Казачество в 1812 году - Алексей Шишов

Кавалерия Великой армии на полях и дорогах необъятной России в 1812 году жила «одним днем». Бородинское поле стало братской могилой для более чем половины (!) французской кавалерии. А ведь известно, что подготовить, снарядить и обучить кавалерию намного труднее, чем пехоту.

История Отечественной войны 1812 года достоверно позволяет констатировать следующий неоспоримый факт. Пехота, артиллерийские парки и обозы Великой армии по вышеуказанным причинам оказались плохо прикрытыми кавалерийскими заслонами. А ведь это было аксиомой тактики той эпохи. Известно, для чего французам и их союзникам приходилось каждый день и каждую ночь прикрываться такими заслонами на путях-дорогах, ведущих от Москвы на запад. Им надо было прикрываться от атак лучшей и наиболее многочисленной иррегулярной конницы на Евразийском континенте – казачьей.

Что она действительно была лучшей по боевым качествам, то доказали не только войны России против сперва революционной, а потом и наполеоновской Франции, против созданной Бонапартом империи. Казачество ходило походами во многих войнах Российской державы против Турции и Персии, Пруссии и Польши, Швеции и ханства Туркестана… Ходило походами до и после «грозы 12-го года».

«Степные осы» стали камнем преткновения для наполеоновских войск с первых дней их Русского похода. Французская кавалерия и кавалерия союзников занималась поиском арьергардов русских, отступавших без боя в глубь России. При этом приходилось вести активное и непредсказуемое маневрирование в виде двоякой задачи: найти противника, стремиться вести его неотступное преследование и в то же время не оторваться слишком далеко от своей пехоты, которая с трудом продвигалась по песчаным и болотистым дорогам Литвы и Белоруссии.

Для русских, в том числе и казаков, те дороги были привычно обжитыми. Окрестные леса их не пугали, как французов, которых то там, то здесь ожидали казачьи засады. «Степные осы» вылетали из них привычно неожиданно, поражая вражеских конников разящими донскими дротиками, стреляя из пистолетов и схватываясь на саблях. Лес был родным домом для одних и опасностью для других, чужаков.

Преследование армий Барклая де Толли и Багратиона велось наполеоновскими армейскими корпусами и в знойные дни и под проливными дождями. Форсированные марши выматывали французскую кавалерию, особенно тяжелую кирасирскую и карабинерную. Степные же кони-дончаки, башкирские и калмыцкие кони не тяготились такой работой на войне, хотя и им тоже было тяжко. Но, как говорится, какой всадник, такой и его конь родной.

Иррегулярная конница (равно как и гусары с уланами) русских арьергардов умело и, что важно, своевременно использовала свое преимущество в выучке и выносливости лошадей, которые в своей массе имели степную родословную. Это позволяло при малейшей возможности ходить атаками, прежде всего лавами, на французов, чаще – на их легкую кавалерию. Так было, к примеру, при Мире, Молевом Болоте, при Тетеринке близ Тарутино.

Французское кавалерийское боевое охранение часто в подобных случаях пасовало перед нападавшими: ни сманеврировать вдоль дороги, ни пойти в преследование так, чтобы не угодить в хитроумную ловушку за ближайшим поворотом дороги сквозь хмурые в любую погоду леса.

Поэтому в наполеоновских войсках, особенно после выхода от Малоярославца на Старую Смоленскую дорогу, появилось ощущение безысходности и беспомощности действий собственной кавалерии. И как тому не быть, когда платовские «степные осы» кружились днем и ночью вокруг походных колонн Великой армии на дальности ружейного выстрела. А вскоре казаки в преследовании врага презрели такую опасность.

…Отступление, пока еще не бегство, наполеоновского воинства из России описано многими очевидцами-мемуаристами, исследователями и литераторами. Все сходятся к тому, что уже только один внешний образ походных колонн говорил сам за себя: из выжженной Москвы уходила совсем не та вражеская армия, которая несколько ранее в нее вошла.

Казачьи партии, первыми увидевшие отходившие от Москвы походные колонны Великой армии, поразил вид гигантского обоза, который медленно тянулся за войсками. На расстоянии более 30 верст тянулось в четыре ряда более 10 тысяч (по другим данным – 15 тысяч) карет, колясок, дрожек, бричек, фур, телег, до предельной возможности груженных всяким московским добром.

Современник сравнивал уходившую из России Великую армию императора французов с войском далекого прошлого: «Выступившая из Москвы Наполеонова армия похожа была на дикие племена Азии, после набега возвращающиеся на родину с похищенным имуществом враждебного края, разорив его сперва огнем и мечом.

