Сияющий вакуум (сборник) - Александр Бородыня

— Руки за голову! Не шевелиться!

Уже скованный наручниками, сидя в машине, Филипп увидел, как один из людей в черных костюмах дает деньги мальчишке в клетчатой рубашке.

«Меня продал собственный отец? — с удивлением подумал он. — Интересно, сколько ему заплатили? Неужели вообще это возможно?! — Почему-то Филипп не испытывал ничего, кроме чувства стыда. — Неужели это возможно?»

ПОДЗЕМНАЯ ТЮРЬМА КГБ

Без всякого сомнения, черная «Волга» принадлежала КГБ. Легендарная эта организация окончила свое существование еще до рождения Филиппа, но оставила в истории такой след, что даже и в пятом тысячелетии иногда упоминалась.

«Если тебя взяли парни в черных костюмах, то должны отвезти либо на Лубянку, либо в Лефортово». Припоминая план Москвы, Филипп был удивлен, что машина, было свернувшая к центру, вдруг изменила направление и на огромной скорости понеслась по Минскому шоссе куда-то в сторону кольцевой.

— Я думал, на Лубянку поедем, — сказал Филипп. — Куда вы меня везете, ребята?

Но никто ему не ответил. Мимо мелькнуло такое знакомое здание мотеля на Минском шоссе. «Волга» проскочила кольцевую и через несколько минут свернула на военную бетонку.

— Глаза бы ему надо завязать, — сказал с сомнением один из мордоворотов, сидящих в машине.

— Им интересуется сам Дурасов, — отозвался другой. — Пусть смотрит, от полковника Дурасова еще никто не возвращался,

«Полковник Дурасов! — повторил про себя Филипп. — Они везут меня к Дурасову. Если он еще полковник, то это значит, я видел его уже позже, там на Луне. Вернувшись откуда-то из прошлого, он сказал, что убил меня. За это убийство его и разжаловали. Меня везут в тайную тюрьму КГБ».

Ощутив неприятный приступ озноба, Филипп инстинктивно потер металлический кружок на своем лбу.

С виду зеленый забор и аккуратные домики за ним напоминали обычный ведомственный поселок. Ворота распахнулись. Машина на небольшой скорости прошла между коттеджами и въехала на площадь перед маленьким зданием сельской почты. Филипп заметил, как точно «Волга» встала на еле различимый серый квадрат в середине площади.

Водитель что-то пробурчал в микрофон, и квадрат плавно опустился. Это был лифт. За стеклами машины поползли слабо освещенные ярусы подземной тюрьмы. Путь вниз занимал, наверное, столько же времени, сколько понадобилось на путешествие на два века в прошлое.

Камера, куда его поместили, не имела даже двери. Люк на потолке. Мягкий пол. Белая лампа на стене. В высоту камера была полтора метра, не разогнешься. Кровать отсутствовала, но был небольшой столик, унитаз с жестяной новенькой крышкой, книжная полка без книг, ниша, в которой стояла пустая грязная миска, вероятно, через нее подавали узникам пищу, и старинный пластмассовый телефонный аппарат.

Диска на аппарате не было. Филипп снял трубку. В трубке длинный гудок. Ударил кулаком в серую стену, она оказалась такой же мягкой, как и пол. Он лег на спину и закрыл глаза.

Нужно было подумать. Он положил трубку, а в ушах все еще продолжал звучать телефонный гудок. Филипп расслабился, и за звоном образовались голоса. Множество голосов.

ЛИБ в его голове начал работать. Несколько часов он примерялся и понял, что хоть и слышит с некоторым усилием чужие мысли, но никак не может в них вмешаться. Он мог узнать все, что пожелает, и не мог ничего изменить.

Он лежал на спине, сложив на груди руки. Он находился глубоко под землей, в камере секретной тюрьмы КГБ СССР, и постепенно за несколько часов из обрывков чужих мыслей и разговоров уяснил свое положение.

Оказалось, что спецподразделение «Темп», возникшее вскоре после бегства Филиппа из середины двадцать первого века, контролировало многие силовые ведомства от середины девятнадцатого до середины сорокового века. Особенную власть и права секретная группировка получила во второй половине двадцатого.

«Темп» прекрасно вписался в структуры немецкого гестапо и в американскую службу ЦРУ. Но особое влияние полковник Михаил Дурасов, возглавляющий подразделение, приобрел, конечно, здесь, в России.

В основном «Темп» специализировался на политическом сыске во времени и практически не вмешивался в местную политику. Иногда он содействовал в выигрыше какого-нибудь сражения, иногда в обмен на услуги давал необходимую информацию.

