Московия - Сигизмунд Герберштейн

Когда им приходится сражаться на открытой равнине, а враги находятся от них на расстоянии полета стрелы, то они вступают в бой не в прямом строю, а заводят «пляску», как называют ее московиты. Командир или вожатый приближается со своим отрядом к вражескому войску и, пустив стрелы, отъезжает; за ним — другой отряд, и таким образом один отряд за другим, пока первый снова не вернется вслед за последним. Среди таким образом по кругу наступающих и отступающих соблюдается удивительный порядок.

Если они сумеют устроить дело так, то преимущество на их стороне, но если командиры, едущие впереди отрядов, погибнут или оробеют, то они быстро приходят в замешательство и уже не в состоянии более вернуться к порядку и стрелять во врага.

Если же им приходится сражаться на узком пространстве, то такой способ боя уже неприменим, и поэтому они пускаются в бегство. Если дело доходит до ближнего или рукопашного боя, они быстро бывают разбиты, так как не имеют ни щитов, ни копий, ни клинков, ни шлемов, чтобы противостоять врагу в правильной битве. В седле они имеют обыкновение сидеть, поджав ноги, чтобы иметь возможность при стрельбе легче поворачиваться в ту и другую сторону и даже назад; если они случайно что-либо уронят и им нужно будет поднять это с земли, то, не вынимая ног из стремян, они поднимают эту вещь без труда. В этом они столь проворны, что могут сделать то же самое на полном скаку. Если в них бросаешь копье, они уклоняются от удара, внезапно соскользнув на один бок и держась за лошадь только одной рукой и ногой. При набегах на соседние области они делают вид, будто падают с лошади, но когда копье пролетит, они снова в седле, причем одна нога все время у седла, а рукой они держатся за гриву коня.

Одежда и обычаи

Каждый ведет с собой, смотря по достатку, рядом с лошадью, на которой едет, двух или трех лошадей, чтобы, когда устанет одна, пересесть на другую и третью; усталых же лошадей они в это время ведут на поводу. Уздечки у них самые легкие, а вместо шпор они пользуются плеткой. Лошадей они употребляют только холощеных, потому что таковые, по их мнению, лучше переносят труды и голод. Одежда у них одна и та же как для мужчин, так и для женщин, да и вообще эти последние нисколько не отличаются от мужчин по своему платью, за исключением того, что покрывают голову полотняным покрывалом и носят полотняные же штаны, вроде тех, какие носят моряки. Их царицы, являясь перед народом, обыкновенно закрывают лицо. Простой народ, обитающий в рассеянии по степи, носит одежду, сшитую из овечьих или иных шкур, и меняет ее только тогда, когда от долгого употребления она станет совершенно потертой и рваной. Они не остаются долго на одном и том же месте и считают большим несчастьем длительное пребывание в одном месте. Поэтому иногда, рассердившись на детей и призывая на них тяжкое несчастье, они якобы говорят им: «Чтоб тебе как христианину все время сидеть на месте и наслаждаться собственным зловонием!»

Поэтому, стравив пастбища в одном месте, они со стадами, женами и детьми, которых везут с собой на повозках, переселяются в другое. Впрочем, есть и другие, живущие в городах и деревнях; это старики либо купцы, которые не ездят вместе с воинами. Если они начинают какую-нибудь тяжелую войну или какой-нибудь набег, то более знатные помещают жен, детей и стариков в более безопасные места.

Правосудия у них нет никакого, ибо если кому понадобится какая-либо вещь, то он может безнаказанно украсть ее у другого. Если же кто-нибудь станет жаловаться пред судьей или начальником на насилие и нанесенную ему обиду, то виновный не отпирается, а говорит, что не мог обойтись без этой вещи. Тогда судья обычно произносит такой приговор: «Если и ты в свою очередь будешь нуждаться в какой-либо вещи, то кради у других». Некоторые уверяют, будто татары не воруют. Воруют они или нет, об этом пусть судят другие, но, во всяком случае, это люди весьма хищные и, конечно, очень бедные, так как всегда зарятся на чужое, угоняют чужой скот, а ближайшие к нам татары грабят и уводят в плен людей, которых или продают туркам и любому другому, или возвращают за выкуп, оставляя у себя только девушек.

Они редко осаждают крепости и города, а сжигают селения и деревни и бывают так довольны причиненным ими разорением, будто, по их мнению, чем больше они опустошат земель, тем обширнее делается их царство. И хотя они совершенно не выносят спокойной жизни, однако не убивают друг друга, разве что их цари поссорятся между собой. Если во время ссоры кого-нибудь убьют, и виновники преступления будут пойманы, то их отпускают, отняв у них только лошадей, оружие и одежду, и человекоубийца, получив плохую лошадь и лук, отпускается судьей со следующими словами: «Ступай и займись своим делом». Золота и серебра они, кроме купцов, почти не употребляют, а практикуют только обмен вещами. Поэтому если их соседи выручат сколько-нибудь денег от продажи, то платье и другое необходимое для жизни покупают на них в Московии или еще где-либо.

Границ между собой — я говорю о степных татарах — у них нет никаких. Однажды московиты взяли в плен одного жирного татарина, и на вопрос московита: «Откуда у тебя, собака, столько жиру, если тебе есть нечего? — татарин ответил: «Почему мне нечего есть, если я владею такой огромной землей от востока до запада? Неужели я не смогу достаточно накормиться от нее? Я думаю, что не хватать еды должно как раз у тебя, владеющего такой ничтожной частью света, да и за ту ты ежедневно воюешь».

Казанская Орда

Орда или Царство Казанское, город и крепость того же имени расположены на Волге, на северном берегу реки, почти в семидесяти немецких милях ниже Нижнего Новгорода. С востока и юга по Волге это царство ограничено пустынными степями; с северо-востока с ними граничат татары, зовущиеся шейбанскими и кайсацкими. Царь этой