Междуречье - Гарри Тертлдав

— Тогда у нас будут проблемы, — сказал Кимаш. — Но это вряд ли, во всяком случае, не сегодня. Сегодня бог и лугал уже поговорили. Позови отца, если хочешь. — Он улыбнулся. — Измаилу передали, что вы хотели поговорить с ним.

— Как скажете, мой господин, — ответил Шарур, как сказал бы любому покупателю, вошедшему в лавку. Он громко позвал: — Отец! Здесь человек хочет тебя видеть.

Вошел Эрешгун, сразу признал посетителя и тоже собрался пасть ниц, но Кимаш и его остановил и представился, назвав вымышленное имя, объяснявшее заодно и его вид.

Эрешгун покивал.

— Смелый план, господин Измаил, — одобрил он. — Я понял: обычный человек, мало кому интересный.

— Благодарю за похвалу, господин Эрешгун. Хотя с какой стати вам благодарить малознакомого человека? — Глаза Кимаша блеснули. — Но мне интересно, о чем вы хотели поговорить с таким малозначимым человеком, как я?

— Сейчас вам все станет ясно, — сказал Эрешгун, и они вместе с Шаруром рассказали, как Хаббазу пришел в Гибил, чтобы украсть чашку Алашкурри из храма Энгибила, и как вор сбежал, когда Энгибил вызвал Шарура в храм.

Кимаш внимательно дослушал до конца, а потом задумчиво проговорил:

— Тому, кто сидит сейчас на троне во дворце, будет трудно поверить в такое, а вот Измаилу, обычному человеку, поверить будет гораздо проще. Сын Эрешгуна, должен сказать, что в отношении этой чашки ты оказался прав.

Шарур поклонился.

— Благодарю, господин Измаил. Я уже поговорил с людьми из моего каравана, знающими этого зуабийца в лицо, они ищут его в городе. Но пока неизвестно, найдут ли до того, как он соберется в храм, чтобы украсть эту чашку.

— Ты правильно сделал, что отправил людей на его поиски, — сказал Кимаш. — Но как ты думаешь, если он все же попадет в храм и украдет чашку, что он с ней сделает? Отнесет Энзуабу или отдаст вам? Он же должен учитывать, что ты под властью Энгибила? Ты ведь тоже опасался, что мной будет руководить бог?

— Вероятно, да, — сказал Шарур, и Эрешгун согласно кивнул.

— Тогда придется предупредить жрецов Энгибила, — сказал Кимаш. — Я бы предпочел, чтобы эта чашка оставалась в храме нашего бога, а не у какого-нибудь другого бога в Кудурру.

Эрешгун снова кивнул, но на этот раз без особой уверенности.

— Знаете, господин Измаил, — неуверенно обратился к гостю Шарур, — я все еще не понимаю, зачем наш бог не хотел признать то, что уже знает о чашке, когда мы спросили его об этом.

— Признаться, меня это тоже озадачивает, — кивнул лугал. — Не знаю. Бог лгал по каким-то своим соображениям. Откуда мне знать? Ведь я всего лишь человек, да еще из самых простых. — Казалось, он наслаждался тем, что ненадолго сбежал от церемоний, с которыми вынужден был мириться, пока был лугалом. Но уже в следующее мгновение он вернул на лицо серьезность. — Если ваши люди поймают этого вора, пусть немедленно ведут его ко мне.

Простой человек никогда не стал бы говорить таким тоном. Это был приказ начальника, привыкшего повелевать.

— Конечно, мы сделаем так, как ты говоришь, господин Измаил, выполним твое пожелание, как если бы получили его от лугала, — ответил Шарур.

Глаза Кимаш расширились. Потом до него дошел смысл шутки, он запрокинул голову и рассмеялся.

— Это правильно, — сказал он наконец. — Делай, как я говорю, как если бы тебе лугал сказал, и все у нас будет хорошо. Пойду-ка я во дворец. Надо же посмотреть, сколько хорошего вина у меня осталось. Посмотрю, что там у меня с хорошей едой, посчитаю, сколько младенцев родится будущей весной, надо же отличать кукушат от собственных птенцов. — Он надменно кивнул хозяевам, вышел из дома Эрешгуна и зашагал по улице Кузнецов.

— Смелый человек, — сказал Эрешгун, когда лугал ушел. — Умный, находчивый человек. Вполне годится, чтобы править Гибилом и держать Энгибила в покое и довольстве, пока мы… — Он замолчал.

Пока мы, смертные, набираемся сил, вот что он, без сомнения, собирался сказать. Говорить такие вещи при беспокойном Энгибиле не стоило. Он и не стал бы. Но Эрешгун знал, что сын отлично его понял.

— Он именно такой, как ты сказал, отец, — согласился Шарур. — Но неужели действительно придется тащить вора Хаббазу к лугалу, если мы его изловим?

— Так это же ты сказал, что выполнишь требование Измаила, как если бы он был лугалом… — напомнил сыну Эрешгун.

— Сказал, ну и что? — Шарур пожал плечами. — Если бог не постеснялся солгать мне, то мне ли стесняться соврать лугалу?

Эрешгун тихонько присвистнул.

— Ты не учел, что Кимаш может наказать тебя за то, что ты солгал ему. А кто накажет Энгибила за то, что он солгал тебе?

Я и накажу, подумал Шарур, но вслух говорить не стал. Вместо этого он ответил:

— Если лугал предупредит жрецов Энгибила о Хаббазу, выдать ему вора — все равно, что отдать на смерть.

— Скорее всего, да, — осторожно согласился Эрешгун. — Я понимаю, что ты говоришь, сынок. Мы хотим, чтобы чашку из Алашкурри украли. Но Кимаш со своей стороны вполне может рассчитывать на укрепление доверия бога, если отдаст ему вора.

— Да, лугалу будет польза, — размышлял Шарур, — но это не поможет ни ему, ни нам в наших отношениях с другими богами Кудурру, и с богами Алашкурру тоже.

— Вот только интересно, думает ли лугал об этом? Он правит Гибилом, и должен делать все, что приносит пользу городу… То есть сначала он будет думать о пользе для города, а потом о пользе для его жителей. Милость Энгибила ему на пользу, так что в первую очередь он будет заботиться именно о ней. Так я думаю.

— Пожалуй, соглашусь с тобой, отец, — губы Шарура сошлись в горькую линию. — Этим лугал очень похож на бога, не так ли?

Эрешгун посмотрел на сына с удивлением.

— Я об этом не подумал. Но теперь вижу, что в твоих словах есть доля правды.

— Нам же иногда приходится делать кое-что без ведома бога, — Шарур посмотрел на отца.