Падшие в небеса - Ярослав Питерский

— Много врагов народа-то через тебя прошло? Через ваше управление?

— Ну, так, были, прилично…

— Ну, а что тогда спрашиваешь? Ты что не видел все, что творится? Ты что не знаешь, что в тридцать седьмом и восьмом Ежов творил? Капитан виновато опустил глаза и обиженно ответил:

— Ежов был врагом народа!

— Вот и я об этом! — зло сказал полковник. — И послушай, не задавай мне глупых вопросов! Сам все увидишь! И еще,… это тебе так, между нами,… мое мнение,… если они за Волгу прорвутся, то все! Там Урал, а за ним, лес… большой лес и не хрена больше. А лес тот называется твоя Сибирь! Понимаешь? Пи…ец стране любимой нашей! Поэтому делай что хочешь, но, ни шагу назад!

Маленький сглотнул слюну. Ему, почему-то стало совсем страшно. Он еще не знал, что послезавтра сегодняшний страх будет казаться лишь легким волнением…

Сначала ухали пушки, свистели бомбы с самолетов, а потом крики. И, ужасный гул танков! Маленький с тревогой всматривался в силуэты полуразрушенных домиков Мелеховской. Станица была едва видна, черный дым пожарищ, разрывы бомб и канонада казались какими-то неестественными, Андрон все еще не мог поверить, что там в трех-четырех километрах идет страшный бой и наверняка последний бой для тысяч солдат.

Бойцы и офицеры его загранотряда лежали в неглубоких, наспех вырытых окопчиках их синие с красным околышком фуражки торчали в степи словно мухоморы. Зрелище было какое-то нереальное. Тут и там виднелись черные и длинные стволы ручных пулеметов Дегтярева, а с флангов возвышались темно-зеленые тяжелые «Максимы». Маленький «расставил» свой отряд, как было указано в секретной инструкции.

Станковые пулеметы должны «косить» отступающих «дезертиров» и «паникеров», а так же наступающих фашистов перекрестным огнем, а «дегтяри» лобовым шквальным огнем остановить бегущую толпу.

Но Андрон надеялся, что сегодня ничего этого не будет. Он верил, красноармейцы в Мелеховской выдержат натиск и даже перейдут в контрнаступление. Верил… но не долго. На какое-то время канонада смолкла. Стало непривычно тихо, Андров разглядывал станицу в бинокль и ничего не мог разобрать. Но через несколько секунд он увидел едва заметных светло-зеленые точки, которые, как-то забавно шарахались из стороны в сторону. Еще через минуту Маленький понял, что это бегущие солдаты. Они неслись на позицию отряда Андрона с какой-то неестественной для человека скоростью. Маленький понял, что медлить уже просто нельзя. Еще пара десятков метров и можно напросто упустить момент. Андрон поднялся в полный рост, и закричал что есть силы:

— В соответствии с приказом верховного главнокомандующего, немедленно прекратить отступление! В соответствии с приказом Верховного Главнокомандующего прекратить отступление и занять оборону! Немедленно прекратить бегство и занять оборону!

Но его крик был едва ли слышен бегущим в панике красноармейцам. Они не то, что не остановились, а даже не замедлили движение. На серо-зеленую толпу, которая еще десять минут назад именовалась боевым подразделением рабоче-крестьянской Красной Армии его отчаянный вопль никак не подействовал. До первых рядов этой безликой и жалкой группы людей оставалось меньше ста метров. Тогда Андрон, посмотрев на своих бойцов каким-то злобным и решительным взглядом, дико заорал:

— Отряд!!! В соответствии с приказом нашего верховного главнокомандующего товарища Сталина по паникерам, дезертирам и трусам, предавшим идеалы нашей великой Родины, беглыми огонь!!! Андрон услышал, как цепь его солдат послушно начала харкаться свинцовым градом. Строчили пулеметы, одиночно хлопали «трехлинейки», барабанили автоматы ППШ. Это было ужасно! Его подчиненные, его солдаты стреляли в своих!

Жестоко дробили пулеметами силуэты людей, которые бежали на их окопы. Это было настоящее месиво из крови и человеческих тел! Вой и стон, вперемешку с руганью и взрывами! Но это был еще не конец кошмара. Это было лишь его начало. Умирающие от пуль красноармейцы сначала даже не понимали, что их убивают свои же. И лишь когда до обезумевших от страха людей доходило, что смерть они принимают не от рук врага, а от советских парней в красно-синих фуражках, обреченные солдаты с ненавистью, кричали:

— А-а-а!!! Суки!!!

— Падлы!!!

— Крысы тыловые!