Полковник Михаил Дурасов был здесь личностью совершенно загадочной и вездесущей. Его не смели ослушаться, любой его приказ выполнялся моментально, точно и беспрекословно.

Без особого труда прочитав мысли нескольких офицеров из своего родного времени, теперь дислоцирующихся здесь, Филипп Костелюк понял, каким образом его так легко захватили.

Конечно же его предал Иван Куравский. Оказалось, что Дурасов был хорошо осведомлен о готовящемся побеге. Он вызвал к себе Куравского и предложил ему сделку. Молодой ученый доставляет Филиппа в двадцатый век, где власть Дурасова никем не ограничена и где он сможет наконец расправиться с беглецом, а взамен предатель получает возможность бежать в далекое прошлое и спрятаться там.

Измаил Кински ни за что бы не согласился на потерю автора формулы, и действовать можно было лишь в обход интересов Всемирного Банка.

«Можно было сразу догадаться, — думал, лежа на полу, Филипп. — Меня предупреждали. Он был слишком, слишком молод, этот Иван Куравский. Слишком молодой! Он солгал мне, он никогда до сих пор не наведывался в прошлое. Только теперь он там. Наслаждается жизнью!»

Филипп хорошо представил себе, как молодые люди сошли с коляски, как слуги вынесли и расставили этюдник. Как Наташа неподвижно замерла среди поля, а Куравский, поглядывая на нее жадными блестящими глазами, тоненькой кисточкой рисует портрет на холсте. Рисует, чтобы потом крепостной художник перенес образ прекрасной пастушки на фарфоровую тарелку.

— Негодяй! Негодяй! — Филипп не удержался и ударил кулаком по мягкому полу. — Мерзавец! Но, конечно, я сам виноват, нельзя же быть столь наивным.

Желая выяснить, какая судьба постигла его женщин, Филипп Костелюк мысленно вышел из тюрьмы и стал планомерно обследовать больницы города. Через некоторое время он нашел искомое. Но, увы, обе женщины уже сидели в точно такой же черной «Волге», как та, что привезла его сюда. КГБ уже добрался до них.

Кабинет, куда его привели под конвоем, отличался от кабинета на Луне отсутствием окна. Здесь точно так же плавали клочья черного дыма, здесь стоял точно такой же письменный стол, а на стене вместо белого прямоугольника был портрет. Незнакомое немолодое лицо с густыми бровями.

Рука полковника взяла табак из железной коробочки и, немного помяв его, высыпала на середину желтой бумажки.

— Присаживайтесь, — сказал он, не отрываясь от своего занятия. — Это наша последняя с вами встреча, Филипп Аристархович, и незачем изображать из себя мученика.

— Мне не кажется, что эта встреча последняя!

— Да, согласен. Мы здорово запутались во времени. Мы можем еще столкнуться.

— Можно задать вопрос?

— Почему же нет? Спрашивайте о чем хотите, Филипп Аристархович. Хотя я не вижу в этом особой необходимости. Ведь сейчас вы легко можете прочитать мои мысли.

Он резко поднял голову и взглянул на Филиппа.

— Почему вы так ненавидите меня? — спросил Филипп, и не думая садиться на стул. — Почему не убили меня раньше? Ведь я столько раз был в вашей власти? Зачем вам нужна была вся эта дикая комедия с предательствами и побегами, ведь погибли тысячи невинных людей.

— Это уже два вопроса, — сказал, закуривая только что свернутую сигаретку, хозяин кабинета. — Но я с удовольствием отвечу на оба. Видите ли, Филипп Аристархович, я слишком долго гонялся за вами и по идее давно должен был к вам привязаться и полюбить. Но, увы, — он шумно выдохнул дым, — не случилось. Не полюбил. Я хочу уничтожить вас, потому что вы самый мерзкий, самый противный, самый беспринципный и жестокий из известных мне людей. Вы помогли тассилийцам справиться с земным десантом, а это можно понимать только как измену Родине. Вам на лоб приклеили металлопластырь, помогающий даже законченным шизофреникам вернуться в разум, но вы продолжали ненавидеть своих соотечественников. Вы не пожалели своих жен. — Дурасов не повышал голоса, но похоже, это давалось ему с трудом. — Мы повесили ваш портрет на доске: «Разыскивается опасный преступник, убийца женщин», но и это вас не остановило. И самое большое ваше преступление…

Он закашлял, и Филипп вставил одно слово:

— Какое же?

— Вы все время обращаетесь к Ахану, — вместе с кашлем крикнул полковник. — А ведь вы сами его придумали, этого Ахана. И если бы только для себя.