Не один - Отар Кушанашвили

Мне кажется, что ему было очень тяжело с нами, мы его недолюбили. После того, как на него обрушились за фильм «Хрусталев, машину!», я хорошо понимаю, почему время от времени он брал долговременный больничный. Потому что, в отличие от нынешних режиссеров, забежавших на съемочную площадку из других профессий, каждое его слово и каждый кадр, не нашедшие понимания, оборачивались для Германа уколами в голову и в сердце.

Тем не менее, даже после его ухода понятно, что он нас переживет. Даже не получив нашей любви в тех масштабах, которых он ее, эту любовь, заслужил, он сделал то, чем обязано заниматься искусство. Но мы из-за фильмов, подобных «Яйцам судьбы», забыли поднять маленького человека, поставить его на котурны и напомнить ему, что он человек. У Германа было право напоминать нам всем об этом. Светлая память.

Арноша и Слай. Эпический забег

На заборе в Ижевске было написано: «Арноша, для тебя легка любая ноша», и я, засмеявшись, протрезвел.

Я сразу подумал, что этот экзерсис посвящен Шварценеггеру, потому что поездка в Ижевск случилась в те времена, когда АШ был первым парнем в формате «смотри, как пацан умеет жарить». Он был моей ролевой моделью (тогда я этот вычурный оборот не знал), когда «научился я древней науке вранья».

Разучился спросить о погоде без мата, и, каюсь, Руставели и Вознесенским я интересовался меньше, чем тем, как лихо с лиходеями разбирались Арноша и Сильвестр, на пару положившие больше мерзких парней, чем рак напополам с бубонной чумой.

Тут ведь не дашь отчет обстоятельный в очерке сжатом, просто не сумеешь, на тот счет, что счастье бывает простым и удивительно глупым, когда картина мира ясна, когда на этой картине хорошие парни обеспечивают красивый кирдык плохим.

Если учесть все стартовые обстоятельства моей жизни – беспросветная нищета, болезнетворность, пигмейский рост, – шансы стать похожим на Арношу и Силю у меня были невелики. Зато я отдавал немного, несколько рублей, а получал с избытком уверенность, что хорошие парни не всегда начинают, но всегда выигрывают.

У меня растут четыре спецназовца, парни пытливые и увлекающиеся, они часто атакуют меня вопросами, в чем сила, Большой Брат? В умении складывать паззл из воли, дерзости, странностей, каковой в наше время считается доброта к девочкам; вот примерно так я им отвечаю, поперед всего уча их тому, что быть смешным не позорно, позорно быть трусом и глумиться над беззащитными.

В выходные я подобью своих бойцов совершить эпический забег по новым картинам Арноши и Слая, где не будет компьютерных виньеток, где они, надеюсь, станут полными и добровольными заложниками кривоватых улыбок старичков, которым самое место в полыхающем мире, в котором нет гармонии, потому что измельчали герои. И мои пацаны поймут, что имел в виду их папа, когда говорил, что счастье бывает глупым и как будто беспричинным.

Убили или сгорел? Памяти лицедея Панина

На дне рождения известной украинской певицы Андрей Панин появился негаданно, даже для самой певицы, и с огромной свитой, и я, стоя на сцене, не преминул его появление обыграть, как подобает всякому напыщенному конферансье, зал взревел, Панин расстроился и чуть позже все мне высказал, как подобает настоящему русскому не артисту даже, но мужику. После мы познакомились, оказалось, что он приехал на серьезные переговоры, завершившиеся ничем, с другой стороны их вели дураки с пылающими взорами, а это самые опасные дураки.

Вел он себя, в противность попсовой братии совершенно не по-звездному, я ему об этом сказал, он расхохотался. А уже были в активе «Бригада» и «Граница», мог бы, как выражаются шоу-бизнесмены, «давать Элтона Джона».

Андрей Панин «провалился в бездну» с посторонней помощью. Ну как закодировать в слова эту мою убежденность? Потому что даже бездна уважает таких. Таких, как в моей семье называют, Челентано, особенных, чудных – причем здесь возможны оба варианта ударения.

А во второй раз, в Риге, он на меня наорал за то, что я ругался матом со сцены, и поделом наорал, я пытался возразить, что мне именно за это платят, как сейчас платят тонкому Шнурову, обреченному играть в разбитное хамло до ста лет, и Панин посмотрел на меня с неподдельным состраданием. Я сказал, что моя работа сродни лицедействую, я врачую людей клоунадой, и вот тут он взвился по-настоящему, аналогия показалась ему не просто дерзкой – непочтительной.

Нет нужды, что сейчас пишут, что он выпивал. Эй, вы утомили этой своей теорией, он не был пьянью, может, тот ублюдок, который это сделал, именно на эту версию и рассчитывал.

Убили? Сгорел?

Почему мне так больно? Почему именно сегодня, сейчас, как уже было со мной после гибели Влада Галкина, я чувствую все так остро, даже встающее над грязным городом солнце?

…Встать, когда хоронят Артиста.

Целительные разочарования

Из-за переутомления архиважные вещи пребывают в небрежении. Я не сетую, это не ламентации, я констатирую, а не лазаря пою.

Не успевал сказать, что в последнем фильме про Бонда ДЖУДИ ДЕНЧ, всю карьеру построившая на одном выражении лица, раздражает до крайности, изображая «тафгая». Что привычно брутальный ТОМ ХАРДИ начинает утомлять своей привычной брутальностью, это начинаешь понимать, когда смотришь британский мини-сериал «ПРИКУП». Эпизодами он хорош, я имею в виду сериал.

Но эпизодически хороши даже «КАSАВIАN», муторные манчестерские музыкантишки, так что никакое это не специальное достижение, тем паче – выдающееся. А так даже в Прощенное воскресение хочется их кастрировать. А ведь группу эту, сам читал, кое-кто аттестует как институцию национального масштаба.

Если уж мы о масштабах, то самый масштабный британский режиссер КЕН ЛОУЧ снял самую светлую трагикомедию последнего времени – «ДОЛЮ АНГЕЛОВ». Что значит: НЕ СМОТРЕЛИ?! Лоуч считает капитализм мусорной свалкой исполинских размеров, он горой за деклассированных элементов, но церковь верь тожа тоже должна быть горой, а посмотришь сериал «БОРДЖИА» – ей – богу, подумаешь: какое счастье, что я не набожный. Лживой, кошмарной, безнадежной, ужасающе хаотичной предстает в сериале жизнь верховных католиков и их рати. Не высокое собрание Преподобных, а мусорная свалка исполинских размеров.

На свете есть много непостижимого, как повзрослевшая и утратившая в силу этого ли, чего-то иного харизму, не дававшую мне спать, ТАНИТА ТИКАРАМ. (С другой стороны, надо признать, что я и сам к КЛУНИ не приблизился).

Но я, пардон за высокопарность, обожаю жизнь и за разочарования; они, если к ним верно относиться, целительны.

Величие гигантов – в простоте, которая сродни великодушию

Золотухин – неистовый, когда громкий, когда тихий, лукавый, сложносочиненный и простодушный, алтайский Бумбараш, актерище, писатель, живчик, все четыре совокупные часа двух наших встреч называл меня дурачком, рассказывал про Высоцкого, Миронова, Ницше, сыновей, один из которых ушел в темень по доброй воле (не будем об этом), красивых женщин и подарил мне две книги, одну подписал: «Живи на то, что скажешь ты, а не на то, что о тебе сказали».

Я вел программу «Большие люди», и когда в Останкино приезжали такие люди, как Золотухин, я ощущал себя во всех смыслах маленьким, таким, каким он описал неприятеля из золотого детства: «…тупее жабы и намного уродливее ее». Но величие Гигантов – в простоте, которая не того рода, что хуже воровства, а которая сродни великодушию. Да и сам он признавался, что ненавидит «чванливых скотин».

Я его спрашивал, каково ему в новые времена, и он ответил, что во все времена ему одинаково легко и непросто. Золотухин сжатые в упрямстве зубы прикрывал ухмылкой скомороха, не признавал депрессии, так он мне сказал, но что мы знаем о других людях, тем паче Больших. Он и в этом году сияющим пришел на съемки к Владимиру Молчанову, я снимался до него, и сказал, что «заживаться на этом свете не стоит» и склонил голову, добавив, что не представляет, чтобы до его лет дожил бы, например, Миронов. И я вспомнил! Он рассказывал, что, когда после смерти Высоцкого в Храме на Таганке пошли разговоры о спектакле его памяти, на худсовете Он сказал: «Надо уходить, когда ты кажешься особенно вкусным». Сидевший рядом известный советский писатель Борис Можаев возмутился, что, мол, ты такое городишь. Золотухин ответил, это не я, это Ницше.

В ту минуту у меня екнуло сердце, Молчанов помрачнел и объявил рекламную паузу. Во время паузы колоссы говорили про любовь, что она движет всем, про своих женщин, про постлюбимовский Театр, я хотел войти, но постеснялся, теперь жалею.

Я ведь не забыл, как он мне сказал: «Почитай книжки, дурачок, поймешь, может, хоть что-то». Я прочитал, Валерий Сергеевич, там про то, что прожить надо с достоинством, я верно Вас понял?

Спасибо.

Любви всегда мало. Моментальные рецензии

Я не всегда интеллектуальный ковбой; это почтенный статус, но он утомляет, даже меня.