Шипы и лепестки - Нора Робертс

Снимая в спальне пиджак и галстук, Джек думал об Эмме, о том, сколько в ней таится сюрпризов. Как странно, считаешь, что знаешь о человеке все, а обнаруживаешь совершенно незнакомые его стороны. И чем больше узнаешь, тем больше хочешь знать. Импульсивно он вынул розу из вазы и положил на подушку.

Когда Эмма вошла в спальню, он перестал дышать. Черные локоны падали на белый шелк, атласная кожа золотилась на фоне белых кружев.

— Ты что-то говорила о свидании мечты, — с трудом выдавил он.

— Я хотела внести свой вклад.

Она приближалась к нему в мерцающем свете свечей, и шелк струился по ее бедрам. А когда она подняла руки и обвила его шею так, как умела только она, ее аромат опьянил его сильнее шампанского.

— Я поблагодарила тебя за ужин?

— Да.

— Хорошо… — Эмма царапнула зубами его нижнюю губу, легко-легко, прелюдией поцелуя. — Еще раз спасибо. А за шампанское? Я поблагодарила тебя за шампанское?

— Насколько я помню.

— Просто на всякий случай. — Она вздохнула и прижалась губами к его губам. — И за свечи, за розу, за долгую прогулку, за вид из окна. — Ее тело скользило по его телу, увлекая в медленное, соблазнительное кружение.

— Всегда рад стараться.

Джек прижимал ее к себе все сильнее, не отрываясь от ее губ, и их сердца бились в унисон. И она пыталась прижаться к нему хотя бы на немного ближе. Она впитывала его запах, его вкус. Такой знакомый и такой новый. Ее пальцы погружались в его волосы, уже успевшие немного выгореть на солнце и поблескивающие золотом и бронзой.

Они скользнули на атласные белые простыни, в аромат единственной алой розы. Снова вздохи, снова плавные, как во сне, движения. И нежные прикосновения, за которыми тянется дорожка покалывающих следов на коже. Эмма гладила его лицо, открывалась ему — телом и душой — и погружалась вместе с ним в страсть, окутанную- романтикой.

Нежность и нетерпение. Все, что она хотела, о чем всегда мечтала. И она пьянела от любви. Его тело, такое теплое, наполняло ее спокойной радостью, хотя сердце билось как сумасшедшее, билось только для него.

Понимал ли он это? Чувствовал ли? Как он мог не почувствовать?

И пока он вел ее к вершине, его имя, просто его имя расцветало в ее сердце, отданном ему.

Она окутывала его разум серебряным туманом, она искрилась в его крови, как шампанское. Каждое томное движение, каждый шепот, каждый стон, каждое прикосновение сводили его с ума. И когда она раскрылась ему навстречу, когда поднялась, как волна, когда выдохнула его имя и улыбнулась, его словно громом поразило.

— Ты так красива, — прошептал он. — Невероятно красива.

— Я чувствую себя красивой, когда ты смотришь на меня.

Едва касаясь ее кончиками пальцев, глядя в ее глаза, сияющие от наслаждения, он опустил голову, поцеловал ее и почувствовал, как ее тело задрожало от вновь вспыхнувшего желания.

— Я хочу тебя. — Она судорожно вздохнула, изогнувшись под ним. — Ты все, что я хочу, Джек.

Он двигался вместе с ней медленно, смакуя каждое мгновенье, и, окутанный ею, потерялся в ней.

Удовлетворенный, разомлевший, он прижался щекой к ее груди, позволил себе помечтать.

— Никак нельзя завтра прогулять работу и остаться здесь?

— Ммм. — Она перебирала его волосы. — Не в этот раз. Но какая чудесная мысль.

— Нам придется вставать с рассветом.

— Я лучше обхожусь вообще без сна, чем несколькими жалкими часами.

Джек поднял голову и улыбнулся ей.

— Забавно. Я тоже об этом думал.

— Было бы непростительно не воспользоваться остатками шампанского и клубникой в шоколаде.

— Преступно. Лежи. Не двигайся. Я принесу.

Она потянулась, вздохнула.

— Я никуда не собираюсь.

18

Через пять минут после возвращения Эммы Макензи ворвалась в ее дом.

— Еле дождалась, когда Джек смотается. Я проявила безумную выдержку! — крикнула она еще с лестницы и, войдя в спальню, нахмурилась. — Ты разбираешь вещи. Раскладываешь все по местам. Терпеть не могу такую организованность. Почему среди нас только я одна неряха?

— Ты не неряха. Ты просто свободнее обращаешься со своим личным пространством.

— Эй, твоя формулировка мне нравится. Ладно, хватит обо мне. Расскажи мне все. Собственного любовника я оставила тосковать над миской с кукурузными хлопьями.

Прижав к груди ночную сорочку, Эмма весело закружилась.

— Сказка. Это была сказка. Каждая минута.

— Так-так-так.

— Изысканный французский ресторан, шампанское, апартаменты в «Уолдорфе».

— Боже, это точно твой стиль. Шикарно, элегантно. А еще тебе подошел бы непринужденный шик: свидание в стиле «кэжуал», например пикник на берегу моря лунной ночью — красное вино, свечи в маленьких раковинах.

Эмма закрыла опустевший саквояж.

— И почему я не кручу роман с тобой.

— Мы были бы изумительной парой, не сомневайся. — Обняв Эмму за плечи, Мак повернулась с ней к зеркалу. В зеркале отразились Эмма в классических джинсах и легкой блузке и она сама в хлопчатобумажных штанах и футболке, в которых спала. — М-да, сногсшибательная парочка. Ну, попридержим ее в резерве на случай, если остальное не сработает.

— Всегда приятно иметь запасной вариант. О боже, Мак, это была самая идеальная ночь моей жизни. — Эмма повернулась к подруге, сжала ее в объятиях и снова закружилась. — Мы не спали. Вообще. Я не устаю удивляться, как нам интересно разговаривать, узнавать друг о друге что-то новое. Мы проговорили весь ужин и долгую прогулку. И Джек заказал в номер шампанское, а когда мы пришли, там уже горели свечи и звучала тихая музыка.

— Ох.

— Мы пили шампанское, и разговаривали, и занимались любовью. Это было так романтично. — Эмма тихо замурлыкала, закрыла глаза, обхватила себя руками. — А потом мы опять разговаривали, и опять пили шампанское, и опять занимались любовью. Мы завтракали при свечах и…

— Опять занимались любовью.

— Да. Мы ползли домой в жутких пробках, и это не имело никакого значения. Ничего не имело значения. Ничего не могло иметь значения. Мак? Я самый счастливый человек на свете.

— Да, и, извини, это раздражает.

— Очень жаль. Неважно. Я счастлива, но я никогда не думала, что могу быть так счастлива. Я и не представляла, что так бывает. Мне все время хочется прыгать и кружиться, петь и танцевать. Как Джули Эндрюс в «Звуках музыки».

— Хорошо-хорошо. Я поняла. Но не надо, потому что это раздражает еще больше.

— Я знаю. Поэтому я делаю все это мысленно. Я всю жизнь мечтала безумно влюбиться, но даже близко не представляла, каково это. — Эмма плюхнулась на кровать и, ухмыляясь, уставилась на потолок. — Ты все время это чувствуешь? С Картером.