Радуга - Кэтрин Стоун

— Кэтрин?

— Да?

— А ты знаешь, что необходимо мне?

— Нет.

— Мне нужно, любовь моя, видеть тебя постоянно, и мне мало того времени, что мы проведем с тобой вместе от завтрашнего утра и до момента, когда я посажу тебя на самолет до Топики, после обеда.

— Джеймс, но… — прошептала Кэтрин, не в силах поверить своему счастью.

— В Париже время завтрака. Я сейчас позвоню родителям и договорюсь встретиться с ними в среду на острове, вместо того чтобы плыть туда вместе из Ниццы.

— Полагаешь, они не будут возражать?

— Нисколько.

«Если бы родители только узнали причину, — с любовью подумал Джеймс, — они были бы на седьмом небе от счастья».

Джеймс и Кэтрин приготовили друг другу рождественские подарки любви задолго до того, как были произнесены сами слова любви, потому что сердца их уже давно знали об этой любви.

— Счастливого Рождества, дорогая! — Джеймс протянул Кэтрин маленькую коробочку в золотой фольге, перетянутую атласной ленточкой всех цветов радуги — фирменный знак ювелирного дома Кастиль.

— О-о, — прошептала Кэт, увидев серьги — два идеально подобранных под удивительный цвет ее глаз редких сапфира. — Джеймс, они прекрасны.

Переводя взгляд от сапфиров к сияющим глазам Кэтрин, Джеймс понял, что не зря потратил столько времени в поисках магазина «Кастиль» на Пятой авеню, — цвет драгоценных камней безупречно подходил к прелестным глазам любимой.

Но, улыбнувшись этим глазам, Джеймс увидел в их мерцающей синеве едва заметное сомнение.

— Кэтрин?

— Они изумительны, Джеймс. Спасибо.

Кэт задумчиво смотрела на потрясающие серьги, затем прикоснулась тонкими пальчиками к драгоценным камешкам, но, вместо того чтобы надеть серьги, положила бархатную коробочку на стол и достала праздничный пакет с подарком для Джеймса. Снова взглянув в глаза любимого, Кэтрин улыбнулась:

— Это тебе. Он не так великолепен…

Но шарф, связанный Кэтрин, по мнению Джеймса, был гораздо более ценен, чем сапфиры. Рисунок для шарфа Кэтрин придумала сама: его яхта «Ночной ветер», скользящая по морю в мерцающем лунном свете.

— Кэтрин… — Джеймс запнулся, не находя слов.

— Тебе нравится?

— Замечательно, дорогая. Мне очень нравится.

— Я так рада.

— Но, любовь моя, если ты не уверена насчет сережек, я завтра же отвезу их в магазин.

— О нет, Джеймс. Я вовсе не сомневаюсь насчет сережек. Только… — Кэтрин нахмурилась, тихо вздохнула и спокойно призналась:

— Только есть нечто, что я должна тебе рассказать о себе и… Алексе.

«Прекрасно, — подумал Джеймс. — Наконец-то, моя любимая Кэтрин, ты решилась поверить мне тайны, волнующие твое сердечко».

— Расскажи, дорогая.

— Сейчас. Одну минутку. Сначала я должна кое-что принести из спальни.

Дожидаясь Кэт, Джеймс думал о том, что ему предстоит услышать: версию Кэтрин об истории сестер Тейлор? Он не считал, что этот рассказ так уж страшно удивит его — в конце концов, ему была известна версия Алексы. Но когда Кэтрин вернулась из спальни, Джеймс остолбенел. В немом изумлении он смотрел, как Кэтрин дрожащими руками положила полукругом у коробочки с его серьгами сверкающее сапфировое ожерелье. Сережки и ожерелье выглядели как идеально подобранный комплект, все элементы и гамма которого поразительно подходили друг другу и были просто созданы для Кэтрин.

— Оно принадлежало моей матери, — начала Кэтрин, казалось, обращаясь к ожерелью, которое желала бы никогда. не видеть; затем она отважно перевела взгляд на Джеймса и прошептала:

— Я никогда не знала своей матери, Джеймс. Она бросила меня через неделю после родов. Алекса… на самом деле… мне не сестра.

Кэтрин быстро изложила Джеймсу свою историю. А потом несколько часов рассказывала ему о собственных запутанных и беспорядочных чувствах: о своей душевной боли; о неистовом отчаянии, которое испытала, решив, что теперь она отторгнута от Джейн и Александра; о своей любви к Алексе и боязни рассказать ей правду; о горьких чувствах к матери, отказавшейся от нее.

— Ах, Кэтрин, мне так жаль, что эта история принесла тебе столько печали!

— Сейчас мне уже лучше, Джеймс, гораздо лучше. Сначала я чувствовала себя такой потерянной, ужасно одинокой и испуганной. Помнишь, когда мы плавали в ту ночь, ты сказал мне, что я должна позвонить родителям и сказать, как я по ним скучаю?

— Я помню, что ты в любом случае собиралась им позвонить.

— Да, конечно, но мне очень помогло твое мнение о том, что маме и папе хотелось бы знать о моей привязанности к ним.

— Так оно и есть.

— Да, наверное. Я действительно никогда не говорила родителям, что скучаю по ним, но уверена, что они об этом знают. С тех пор мы говорили всего несколько раз, и с каждым звонком я чувствовала, что мы снова становимся ближе. Я не видела Джейн и Александра с мая.

— Но через два дня ты их увидишь. И?..

— И я немного боюсь. — Кэтрин помолчала, наконец лицо ее озарила улыбка надежды. — И все-таки не могу дождаться.

— Они любят тебя, — сказал Джеймс убежденно, — так же как и Алекса.

— Ах, я надеюсь на это! Но, Джеймс, я еще не готова сказать ей правду. Когда-нибудь я обязательно признаюсь, но мне надо подождать, пока чувства мои окончательно успокоятся.

Джеймс молча кивнул, полагая, что подождать действительно надо, но не столько из-за Кэтрин, сколько из-за Алексы. Он знал, что любовь старшей сестры к младшей нисколько не изменится, но сейчас Алекса была очень несчастна. Она только что потеряла Роберта, и, хотя правда о Кэтрин вовсе не станет для нее очередной утратой, Джеймс понимал, что Алекса в своем теперешнем состоянии может воспринять новость именно так.

— Я счастлив, что ты решила довериться мне.

— Несмотря на то что тебе казалось, будто ты знаешь, кто я, а теперь вот…

— Я знаю, кто ты, Кэтрин. И всегда знал. Ты — девушка, которую я люблю всем своим сердцем.

— О-о, Джеймс…

Его губы нашли ее губы, как это было уже бесчисленное множество раз за этот снежный зимний день, но сейчас поцелуй Кэтрин был особенным: более нежным, более страстным и глубоким… поцелуй, не омраченный темными тайнами… поцелуй-обещание вечной любви.

— Завтра, дорогая, я верну серьги, — прошептал наконец Джеймс, отстраняясь, потому что их поцелуй неожиданно перерос в нечто большее и явно недостаточное для обоих.

— Ах нет, Джеймс. Я знаю, что не буду носить ожерелье, но с твоими серьгами я никогда не расстанусь.

— Вообще-то они не на каждый день, ты не находишь? — с ласковой иронией заметил Джеймс.

— Увы, — согласилась Кэтрин.

— Думаю, ты могла бы надевать их на концерты.

— Да. Твои серьги для концертов… и для поцелуев… и для занятий любовью, — тихо произнесла Кэтрин. — Давай займемся любовью, Джеймс.