Гиперборейская чума - Андрей Лазарчук

Стены были иероглифами, означающими понятие «стены». Потолок тоже был иероглифом. С потолка на меня смотрело чье-то лицо без каких-либо черт. Просто – понятие «лицо».

С потолка.

Я закрыл глаза и снова открыл их. Комната поняла, что я разгадал ее уловку, и быстро преобразилась. Теперь она была почти такой, какой я привык ее воспринимать.

За самым малым исключением: раньше в ней было не больно. А сейчас – больно.

– Тебе больно? – тихо спросила Ираида.

– Нет, – попробовал сказать я, но не получилось.

Мне казалось, что вся боль собралась в старом переломе – в том, что от осколка. Он втягивал ее в себя, проклятую искрящую боль. И когда мне хотелось вздохнуть поглубже, а я не мог, и ребра хрустели слева, а все равно казалось, что боль там, в плече. Чуть пониже сустава.

Вынырнула какая-то низенькая тетечка в белом платочке, незаметно ущипнула меня за здоровое плечо. Я скосил глаза на нее. Она выпрямилась, сверкнула маленькой иголочкой и убежала.

– Врач? – с трудом выговорил я.

– Да-да, – Ираида положила мне ладонь на лоб. – Очень хорошая. Сейчас будет легче, легче…

И я, наверное, уснул. Ничего на свете не было лучше, чем эта ладонь.

– А, это вы, – сказал Крис. – Думал, вы дождетесь утра.

– Утро – это условность, – сказал Панкратов. – Нам нужно встретиться.

– Хорошо. Куда ехать, вы знаете. Через… полтора часа. Идет?

– Да.

– До встречи.

Крис сложил телефон и сунул в карман.

– Продолжайте, Антон Григорьевич. Продолжайте…

…Когда показалось, что времени впереди много, накал работы как-то спал. Антон Григорьевич продолжал работу над компактными приборами, позволяющими контролировать и направлять поведение отдельных людей, толп и народов. Успехи были, но всегда какие-то неполные. Впрочем, он понимал, что психика неисчерпаема, как атом, и что нельзя объять баобаба. Неплохо было уже то, что была отработана и внедрена методика допроса лиц, умерших до полусуток назад, и создан первый образец «бормоталы» – прибора для постгипнотического внушения. Тогда он еще был в двух вариантах: стационарный, занимающий два шкафа в комнате, и переносной, то есть снабженный шестью удобными ручками…

Когда в шестьдесят шестом его и еще нескольких членов «Асгарда» отправили в длительную экспедицию – вначале в Африку, а потом в Индокитай, – он поначалу был недоволен, считал, что это пустая трата времени и сил, но потом увлекся; грубые, примитивные и при этом очень действенные методики колдунов и шаманов восхитили его. Он сам ощущал себя колдуном и шаманом.

Многое удалось Антону Григорьевичу позаимствовать и для фармакологической практики.

В шестьдесят седьмом он присутствовал в Дагомее на принесении французского летчика в жертву духам одного из местных племен. То, что духов звали Марракс и Ллени, его не смутило. Зато очень понравились танцы и общая раскованная обстановка…

Пять лет спустя он был введен в Высший Совет «Асгарда». И приобщился Тайны.

Как оказалось, «Асгард» не был тайным обществом, орденом или чем-то подобным. «Асгард» был Асгардом. Без кавычек.

Конечно, не всем, не целым – а лишь частью, втиснутой в наш мир. Дверью, тамбуром…

По ту сторону двери шла война. Страшная затяжная война. Требующая все новых и новых ресурсов. Материальных и людских.

Было время, когда удавалось мобилизовать десятки тысяч человек в год: исчезали в туннелях эшелоны с зэками и переселенцами, которым никто не вел учета, или в какое-то прекрасное утро вновь прибывшие находили абсолютно пустой лагерь: ни контингента, ни охраны, ни даже собак… Но такие масштабные операции удавались лишь при сложном стечении обстоятельств. Как правило, вербовщики обходились партиями в десять-двадцать человек.

Это была, так сказать, рекрутчина. Вал.

Ценных специалистов работали штучно.

Для постоянного снабжения Асгарда горючим, техникой и всяческими запчастями требовалось создавать и поддерживать в стране хорошо организованный бардак. Впрочем, этим занимались другие – Антон Григорьевич лишь обеспечивал их необходимой машинерией и методиками.

Сам же он, имея в виду изменившуюся в обществе ситуацию, задумался о том, как обеспечить постоянный приток в Асгард свежей крови. Лучшим решением показалось ему: создать новую религиозную секту, члены которой навсегда исчезали бы для мира – вначале в переносном, а затем и в прямом смысле слова.

Так и начала свое существование «Шуйца Мороха»…

Рассвет Марков и Терешков встретили уже за Волховом. Не спалось. Водка так и качалась в бутылке, опорожненной едва на треть. За окном плыл лес, по пояс залитый туманом.

– Да, – сказал Марков, подпрыгивая на мягкой полке и теребя простыню. – Так бы вот всегда ездить…

– Ну! – развел руками Терешков. – А вот летать мне по-здешнему не показалось. Трамвай…

– Зато какие девочки, – возразил Марков. – На «Сопвиче» куда бы ты девочку дел?

– А толку? – сказал Терешков. – Видимость одна. Реальность, не данная нам в ощущениях.

– А Питер красивый, – сказал Марков.

– Да, Питер… Питер…

И Терешков надолго задумался.

В это же время на монументальном столе Хасановны противно забрякал старинный телефон.

Трубку сразу взял Крис. У Хасановны пока были другие дела. Она делала настоящий наркомовский чай.

– «Аргус».

– Кристофор Мартович?

– Да.

– Это Панкратов. Как договаривались…

– Я жду. Заходите.

– Я забыл предупредить… Если те ребята… на мотоциклах…

– Разумеется, нет. Что я, ничего не понимаю? Второй ураган мне не нужен.

Панкратов чуть помедлил:

– Вы страшный человек, Кристофор Мартович. Вам этого еще не говорили?

– Мужчины – нет. Ладно, не засоряйте эфир. Жду.

Коломиец потер свои огромные кулаки.

– Слушай, Крис, – сказал он, понизив голос. – Как, по-твоему, у Ирки с Иваном – серьезно?

– Что? – не понял Крис.

– Ну, так это… любовь же у них…

Крис пристально посмотрел на него.

– Ты думаешь?

– А то ты сам не видишь.

– Н-нет… вроде бы. Я как-то…

– Иван – хороший мужик, – сказал Коломиец. – Но ведь бабник же. Рассказывал он, как ауру-то прочищают… А Ирка – порох. Представляешь, чем все может кончиться? Я даже Григорию боюсь говорить…

– Да, – сказал Крис. – Кончиться может… а может и не кончиться. Как повезет. Не знаю.

Он явно думал о чем-то другом и говорил о другом.

– За Ирку-тян не нужно беспокоиться, – негромко сказал доселе молчавший барон. – Она получила правильное воспитание.

И все посмотрели на закрытую дверь, за которой лежал раненый доктор и сидели возле него дед с внучкой…