взяток. Из эфира навсегда пропали певцы, активно проповедовавшие нетрадиционную ориентацию. Иголка, воткнутая Сазонтьевым в обтянутый колготками зад "голубого принца", вызвала последнюю лебединую песню этого направления искусства.