Титан (другой перевод) - Джон Варли

— Тут как раз самое узкое место.

— Тогда я лезу. Не затем забралась я в такую даль, чтобы торчать тут как пробка в бутылке.

— Конфет надо меньше кушать.

Габи протащить ее не смогла. Тогда Сирокко пришлось осадить назад и вытащить из рюкзака латунный ледоруб. В четыре руки поколов лед, они попробовали снова.

— Выдох! — скомандовала Габи и потянула ее за руки. Сирокко проскочила.

Позади от потолка отлетела метровая льдина и шумно заскользила вниз.

— Теперь понятно, почему здесь все-таки остался проход, — сказала Габи. — Трос гибкий. Он гнется, и лед колется.

— Ну да, и еще теплый воздух позади. Может, не будем тут затычками? Давай вперед.

Вскоре они смогли встать на ноги, а еще совсем скоро от льда осталось одно воспоминание. Скинув куртки, подруги стали гадать, что будет дальше.

Еще через 400 шагов послышался рокот. Он все нарастал — и вскоре Сирокко уже зримо представляла себе громадные механизмы, что тарахтят как раз за стенами туннеля. Одна стена разогрелась — но не так, как в той жаркой зоне, которую они уже прошли.

Наконец пришла уверенность, что звуки эти производит воздух, засасываемый в Месте Ветров и направляемый невесть куда наверх. Еще через две тысячи шагов рокот остался позади, и началась еще одна жаркая зона. Зная, что уже близок выход из туннеля, женщины заторопились вперед, не позаботившись даже о том, чтобы раздеться. Как и ожидалось, после достижения пика финской бани, температуру которой Сирокко оценила в семьдесят пять градусов, жара стала спадать.

Габи по-прежнему шла впереди. Ей и довелось первой увидеть свет. Свет был не ярче, чем с другой стороны, — лишь бледная серебристая полоска, что начиналась по левую руку и постепенно расширялась, пока женщины наконец не оказались на выступе рядом с тросом. Хлопнув друг друга по плечу, они стали взбираться дальше.

Постоянно поднимаясь и забирая к югу, они опять перебрались через широкий горб наверху троса и снова стали приближаться к дальней стороне. Трос здесь был уже совершенно голым — ни почвы, ни деревьев. Впервые Гея стала действительно похожа на машину, какой ее считала Сирокко, — немыслимо гигантскую конструкцию, созданную существами, которые, может статься, все еще жили в ступице. Идущий уже под углом в шестьдесят градусов, гладкий и прямой трос все приближался к краю расширенного дна спицы. Клинышек пространства меж тросом и спицей сузился теперь менее чем до двух километров.

На южной стороне лестница уходила в еще один туннель. Сирокко и Габи думали, что теперь-то уж ко всему будут готовы, — но туннель их надул. Быстро одолевая первую жаркую зону, они поздравили друг друга, когда температура стала падать. Но, понизившись градусов до пятидесяти, температура снова начала расти.

— Проклятье! Здесь уже по-другому! Бежим!

— Куда?

— Назад все равно не лучше, чем вперед! Шевелись!

Опасность могла подстерегать женщин только в том случае, если бы одна из них упала и что-нибудь себе повредила, но Сирокко все равно испугалась и решила отныне ничего здесь само собой разумеющимся не считать. Как же она могла забыть, что трос свит из многих жил и что пути, какими бегут горячие и холодные жидкости, могут быть весьма запутанны?

Миновав зону вибрации, которая опять оказалась в середине, холодную зону, которая на сей раз была уже не так плотно забита льдом, они опять вышли наружу на северной стороне троса.

Через верх — и в третий туннель. Из туннеля — и опять через верх.

За двое суток они проделали семь таких процедур. Могло выйти и быстрее, не случись задержки в третьем туннеле, который так зарос льдом, что даже Габи пришлось поработать ледорубом, чтобы протиснуться. Восемь ледяных часов они прорубали себе дорогу.

Но когда Габи и Сирокко в очередной раз достигли южной стороны троса, туннеля там уже не оказалось. Угол подъема составлял уже за восемьдесят градусов, и лестница вилась по наружной поверхности подобно красной полоске на мятном леденце.

Ни той, ни другой не хотелось вставать лагерем на выступе в полтора метра шириной, что висел над пропастью в 250 километров. Сирокко знала, что мечется во сне, — а одного хорошего рывка было бы более чем достаточно. Так что, несмотря на усталость, женщины продолжали тащиться вперед, то и дело прикасаясь левым плечом к успокоительно-твердой стене.

Сирокко сильно не нравилось то, что она видела наверху. Чем ближе они подходили, тем безнадежнее казалось их предприятие.

Из наблюдений с «Укротителя» они знали, что поперечное сечение каждой спицы представляет собой овал чуть меньше сотни километров по большему диаметру и около пятидесяти по меньшему, а также, что, прежде чем соединиться с крышей обода, спица сильно расширяется. Расширенный участок путницы как раз миновали, и теперь сумрачные стены спицы казались почти вертикальными. А вот чего они не учли — так это козырька, что окольцовывал всю чудовищную полость спицы. Козырек этот был добрых пять километров в ширину.

Трос, казалось, проходит козырек даже без всякого шва — и идет дальше к стыку со ступицей. Во время одной из коротких остановок на отдых Габи и Сирокко внимательно рассмотрели козырек, который вроде бы уже висел у них над самыми головами — и в то же время по-прежнему километрах в двух. Вот он, массивный потолок — могила всем их тяжким трудам и усилиям, — простирается будто бы до бесконечности, но все же заканчивается отверстием в центре спицы — отверстием, сильно уменьшенным перспективой. Больший и меньший диаметры отверстия составляли восемьдесят и сорок километров соответственно, но, чтобы туда добраться, потребовалось бы одолеть пять километров, невесть каким образом цепляясь за низ козырька.

Скосив глаза на Сирокко, Габи с сомнением приподняла одну бровь.

— Не бери в голову. Пока что Гея нас миловала. Полезли, подружка.

И Гея опять их помиловала. Когда добрались до самого верха кабеля, там оказался еще один туннель. Но этот уже протыкал необъятную серую крышу.

Они зажгли лампу, отметив мимоходом, что масла осталось совсем чуть-чуть, и приступили к подъему. Туннель уходил влево, будто трос по-прежнему был на месте, хотя убедиться в этом путницы уже не могли. Они отсчитали 2000 ступенек, затем еще 2000.

— Сдается мне, — сказала Габи, — что этот туннель попрет до самой ступицы. И если ты думаешь, что это хорошая новость, подумай еще.

— Да знаю, знаю. Ты лезь давай. — Сирокко лихорадочно размышляла о масле для лампы, об остатках провизии, об ополовиненных бурдюках с водой. До ступицы еще 300 километров. Если по три шага на метр, то еще чуть ли не миллион шагов. Сирокко взглянула на часы и прикинула темп.