Наполеон не принял мер к уменьшению воинских тяжестей, почитая обозы необходимыми в обратном, нового рода походе, им предпринимаемом. Неизвестно ему было, по каким дорогам поведет его судьба из России…»

Сражение у Малоярославца стало переломным событием в истории Отечественной войны 1812 года (или Русского похода Наполеона). Бонапарт окончательно потерял инициативу в действиях, попав под их «диктовку» соперником. Не случайно до самой своей смерти он избегал упоминать имя великого полководца России, с таким позорным разгромом изгнавшего его из Отечества.

О схватке двух стратегов под древним городом Малоярославцем написано много. О том, что одним из ее итогов стало изменение образа самой войны, хорошо сказано в «Записках» ее участника генерала от инфантерии Н. Н. Муравьева-Карского, царского наместника на Кавказе и главнокомандующего русскими кавказскими войсками в финале Крымской (или Восточной) войны 1853–1856 годов.

«…Цель Кутузова состояла в том, чтобы заставить неприятеля отступить по большой Смоленской дороге, где все было выжжено, разорено и где не было никаких средств к продовольствию. Авангард под начальством Милорадовича должен был идти проселком, в значительном расстоянии от большой дороги, и, равняясь с неприятелем, не вступать в общее сражение, и стараться отрезывать неприятельские корпуса, замыкающие их шествие.

Главная армия наша должна была идти тоже проселком в большом расстоянии от Смоленской дороги и в случае нужды поддерживать авангард. Вследствие таких распоряжений неприятель неминуемо должен был прийти в окончательное расстройство и бессилие от недостатка в продовольствии и в квартирах, тогда как наши войска, следуя стороною помимо большой дороги, не подвергались сим недостаткам.

Для умножения бедствия французов главнокомандующий приказал Платову следовать за ними со всеми казаками по большой дороге и не давать им отдыха на ночлегах. Отряды казаков часто заезжали вперед неприятеля, уничтожая переправы и мостики, дабы затруднить его шествие. Много казаков, рассыпавшихся по всем селениям, в стороне лежащим, вместе с вооруженными крестьянами истребляли усталых французов и тех, которые удалялись от большой дороги для отыскания жизненных припасов.

Таким образом проводили французскую армию до города Красного. В сем состоянии неприятель потерял несметное множество народа…»

Но Красный с его знатными боями был еще впереди. После сражения за Малоярославец, ставшего для истории России одним из судьбоносных символов Отечественной войны 1812 года, предстояло еще начать «проводы» венценосного воителя Бонапарта с его воинством по столбовой Смоленской дороге, которая уже находилась во власти все более холодных осенних ночей. Великая армия, способная стойко защищаться, пока отступала, еще не обративши свой обратный ход в повальное бегство.

…В тот день, когда Главная русская армия начала параллельное преследование пока еще не бегущей, а отступающей наполеоновской Великой армии, генерал-фельдмаршал М. И. Голенищев-Кутузов сказал начальнику своего штаба генерал-майору А. П. Ермолову:

«Армии нужна скорость!»

«Скорость дать армии» могли в тех событиях только легкие войска, основой которых была казачья конница. В тот же день главнокомандующий предписал атаману Войска Донского генералу от кавалерии М. И. Платову:

«1) Как можно скорее отрядите Орлова-Денисова с 6 казачьими полками к г. Гжатску и снабдите его наставлением, чтобы наносить неприятелю всевозможный вред.

2) Я надеюсь, что сей отступной марш неприятелю сделается вреден, и что Вы наиболее к сему содействовать можете. Почему Вы не оставите почитать главным предметом разрушение переправ, через которые неприятель идти должен, и для того отделите нужную партию, которая бы старалась упреждать неприятеля полумаршем, могла бы сим способом останавливать его марш».

Полководец М. И. Голенищев-Кутузов «торопил» бегство Бонапарта армейскими партизанскими отрядами. Он усиливал те из них, что уже имелись, и формировал новые, основу которых составляли все те же казаки. Один из них (полки: один егерский, два Донских казачьих, два Полтавских казачьих и 6 орудий конной артиллерии) возглавил генерал-майор польский граф А. П. Ожаровский, получивший за Бородино Золотое оружие – шпагу «За храбрость», украшенную алмазами. Главнокомандующий 27 октября дал императорскому генерал-адъютанту следующее предписание: