Единственный выживший - Дин Кунц

– Он говорил в нос, и его голос был хриплым, булькающим, – подсказала Барбара. – Должно быть, Блейн сломал eму хрящ.

Даже читая написанные Барбарой слова, Джо, как наяву, слышал голос Виктора Санторелли, чувствовал его страх и его отчаянное желание жить.

САНТОРЕЛЛИ: Господи Иисусе! Нет, Господи, нет!!!

БЛЕЙН (смеется): Уа-а-а-а! Вот и мы! Вот и мы, доктор Рамлок и доктор Блом! У-у-у-у!!!

САНТОРЕЛЛИ: На себя! Штурвал на себя!!!

БЛЕЙН (смеется): Уа-а-а-а! (Смеется.) Мы записываем?

САНТОРЕЛЛИ: На себя, штурвал на себя и вверх! Вытягивай!!!

(С. часто, с присвистом дышит. Время от времени он кряхтит, как будто сражается с чем-то или с кем-то, возможно с Блейном, но скорее всего он пытается справиться с управлением. Дыхания Блейна на пленке не зафиксировано.)

САНТОРЕЛЛИ: Черт! Черт побери!..

БЛЕЙН: Мы записываем?

– Почему он все время спрашивает, записывается ли их разговор? – озадаченно спросил Джо.

Барбара покачала головой:

– Не знаю.

– Сколько времени он работает пилотом?

– Больше двадцати лет.

– Следовательно, он знает, что все, что происходит в кабине, постоянно записывается "черным ящиком"?

– Должен знать… Да, знает. Но не кажется ли тебе, что он немного не в своем уме?

Джо быстро прочитал последние слова летчиков.

САНТОРЕЛЛИ: Ручку на себя, черт!..

БЛЕЙН: Ух ты! Оп-па!

САНТОРЕЛЛИ: Матерь Божья!..

БЛЕЙН: О, да-а…

САНТОРЕЛЛИ: Нет!

БЛЕЙН (в детском восторге.): Ух ты-ы!!!

САНТОРЕЛЛИ: Сьюзен…

БЛЕЙН: Гляди! Ща ка-ак…

(С. начинает громко кричать.)

БЛЕЙН: Здорово!..

(Крик С. слышен на протяжении трех с половиной секунд, до самого конца записи, которая была прервана падением самолета.)

(Конец.)

Ветер пронесся по траве на лугу. Небо набухло близким дождем. Природа, похоже, была намерена устроить влажную уборку.

Джо медленно сложил три листка бумаги и засунул их в карман куртки.

Некоторое время он просто не мог произнести ни слова.

Далекая вспышка молнии обожгла ему глаза. Грянул гром, и тучи, как по команде, пришли в движение.

Наконец, глядя на дно воронки, Джо сказал:

– Последним словом Санторелли было имя…

– Сьюзен.

– Кто она?

– Его жена.

– Я так и подумал…

В самом конце – никаких обращений к Богу, никаких надежд на божественное милосердие. Одна только покорность и принятие своей судьбы. И еще имя… Имя, произнесенное с любовью, с сожалением, со смертной тоской и… с надеждой. Последним, что промелькнуло перед мысленным взором гибнущего летчика, была не жестокая земля, не последующий вечный мрак, а дорогое, любимое лицо.

Джо снова почувствовал, что не может говорить.

– 11 -

Они отошли от глубокой воронки в земле, и Барбара Кристмэн повела Джо вверх по склону. Ярдах в двадцати от группы обожженных, мертвых осин на северном краю луга она остановилась и сказала:

– Где-то здесь они и стояли, если я правильно запомнила. Но что это должно значить?

Когда вскоре после катастрофы Барбара Кристмэн прибыла на этот перепаханный, изуродованный, опаленный огнем луг, то среди мелких и мельчайших обломков единственным признаком того, что здесь разбился именно авиалайнер, были кусок самолетной турбины и три пассажирских кресла, которые каким-то чудом почти не пострадали. Во всяком случае, их Барбара узнала с первого взгляда.

– Эти три кресла были соединены друг с другом? – спросил Джо.

– Да.

– И они стояли вертикально?

– Да. К чему ты ведешь?

– Могли бы вы определить, из какой части самолета были эти кресла?

– Джо…

– Из какой части самолета, Барбара? – терпеливо повторил Джо.

– Вряд ли из первого класса и не из бизнес-класса верхней палубы, потому что там установлены сдвоенные кресла. Центральный ряд в экономическом классе имеет четыре кресла в ширину, поэтому эти три кресла относятся либо к левому, либо к правому ряду экономического класса.

– Они были повреждены?

– Конечно.

– Очень сильно?

– Как ни странно – не очень.

– А следы огня?

– Не везде.

– А где именно? В каких местах?

– Погоди, Джо, дай-ка вспомнить… Честно говоря, сейчас мне кажется, что на них было всего несколько небольших подпалин и пятен сажи.

– Ну а обивка, Барбара? Не была ли она совершенно целой?

Широкое лицо Барбары помрачнело.

– Джо, – строго сказала она. – В этой катастрофе никто не уцелел.

– В каком состоянии была обивка? – настаивал Джо, и Барбара сдалась.

– Ну, мне помнится, она была слегка разорвана. Ничего серьезного

– На ней была кровь?

– Я не помню.

– Тел на сиденьях не было?

– Нет.

– А частей тел?

– Нет.

– Привязные ремни сохранились?

– Этого я не помню. Наверное – да.

– Но если ремни сохранились и если в момент удара они были пристегнуты…

– Это смешно, Джо!

– Мишель и девочки летели экономическим классом, – сказал он.

Барбара прикусила губу и отвернулась. Некоторое время она смотрела куда-то в сторону, потом промолвила тихо, почти ласково:

– Джо, твоих родных не было на этих сиденьях.

– Я знаю это, – уверил он ее. – Я знаю.

Но как же он хотел этого!..

Барбара снова посмотрела на него.

– Они умерли, – сказал Джо. – Насовсем. Я не питаю никаких надежд, Барбара.

– Значит, ты имеешь в виду эту Розу Такер?

– Если я сумею узнать, где было ее место в самолете, и если оно было либо с левой, либо с правой стороны в экономическом классе, то это будет доказательством!

– Доказательством чего?

– Того, что она говорила правду…

– Слабенькое доказательство… – с сомнением заметила Барбара, но Джо ее не слушал.

– Доказательством того, что она осталась в живых!

Барбара снова покачала головой.

– Вы не встречались с Розой, – с легким упреком сказал Джо. – И никогда не видели ее. Она – не какая-нибудь пустышка, обманщица. В ней чувствуется сила… внутренняя сила.

Налетевший ветер принес с собой резкий запах озона – тот самый запах, который предшествует моменту, когда расшитый молниями занавес туч поднимается и на сцену выходит дождь.

Голосом, в которым звучали одновременно и сочувствие, и ласка, и отчаяние, Барбара сказала:

– Они падали с высоты четырех миль, Джо, падали почти отвесно, носом вниз, и Роза Такер была внутри этого чертова самолета, который взорвался, словно тонна тротила…

– Я вполне это понимаю.

– Господь свидетель, Джо, я вовсе не хочу лишний раз причинять тебе боль, но… Ты понимаешь? И после всего, что я тебе рассказала, продолжаешь верить?.. Эта Роза Такер оказалась в эпицентре взрыва огромной разрушительной силы. Он превратил крепчайший гранит в пыль, в пар! Экипаж и другие пассажиры… их плоть в считанные доли секунды была буквально начисто сорвана с костей, словно их кипятили неделю. Людей буквально разорвало, разметало, раздробило на части; даже кости и те ломались, как зубочистки. Пока самолет еще продолжал вспахивать землю, мельчайшие капли керосина, рассеянные в воздухе, как утренний туман, взорвались. Огонь был везде, Джо. Это были гейзеры огня, реки огня, целые океаны бушующего пламени, от которого невозможно было укрыться, так что я очень сомневаюсь, что твоя Роза