Петр Столыпин. Революция сверху - Алексей Щербаков

В это пассаже Столыпина очень видно так называемое «цензовое мышление», присущее тем, кто брал пример с «передового Запада». Суть его в том, что в расчет принимаются только интересы зажиточных людей – в данном случае богатой крестьянской верхушки. С этой точки зрения Столыпин прав – он хотел сделать богатых крестьян ещё богаче – и освободить их от ограничений – прежде всего – в торговле землей. Остальные просто игнорировались. Слабость такого подхода в том, что остальные тоже имеют свою волю. Что и доказали последующие события.

Между тем психология общины оказалась очень живучей.

Ориентация на жлобов

Итак, что представлял из себя закон 9 ноября 1906 года? По нему «каждый домохозяин, владеющий надельною землей на общинном праве, может во всякое время требовать за собою в личную собственность причитающейся ему части из означенной земли».

«Суть закона раскрывалась в его 1 статье, устанавливавшей, что каждый домохозяин, владевший надельной землей на общинном праве, мог потребовать “укрепления” причитавшейся ему земли в личную собственность. Более того, закон разрешал ему оставить за собой и излишки, превышавшие норму, если он за них заплатит общине, но не по существовавшим на данный день ценам, а по выкупной цене 1861 г., когда эти цены были значительно ниже. В общинах, где не было переделов земли более 24 лет, за излишки платить не надо было вообще. На выход из общины требовалось согласие сельского схода, но, если оно не давалось в течение 30 дней, выдел осуществлялся распоряжением земского начальника. По требованию выделявшихся община была обязана выделить им взамен чересполосных земель отдельный компактный участок – отруб. Предусматривалось также отселение на хутора. Общины, где не было переделов с момента наделения землей, объявлялись перешедшими к подворному владению».

(А. Аврех)

Выделим в этом законе главное:

• крестьянин при желании мог выйти из общины. То есть получал землю в частную собственность – больше его землю уже не делили;

• в результате многочисленных общинных переделов возникла такая чересполосица, что ум за разум заходил. Разумеется, в этом случае об использовании каких-то технических средств[53] и речи быть не могло, даже если у кого-то и были деньги их приобрести. Теперь крестьянин мог собрать всю свою землю в единый кусок – «отруб». Так что проблема чересполосицы ликвидировалась;

• крестьянин мог выйти из общины и продать свою землю «миру». Если у того не было денег, их давал в виде ссуды Крестьянский банк;

• бывший общинник при желании мог переселяться в Сибирь. Его обеспечивали транспортом, Крестьянский банк также давал ему ссуду.

Правда, частная собственность на землю ограничивалась. Землю нельзя было передать лицу иного сословия, заложить в любом банке, кроме Крестьянского, продать за личные долги. Завещана она могла быть только по обычаю, то есть близким родственникам. Кроме того, по настоянию правительства в разгар прений по указу была внесена и принята 56–я статья, ограничивавшая скупку земли шестью наделами в одни руки.

Столыпину были нужны «крепкие крестьянские хозяйства», а не то, что земля попала бы в руки спекулянтов. Впрочем, как быстро выяснилось, все эти ограничения не работали.

«Крепкий работящий собственник, по замыслу Столыпина, должен был формироваться на основе широких слоев зажиточного и среднего крестьянства. Считалось, что дух предприимчивости, освобожденный от стеснений со стороны общины и семьи, в короткое время способен преобразить даже весьма хилое хозяйство середняка. Каждый должен стать “кузнецом своего счастья”, и каждый такой “кузнец” мог рассчитывать лишь на крепость своих рук и рук своих ближних, ибо сколько-нибудь значительной помощи со стороны на переустройство хозяйства не предполагалось. Ставка делалась почти исключительно на “дух предприимчивости” (выделено мной. – А. Щ.), что показывает, что и Столыпин, при всей своей практичности, волей или неволей бывал идеалистом…

Абстрактность замысла столыпинской аграрной реформы в значительной мере объяснялась тем, что ее сочиняли люди, неважно знавшие русскую деревню. За два года пребывания в Саратове Столыпин, конечно, не мог узнать ее достаточно глубоко… Главным правительственным теоретиком по землеустройству был датчанин А. А. Кофод. В Россию он приехал в возрасте 22 лет, ни слова не зная по-русски, и затем долго жил в небольшой датской колонии в Псковской губернии».

(П. Н. Зырянов)

И ведь нельзя сказать, что Столыпина не предупреждали о сомнительности его затей.

Член-корреспондент Императорской Академии (то есть нынешней Академии наук) экономист А. И. Чупров писал ещё в 1906 году:

«Отрубное владение бесспорно имеет на своей стороне немало преимуществ, и если бы возможно было скоро завести его по всей России, русское сельское хозяйство, по всей вероятности, осталось бы в выигрыше. Но вся беда в том, что мысль о мало-мальски быстром распространении отрубной собственности на пространстве обширной страны представляет собою чистейшую утопию, включение которой в практическую программу неотложных реформ может быть объяснено только малым знанием дела».

Решительным противником столыпинской реформы был член «Особого совещания Государственного совета Российской империи о мерах по укреплению крестьянского землевладения», известный ученый, академик Петр Петрович Семёнов – Тянь – Шанский. Который был не только выдающимся географом-путешественником, но и крестьянской проблемой к моменту начала реформы занимался около сорока лет. То есть знал суть дела получше, чем Столыпин или Гурко.

Но подобные возражения отметались с ходу как «ретроградские». Тоже чисто революционный подход. Революционеры никогда не прислушиваются к критике своих проектов. Они ведь лучше знают… Вы думаете, Егора Гайдара не предупреждали о том, что получится?[54]

Реформа шла не слишком здорово. Поэтому следующие законы все более и более облегчали процесс выхода.

«Условия выхода из общины были окончательно определены законом 14 июля 1910 г.: все общины, в которых не было переделов со времени наделения их землей, признавались перешедшими к наследственному владению с правом личной собственности домохозяев на состоявшие в их пользовании земли. Достаточно было волеизъявления одного члена такой общины, чтобы действие указанного закона распространилось на все сельское общество.

Принципиальное значение имело положение о том, что “каждый домохозяин, владеющий надельною землею на общинном праве, может во всякое время требовать укрепления за собою в личную собственность причитающейся ему части означенной земли”. В тех общинах, где со времени наделения их землей не было общих переделов, наделы признавались как бы автоматически “перешедшими к наследственному (участковому или подворному) владению”. При этом земля становилась личной собственностью главы семьи.