Южные ночи - Сьюзен Уэлдон

— Боже, Леа, не шевелись. Не надо.

Тревор вздрогнул всем телом, и, отвечая на это невольное движение, она обхватила ногами его ноги и осыпала нетерпеливыми поцелуями могучее плечо.

— О дьявол! — ругнулся он. — Слишком поздно.

Снова обхватив ее губы своими, Тревор медленно, дюйм за дюймом, проник в нее, поглощая своим поцелуем всю боль девушки. Но боль для нее ничего не значила. Частичка Тревора находилась в ней, и Леа торжествовала. Ах, если б он мог остаться с нею, если б она сумела навеки привязать его к себе! Вскоре он начал двигаться в сладострастном ритме, который отзывался в ее ушах музыкой, и музыка эта показалась ей даже прелестнее, чем песнь реки Манати. Потрясающее напряжение все росло в ней, и мучительная истома вдруг растеклась по всему телу.

Ласковые проникновения Тревора становились все глубже, длились с каждым разом все дольше, дышал он теперь шумно и глубоко и уже перестал целовать Леа. Широкие ладони подхватили ее под спину и прижали к себе. Она еще раз вскрикнула, словно призывая его завершить эти сладостные муки, и под прикрытыми веками замелькали яркие искры. Дрожа в экстазе, она вонзила ногти в его плечи…

Уже в половине четвертого Леа услышала, как Рэйчел проходит в свою спальню, и с облегчением глубоко вздохнула. Теперь можно и засыпать. Сестра благополучно добралась до дома после свидания с капитаном Трентом. И хотя безумно интересно узнать, как прошла их встреча, но придется подождать до утра.

Леа перевернулась на бок и обняла подушку, представив себе, что обнимает Тревора. Хотя прошло всего полчаса, после того как она покинула спальню Прескотта, ей казалось, что миновала целая вечность. Вдохнув крахмальный запах холодной хрустящей наволочки, Леа подумала, что подушка — негодная замена его теплому, мускулистому телу. Она знала, что сон так и не придет к ней в эту ночь. До сих пор она была слишком возбуждена, тело местами звенело от недавней плотской радости, местами таяло от испытанных наслаждений. Он сделал ее женщиной, он любил ее по-настоящему, обыкновенной земной любовью и вознес до самых вершин удовольствия. В его руках она взлетела к звездам и вернулась на землю.

Но больше всего ее будоражило сознание того, что Тревор действительно ее любит. Не простое вожделение двигало им. Его осторожные ласки доказывали правдивость слов. Поцелуи Тревора раскрыли всю глубину его чувства, которое Леа вернула ему десятикратной мерой.

Плотнее стиснув подушку руками, она представила себе, как здорово просыпаться, свернувшись у него под боком тугим калачиком, а еще проводить всю ночь, касаясь его обнаженного тела или нежась в плотном кольце его рук. Внутреннее пламя вновь вспыхнуло в Леа, и она заворочалась под покрывалом. Благодаря Тревору ей теперь ведома цена настоящей страсти, прекрасного, торжественного таинства, которое свершается между мужчиной и женщиной. Всего за несколько часов жизнь ее круто изменилась. Больше она не принадлежит только себе одной. Половина ее где-то потерялась, может, осталась в его постели… Губы девушки сложились в блаженную улыбку. О, как храпел ее страстный, романтичный герой, когда она наконец выкарабкалась из его кровати!

Тревор прекрасно справился бы с «Ривервинд» и мог бы стать ей, Леа, любящим, надежным супругом. Будучи человеком чести, он должен немедленно переговорить с ее дядей. Плантация будет процветать под рукой майора Прескотта, у дяди Эдварда больше не будет повода для беспокойства, а она сама получит все возможности, как и прежде, продолжать свою деятельность. Ведь Тревор уже доказал, что он добрый и разумный человек, который уважает ее свободу. Конечно, есть и другие проблемы, но о них она поразмыслит потом. Сегодняшнюю ночь Леа решила целиком посвятить мыслям о Треворе и о том, как вести себя дальше.

Внезапно щеки ее стали горячими. Если бы она сегодня не пришла к нему в спальню, то этот проклятый упрямец мог до самой своей смерти не признаться ей в любви. Порывистый, горячий нрав Леа вечно приводит к каким-нибудь дополнительным сложностям, но на сей раз он сослужил ей добрую службу. Господи, иначе она могла вечно терзаться мыслями о том, что он любит не ее, а Рэйчел! Поначалу она опасалась, что Тревор принял ее именно за сестру, но он назвал имя, показав, что верно угадал, кто перед ним.

Наивысший пик их единения оказался не менее потрясающим, чем все предшествующие ласки. Леа помнила каждую деталь, словно все случилось только что. В тот миг, когда теплая влага проникла в ее чрево, все тело Тревора напряглось. Шепча ей на ухо слова любви, он постепенно расслабился, и под тяжким весом она сильнее вдавилась в мягкую перину. Ей хотелось, чтобы этот момент длился вечно. Потом он поцеловал ее словно в беспамятстве, и Леа изогнулась под ним, желая, чтобы он снова и снова любил ее.

Слова его стали совсем невнятны, и она немного смутилась, когда Тревор переместился вбок и улегся рядом. Повернувшись к нему лицом, Леа положила ладонь сверху. Невозможно было удержаться, чтобы не перебрать пальцами завитки волос, покрывавшие его грудь и середину живота. Тревор поймал ее руку и не отпускал, бормоча что-то совершенно бессмысленное. Но она не послушалась его слабых протестов и дала волю фантазии. Ведь когда они были близки, Тревор гладил и ласкал ее всю, а у нее не было сил, чтобы ответить на эти ласки.

Отличия мужского тела от женского показались Леа удивительно занимательными. Гладкая кожа покрывала твердые мускулы его рук, плечи были широкими и крепкими, живот — плоским и жестким. Когда она продолжила свое исследование, Тревор лишь глухо рычал, но больше не останавливал ее руки. Вспомнив о причине своего прихода, Леа свесилась с края кровати и обшарила пол возле нее. Наконец ей удалось найти пузырек с притиранием, который она уронила раньше. Став перед Тревором на колени, девушка погрузила пальцы в баночку и осторожно намазала бальзам ему на ногу.

Он вздрогнул в ответ, но быстро расслабился и успокоился. Обеими руками Леа принялась втирать мазь в рубец, собственной кожей ощущая, как надо прикасаться, чтобы не сделать больно. Она ощутила напряжение Тревора и надеялась, что это не от ее неловкости. Понимая теперь, какую боль может приносить подобная рана, Леа ощутила, как на глаза ее навернулись слезы. Ведь поначалу она проявляла к нему так мало сочувствия. Теперь оставалось лишь от всей души жалеть о былом бессердечии, но ведь тогда она и не любила его, видя в Треворе лишь угрозу дому и своему положению на плантации.

Слезы затмили ее взор, и Леа ослабила внимание к пациенту. Внезапно она поняла, что, втирая мазь, забралась гораздо выше, чем это было необходимо. Звучный вдох Тревора моментально подтвердил ее ошибку. Он поймал тонкое запястье.