— Что творите?!!! И тут Андрон с ужасом понял, что перестрелять всех паникеров просто не возможно, их было слишком много, несколько сот человек. Остановить такую толпу даже «свинцовым дождем» просто не реально. Маленький осознал, что сейчас ему самому, волей не волей, придется убивать людей. Причем не врагов, а своих, русских мужиков которые уже не чего не понимая от страха, уже врывались на позицию отряда НКВД. Дошло до рукопашной, вернее до кулачной схватки. Отступающих было больше чем солдат НКВД. Красноармейцы, убегая от немцев, понимали, что им стреляют не только сзади в спину, но и спереди в грудь. Оказавшись в такой свинцовой ловушке, они бежали и в ярости, и отчаянье тоже стреляли в подчиненных Маленького! Такого не ожидал увидеть никто из батальона НКВД. Советские люди убивали друг друга с такой ненавистью и одержимостью, которую, не опишешь никакими словами! Перестрелка, а затем и рукопашный бой ради шанса на жизнь! И именно Андрон давал им такой шанс:

— Дураки! Остановитесь! Вы тут умрете как предатели! Как враги народа! И тогда позор и горе вашим родным! Вашим детям и женам! Вашим отцам и матерям, братьям и сестрам! Подумайте о них! Остановитесь и наступайте! Враг у вас за спиной! Там вы умрете как герои! Остановитесь! — кричал охрипший от напряжения Андрон.

Он размахивал своим пистолетом ТТ, но стрелять по красноармейцам не решался. И тут к нему подскочили несколько отступавших солдат, Маленький понял, что допустил ошибку. Последнее что Андрон помнил, это то, что на него бросился здоровенный солдат с рыжей шевелюрой и разорванной гимнастеркой. В руке у здоровяка сверкнул нож. Поразительно, но в последнее мгновение Андрон даже успел рассмотреть холодное оружие, это был охотничий клинок с одним кровотоком.

Лезвие вошло ему под левую руку, солдат промахнулся и в грудь не попал, но вот мышцы у предплечья разрезал. Маленький зажмурился от резкой боли и с обреченностью ждал, что паникер нанесет ему второй, на этот раз смертельный удар. Но больше рыжий здоровяк ничего сделать не успел, один из подчиненных Маленького, младший сержант со смешной фамилией Карапец успел выстрелить в спину красноармейцу из ППШ. Свинцовая очередь пробила тело и здоровяк обессилено рухнул на Андрона обливая его бурой кровью. Маленький потерял сознание.

Семеро людей в рваных и грязных гимнастерках стояли на краю большой воронки от авиабомбы. Ремней и сапог на них не было. Эти мужики были больше похожи на загнанных и затравленных зверьков, нежели на солдат, они, низко опустив голову, покорно слушали яростный монолог седого полковника в красно-синей фуражке.

— Бойцы! Вы сегодня допустили то, чего никогда не при каких обстоятельствах не должен допускать ни один боец рабоче-крестьянской Красной Армии! Вы бросили свои позиции! Вы усомнились в своих силах! Вы усомнились в нашем правом деле! В нашей победе! Вы стали предателями и трусами, которые спасая свои шкуры, драпрали как трусливые шакалы! Нет вам прощения! Напротив обреченной семерки стоял батальон, вернее все, что осталось от стрелкового батальона, который три часа назад в Мелеховской, не выдержал удара фашистских танковых клиньев, дрогнув, побежал. И если бы не резервный полк, то немцы бы прорвали оборону. Но этого не произошло. А, сейчас после боя и позорного бегства, три шеренги испуганных солдат, батальоном было трудно назвать. В лучшем случае была стрелковая рота, человек в девяносто, к ним и обращался полковник:

— По закону военного времени, всех вас нужно придать полевому суду и расстрелять как предателей и врагов народа! Но мы сегодня это делать не будем! И вы, вы должны понять, что советская власть гуманная и мудрая. А наш вождь товарищ Сталин самый мудрый и прозорливый главнокомандующий в мире! В истории человечества! Поэтому вам вновь доверят оружие и дадут шанс искупить свою вину кровью и вновь отправят на передовую! Но! Без наказания предательство не должно оставаться! Поэтому особо злостных врагов народа, которые во время бегства открыли огонь по бойцам спецотряда энкавэдэ, мы даже не будем судить полевым судом. Согласно приказу нашего верховного главнокомандующего товарища Сталина, я имею права без суда и следствия расстрелять этих людей! — полковник кивнул на семерых солдат стоящих на краю ямы. — И не просто расстрелять, а расстрелять их публично, перед строем! Что бы вы все видели, как проступают с врагами народа и предателями! Кара советского правосудия покарает любого, кто осмелится на то, что они сотворили сегодня!

Повисло тягостное молчание. Казалось было слышно, как шевелятся трава в степи. Замершие от страха красноармейцы с ужасом и каким-то извращенным любопытством наблюдали за тем, что происходило в десяти метрах от них с их бывшими сослуживцами, которые по какому-то неведомому стечению обстоятельств из всех оставшихся в живых, были выбраны в качестве зачинщиков незапланированного отступления. Седой полковник, достал из кобуры пистолет и, схватив самого крайнего из приговоренной семерки, грубо развернул его лицом к яме и, приставив дуло к затылку нажал на курок. Человек даже не успел испугаться, он рухнул в яму уже мертвым. После такого зрелища, из оставшихся шести «паникеров-зачинщиков», двое тут же упали на колени и зарыдали как дети. Один из них хватал стоящего рядом солдата НКВД за голенища сапог: