Том 1. Дживс и Вустер - Пэлем Вудхауз

Я об этом так подробно рассказываю потому, что, за исключением тройного заднего сальто, реакция тети Далии на это сообщение была точь-в-точь как у вышеупомянутой псины на японский зонтик. Позже тетушка призналась, что испытала такое же ощущение, как некогда во время охоты, когда она скакала верхом по вспаханному полю после сильных дождей, и из-под копыт лошади едущего впереди охотника вылетели три фунта мокрой глины и попали ей прямо в физиономию.

Она сделала судорожное глотательное движение, точно бульдог, который пытается проглотить бифштекс, размеры которого во много раз превышают ширину его грудной клетки.

— Вы хотите сказать, что их двое?

— Совершенно верно.

— И Уилберт не тот из них, про которого я думала?

— Вы абсолютно верно представили себе ситуацию. Теперь вы согласитесь со мной, дорогая Далия, — сказал Апджон с тем видимым удовольствием, с которым объявлял, представив предварительно неопровержимые доказательства моей вины: «Это твоей рукой, Вустер, был пущен крикетный мяч», — теперь вы согласитесь, что ваше беспокойство, которое, разумеется, делает вам честь, было совершенно напрасным. О лучшем муже для Филлис нельзя и мечтать. У Уилберта есть все: прекрасная внешность, ум, характер… и отличное будущее, — добавил он, размазывая слова языком по небу, точно марочный портвейн. — Состояние его отца, насколько я знаю, превышает двадцать миллионов долларов, а Уилберт — его старший сын. Да, я весьма доволен, весьма…

В этот миг зазвонил телефон, и, крикнув «Aral», он бросился обратно в комнату, точно кролик в родную нору.

Глава XVIII

После того как Апджон исчез со сцены, престарелая родственница минуту-другую была не в силах произнести ни слова. Но вот она снова обрела дар речи.

— Это же просто верх глупости! — возопила она, если только «возопить» достаточно выразительное слово. — На свете миллион разных имен, но эти идиоты Артроузы называют одного сына Уилбертом, а другого Уилфредом, и при этом оба откликаются на Уилли. Только голову людям морочат. Надо все-таки соображать!

Я снова сказал ей, чтобы она не распалялась, а лучше подумала о своем давлении, но она и на этот раз не пожелала меня слушать, пообещала оторвать мне башку и сварить на медленном огне.

— Как тут не распалиться, ведь этот самодовольный индюк Обри Апджон отчитал меня, словно прыщавого школяра, который шаркал ногами в церкви.

— Удивительно, — сказал я, пораженный неожиданным совпадением. — Он однажды устроил мне разнос как раз за это. И у меня тогда были прыщи.

— Надутый осел!

— Недаром говорят, что нет ничего нового под солнцем.

— Какого дьявола он вообще здесь делает? Я его не приглашала.

— Вот и выставьте его. Я вам это давно предлагал. «Возьмите его и бросьте в тьму внешнюю, там будет плач и скрежет зубов[97]».

— И брошу, если он снова вздумает мне дерзить.

— Я гляжу, с вами сегодня шутки плохи.

— Уж это точно. Господи! Опять он!

И в самом деле — на лужайку снова выкатился О. Апджон. Только он уже не светился самодовольством, столь разозлившим мою родственницу. Лик его был ужасен — казалось, то, что ему сообщили по телефону, пробудило в нем доселе спавшего демона.

— Далия! — возопил он (пусть будет еще раз «возопил»). Демон, давно уже активно бодрствующий в тете Далии, тоже сделал стойку. Она метнула на Апджона суровый взгляд, точно на проштрафившегося пса из своры гончих охотничьего клуба «Куорна» или «Пайтчли».

— Что еще?

Теперь уже Апджон — как недавно тетя Далия — потерял дар речи. В этот летний день все только и делали, что теряли и снова обретали этот важнейший из даров.

— Я разговаривал по телефону с моим адвокатом, — после неловкой паузы произнес он. — До этого я просил его навести справки и узнать имя автора той клеветнической заметки в «Рецензиях по четвергам». Он только что сообщил мне, что это дело рук моего бывшего ученика Реджинальда Сельдинга.

Он помолчал, давая нам возможность осознать сказанное им, и когда мы осознали, сердце у нас упало. Вернее, это у меня упало. Тетя Далия и бровью не повела. Она только почесала подбородок садовой лопаткой и сказала:

— В самом деле?

Апджон растерянно заморгал — видно, ждал от нее большего понимания и сочувствия.

— Это все, что вы можете сказать по этому поводу?

— Все.

— Ах, так. Видите ли, я возбудил судебный иск против газеты и требую возмещения нанесенного мне ущерба. В этой связи я не желаю оставаться под одной крышей с Реджинальдом Сельдингом. Если он не покинет этот дом, его покину я.

Воцарилась тишина — того рода, что наступает в центре циклона перед тем, как он вдарит и пойдет крушить все, что попадется под горячую руку. Казалось, тишина пульсирует. Да, пожалуй, это слово вполне подходит. «Наэлектризованная» тоже годится. Впрочем, если вы назовете наступившую тишину «зловещей» — я возражать не стану. От подобной тишины мороз пробегает по коже и волосы на ногах встают дыбом, пока вы стоите и ждете, что вот сейчас шарахнет. Я видел, что тетя Далия начала раздуваться, как пузырь жевательной резинки, и человек, не столь благоразумный, как Бертрам Вустер, мог бы посоветовать ей подумать о своем давлении.

— Вы что-то сказали? — спросила она. Он повторил основные тезисы.

— Вот как? — сказала она, и тут пузырь с треском лопнул. Должен заметить, Апджон сам напросился. Моя тетушка — добрейшая душа, таких мало на свете, но если ее разозлить, она напускает на себя высокомерный вид великосветской дамы, и перед ее гневом пасуют отважнейшие из отважных. При этом ей не требуется, как другим, лорнет, чтобы указать человеку его истинное место, она прекрасно повергнет вас в прах и невооруженным глазом. — Вот как? — сказала она. — Стало быть, я теперь должна согласовывать с вами список моих гостей? У вас хватает смелости, точнее…

Я почувствовал, что она нуждается в помощи.

— Наглости, — подсказал я.

— …наглости указывать, кого мне принимать в моем доме? У вас хватает…

— …нахальства…

— …хватает бесстыдства, — поправила она, и я мысленно вынужден был признать, что так сильнее, — указывать мне, кто имеет право проживать в «Бринкли-Корте», а кто нет? Что ж, если вы не в состоянии дышать одним воздухом с моими друзьями, скатертью дорога. Полагаю, что в «Безрогом быке» в Маркет-Снодсбери вам будет удобнее.

— Об этой гостинице неплохо отзываются в «Справочнике автомобилиста», — вставил я.

— Хорошо, я уеду, — сказал Апджон. — Немедленно же переберусь в гостиницу. Надеюсь, вы будете так добры и велите дворецкому упаковать мои вещи.

Он решительно зашагал прочь, а она вошла в кабинет дяди Тома, все еще возмущенно фыркая, и я последовал за ней. Она позвонила, и на пороге появился Дживс.

— Дживс? — удивилась тетушка. — Я звонила, чтобы позвать…

— У сэра Родерика сегодня выходной, мадам.

— В таком случае, Дживс, может быть, вы соберете вещи мистера Апджона? Он нас покидает.

— Хорошо, мадам.

— А ты, Берти, отвезешь его в Маркет-Снодсбери.

— Ладно, — сказал я, и хотя мне это поручение было не слишком-то по душе, мне еще меньше хотелось перечить взрывоопасной родственнице в ее нынешнем состоянии духа.

Девиз Бустеров — безопасность прежде всего.

Глава XIX

От «Бринкли-Корта» до Маркет-Снодсбери рукой подать, поэтому, высадив Апджона у дверей «Безрогого быка», я покатил обратно к дому. Не скажу, чтобы мы расстались друзьями, но в общении с Апджоном есть одно преимущество — распрощавшись, уже не переживаешь, как он и что с ним, и если бы у меня не болела душа за Селедку, положение которого рисовалось мне все более и более безнадежным, я был бы вполне доволен жизнью.

Мне плохо верилось, что Селедке удастся без потерь выйти из сложной ситуации, в которую он угодил, точно кур в ощип. Во время нашей короткой поездки мы с Апджоном не обмолвились ни словом, но краем глаза я успел заметить, что вид у него самый суровый и решительный и что запас человеколюбия в его душе израсходован на несколько лет вперед. Я не видел никакой возможности заставить его изменить решение.

Я поставил машину в гараж и прошел в кабинет тети Далии убедиться, что она остыла после жаркой баталии и не представляет опасности в пожарном отношении — меня все еще беспокоило ее давление. Я не мог допустить, чтобы любимая тетушка сгорела, как стог сена в сухую погоду.

В кабинете ее не оказалось — как я узнал позже, она удалилась в свою комнату, чтобы натереть виски одеколоном и проделать дыхательную гимнастику йогов, зато я обнаружил там Бобби, и не одну, а в обществе Дживса. Я видел, как Дживс передал ей какой-то большой конверт, на что она сказала: «Я вам так благодарна, Дживс, вы спасли человека от гибели», — на что он ответил: «Не стоит благодарности, мисс». Я, честно говоря, не понял, в чем дело, да и некогда было разбираться.